Э. Филлипс-Оппенгейм - Рекорд приключений

– Этот голос мне знаком, – спокойно сказал Майкл, опуская свое оружие. – Вы хорошо сделали, что вмешались, мадам. Когда-нибудь ваш муж, вероятно, убьет меня, или я его – но только, если за его спиной не будет своры полицейских, состоится наш поединок.

Кто-то заплакал. И снова чей-то голос нарушил тишину.

– Можно мне сказать несколько слов? – произнесла Беатриче Киндерсли.

Майкл тотчас же направил фонарь в ее сторону. Свет фонаря озарил ее лицо. Выражение его поразило меня.

Ее глаза широко раскрылись, щеки горели румянцем. Она походила на зрительницу в театре, с жадным любопытством следящую за ходом захватывающей драмы. Майкл ответил ей, причем голос его совершенно изменился:

– Пожалуйста, говорите, только скорей!

– Я положила на стол свои кольца и браслеты. На шее у меня маленькая, покрытая бриллиантами миниатюра. Она не имеет особой ценности, но дорога мне как память. Можно мне оставить ее?

Фонарь на мгновение осветил ее миниатюру и лежавшие перед ней на столе драгоценности.

– Оставьте себе миниатюру и окажите мне, пожалуйста, честь снова надеть ваши остальные драгоценности. Мы здесь не для того, чтобы отбирать игрушки у детей.

Беатриче радостно рассмеялась.

– Несмотря на то, что мне совсем не нравится определение, которое вы дали моим драгоценностям, я все-таки принимаю ваше предложение, если уж вы так благородны.

– Я все же хотел бы знать, – воскликнул лорд Киндерсли, воодушевленный примером своей племянницы, – не шутка ли все это – если да, я нахожу, что она зашла слишком далеко.

– Если вы посмеете покинуть ваше место, вы тотчас же увидите, шутка это или нет!

– Неужели эти парни воображают, что их проделка пройдет им безнаказанно? – пробормотал лорд Гарроден, губернатор Девоншира.

– Ваше сиятельство ошибается, – сказал говоривший, очевидно, руководитель нападения, – я ставлю пятьсот против одного, что нам удастся ускользнуть. Уплата пари будет урегулирована в «Таймсе» в отделе частной корреспонденции через месяц.

– Ей Богу, это смело! – засмеялся Анстрэтер, главный лесничий, – хотел бы я хоть на мгновение увидеть лицо этого человека!

– Минута, когда вы попытаетесь это сделать, будет последней в вашей жизни.

– Что случится, если я зажгу спичку? – спросил молодой человек, сидевший рядом с лордом Киндерсли.

– Я выстрелю! Итак, господа, наша миссия, кажется, закончена. Каждый, кто двинется с места, прежде чем мы покинем комнату, будет убит. Как только мы уйдем, мы запрем за собой дверь, и вы можете продолжать игру по вашему усмотрению. Если вам это доставит удовольствие, мистер Анстрэтер может взять на себя руководство погоней за нами, хотя мы оставим немного следов.

Никто не отвечал ни слова. Маленькие кружки света карманных фонарей все так же были направлены на наши лица, в то время как грабители медленно удалялись к выходу. Мы слышали, как они открыли и снова закрыли двери. В ту же минуту все вскочили. Женщины кричали и плакали. Дама, отдавшая свои смарагды, вела себя спокойней остальных.

– Я бы ни за что на свете не отказалась участвовать в этом великолепном спектакле, – сказала она.

– Я готов тотчас же начать погоню. Добыча стоит этого, – предложил Анстрэтер.

– Я рассчитаю всех своих слуг, – гневно крикнул лорд Киндерсли, – проклятие! Ни одного еще нет здесь!

Все переговаривались. Мы звонили, но звонок не действовал. Мы колотили в дверь, но она не поддавалась. Кто-то нашел коробку спичек, и при их дрожащем свете наши лица выглядели, как рисунки Гольбейна. Я стал на кресло и взобрался на окно. Но окна были так узки, что даже самый тонкий из нас не мог бы сквозь них пробраться. Наконец лорд Киндерсли воскликнул:

– Черт побери все это! Выпьем, по крайней мере, вина. Я не стыжусь признаться, что дрожу от страха. У меня было такое ощущение, словно за мной стоит палач. Я раз почувствовал дуло револьвера на своем затылке. Ух, это было ужасно!

