Андрей Черетаев - Сибирский Робинзон

Я перетянул руку выше локтя и стал ждать. Очень скоро кровь начала сворачиваться, затягивая ранку. Я облегченно вздохнул: «Повезло, что эта сволочь не разорвала вену».

Огонь в очаге еле-еле тлел, да и холод стал одолевать меня. Я решил подбросить дровишек, но, чуть приподнявшись, был вынужден усесться обратно. У меня не было сил и голова резко закружилась. Сделав над собой усилие, я смог дотянуться до пакета с вином и несколько живительных глотков подняли мой тонус. Почувствовав небольшой прилив сил, я смог наконец подбросить в очаг дрова, но силы сразу оставили меня, я погрузился в дремоту.

Не обнаружив Серафима рядом, я сначала даже обрадовался непредвиденной разлуке, но скоро почувствовал себя одиноким, беззащитным, и скучающим. Мне стало не хватать ангела-хранителя, его нравоучительного бухтения, нелепых шуток и острых замечаний. К тому же дорога без него оказалась трудной и утомительной. Когда я проголодался, мне пришлось сделать недолгий привал. Смачно хрумкая яблоком, я с интересом разглядывал дивные окрестности. Дорога вела через необычайно красивый и огромный райский сад. Серафим утверждал, что он постарался в точности воссоздать библейский Эдем.

Что-то не так! Я огляделся и снова откусил от яблока. В полной тишине раздался смачный хруст, и я понял, в чем дело. Тишина! Тишина была полной, она тяжело давила на разум и оглушала. Ее, конечно, нельзя было услышать, только почувствовать, ибо необычайно мощное напряжение витало в воздухе. Тишина была мрачной или угрожающей, словно затишье перед бурей. Я поежился. Мне стало страшно. Я сильно испугался, тревожные нотки звенели в моей душе, а мысли, не могли предложить мало-мальски пригодного объяснения происходящему, только шестое чувство призывало, впрочем, как и всегда, к решительным действиям.

Помню яркую мыслишку, выжегшую свой отпечаток в моей памяти. Буквально она звучала так, точнее, призывала: «Драпай!».

Шестое, мое самое авторитетное чувство, подсказывало, что если что-то и случится, то не сейчас, не сию минуту. Так что у меня было время сориентироваться. И, как назло, я остался один, без своего верного Серафима.

— Вот дьявол, — выругался я и потрусил по дороге прочь.

— Я тебе сколько раз, бестолочь, говорил, чтобы имя это ты даже в мыслях не произносил, — неожиданно прямо над ухом рявкнул знакомый баритон.

— Где тебя чер… э… то бишь ангелы носили? — возмутился я.

— Ты, сынок, не забывай, что я на службе. И у меня есть начальство, которому я обязан давать отчет о проделанной работе.

— Что-то ты долго его давал, если учесть, что почти ничего не сделал, — сварливо заметил я. — Тебе так не кажется, а? Если бы по-настоящему работал, то я, то есть он, давно бы был уже дома… А ты палец о палец не ударил.

— Ах вот ты как заговорил, аспид, — с напускным удивлением промолвил Серафим, — и ради этого неблагодарного человека я старался, можно сказать, руки в кровь сточил, на лбу здоровенную шишку набил в поклонах! И чем ты мне ответил, а? — ангел не на шутку рассердился. — А вот это ты видел?

Серафим помахал перед моим носом свитком, скрепленным серебряной печатью, болтающейся на шелковой нитке.

— Что это? — спросил я.

— Что-что, — передразнил меня противный старикан, — гороскоп твой, вот что, а точнее, твой прогноз из информационного отдела Небесной канцелярии! И заметь, очень благоприятный для тебя. Я не знаю, чтобы ты делал без меня. Мне кажется, закончил бы плохо.

Ангел многозначительно замолчал. Он в очередной раз обошел меня на повороте сомнений. В этом он был дока. В этом он был весь. Чья школа? Иезуитская…

— Так ведь гороскопы Церковью запрещены! — ехидно заметил я.

— Чудак человек! Сей гороскоп не от колдуна проклятого, а из Небесной канцелярии. Ты видишь эту печать…

— Ну и что там? — перебил я Серафима.

— И был вечер, и было утро… Короче, тебе знать не дано. Но можешь быть уверен, твой ангел-хранитель не оставит тебя и всегда придет на помощь. Я — твоя надежда.

— Надежда?! Хм… ну, как скажешь.

— Дурачок, запомни, надежда — величайшая из жизненных сил, ей не уступает разве что любовь. В свое время один поэт написал замечательную фразу, кстати, я знавал ангела, подкинувшего ему ее, она звучит, кажется так: «С надеждой раб сильнее короля, а короли богам равны по силам». Каково?!

— Сила, — сказал я. — Надеюсь, ты меня не подведешь?

— Мне никак нельзя разочаровать Канцелярию, я и так у них не в почете.

— Понятное дело!

— Что значит «понятное дело», а? — с угрозой в голосе спросил Серафим.

Признаться, мне совершенно не понравилась такая резкая смена настроения.

«Может быть, мой ангел шизофреник?» — засвербела в голове тревожная мысль.

Я непроизвольно отодвинулся от Серафима, который прямо на глазах раздувался в нечто грозное. Видать, обиделся старикан.

Я поспешил успокоить его:

— Ты меня, Серафим Хуанович, совершенно, совершенно неправильно понял. Я имел-то в виду, что тебе действительно никак нельзя разочаровывать Канцелярию, и только-то. А ты о чем подумал?

Серафим сверкнул глазищами и, как воздушный шарик, стал сдуваться, отходить.

«Точно, псих, — пришел я к заключению и вслух добавил, хлопнув в ладоши:

— А не разыграть ли нам шахматную партийку?

Предложить Серафиму сыграть в шахматы, — это как выстрелить снотворным в бешеного тигра, сразу умиротворится.

Не мешкая, я принялся расставлять на доске фигуры. Чтобы подсластить ангелу пилюлю, себе я выбрал черные фигуры.

— В знак моего уважения, — сказал я.

Серафим ради приличия запротестовал, но только ради приличия, не больше. Говорил, черные фигуры напоминают ему мавров, врагов Христа и наихристианейшего из королей. Расистом был мой инквизитор. Видать, коптил он их до полной черноты, особенно розовые мавританские пятки. Или обувал в «испанские сапоги»?

— И это было, — вдруг сказал инквизитор, не отрывая глаз от фигур. Голос его был суров и наполнен железом. Раскаленным!

По моей коже пробежали мурашки, но я не подал виду, что слова его подействовали. В подтверждение чего я мощно, под волчий вой, атаковал строй белых.

«Волчий вой! — удивился я. — Волчий вой? Откуда здесь быть волкам?» — с сомнением спросил я сам себя.

Я заметил, что и Серафим тревожно прислушался к зловещему хору голосов. Белый ферзь повис в воздухе, так и не успев слопать моего коня.

— Серафим, эти вопли как будто вырываются из глоток, судя по всему, очень злых и голодных лесных собак. Мне кажется, волки в раю — нонсенс. Я еще понимаю — змеи, скользкие гады, те куда угодно проникнут, но волки — это слишком!