– Грэй, – обратился ко мне Анстрэтер. – Вы рассказывали сегодня об известном преступнике Майкле…

– Это он и был, – прервал я.

Мы оказались в странном положении. Сидели в темноте, озаряемой светом вспыхнувшей спички, и разговаривали, ожидая, что слуги в конце концов выпустят нас.

– Грэю повезло, – заметил Гарродж. – Он мог быть убит, как заяц.

– Совершенно верно, – согласился я, – но я должен отдать справедливость Майклу, – он никогда не стреляет в присевших зайцев. Он сказал правду. Наш поединок состоится лишь в ту минуту, когда мы будем стоять вооруженные лицом к лицу. Что же касается меня, – сказал я, взглянув на Дженет, – я решил не вызывать его на эту борьбу. Охота на людей отличный спорт, но она надоедает.

Наконец нашелся ключ, подходивший к двери, и мы оказались на свободе. Слуги вошли с лампами и свечами. Все были растеряны. Выяснилось, что прислуга была заперта в людской, а комнаты всех гостей были основательно обокрадены. Банда состояла, вероятно, из 15 или 20 человек. Приказания, отданные лордом Киндерсли, были совершенно бесполезны. Телефонные провода были перерезаны, и все автомобили в гараже испорчены. Конюшни открыты, и выпущенные лошади разбежались по парку. Мы находились в 30 километрах от ближайшего местечка и в 10 километрах от какой-либо деревни. Равнина, простиравшаяся за воротами парка, была одной из самых пустынных местностей в Англии. Чем подробнее мы обсуждали нападение, тем яснее становилось нам, что оно было мастерски организовано.

Пресса, понятно, не преминула заинтересоваться этим происшествием. Из Лондона явились репортеры и фотографы. То обстоятельство, что я присутствовал при нападении и жена моя была ограблена, придавало всей этой истории несколько комический характер, и знакомые журналисты посвятили мне иронические фельетоны. Ремингтон явился с двумя лучшими людьми из Скотленд-Ярда. Но на третий день после своего приезда он заявил мне, что все нападение было проведено с такой ловкостью, что невозможно было обнаружить ни одного следа. За возвращение украденных драгоценностей, которые оценивались в 200 000 фунтов, назначено было крупное вознаграждение. Все гавани тщательно охранялись. Но ни в Лондоне, ни в Амстердаме, ни в Париже не нашли у ювелиров ничего подозрительного. Казалось, небольшая разбойничья банда вместе с автомобилями была проглочена землей в двух километрах от Киндерсли-Корта. Их не видел ни один пастух, ни один из жителей окрестных деревень не слышал грохота проезжавшего автомобиля. Даже Ремингтон, оптимист по природе, возвратился в Лондон, печальный и разочарованный.

Дженет и я остались в Киндерсли-Корте, чтобы принять участие в последней охоте на оленей. Это был незабываемый для меня день. Мы поехали автомобилем в Эксборд, куда Киндерсли двумя днями раньше отослал всех своих годных для верховой езды лошадей. Дженет, Беатриче и я поехали верхом. Охота продолжалась недолго. Большую часть времени мы провели в ожидании. После полудня мы оказались на краю дороги, к югу от Хоксли-Дауна. В лощине под нами собаки были спущены. Они промчались вперед сквозь густой кустарник. Если бы они вспугнули оленя, он мог бы пробежать только к Дунли-Бэрроу, направо от нас. Внезапно Беатриче, оглянувшись назад, вскрикнула. Мужчина, верхом на вороной лошади, которого я мельком раза два видел среди приглашенных гостей, показался из-за груды щебня и направился прямо к нам. Должен признаться, что в первую минуту я не обратил на это внимания. В отлично сшитом костюме и прекрасной посадке, обличавшей опытного наездника, не было ничего, что отличало бы его от других соседей лорда Киндерсли, с которыми нам приходилось в этот день обмениваться поклонами. Только когда он подъехал к нам и я увидел предмет, сверкнувший в его правой руке, я понял, кто был передо мной.