Эдгар Берроуз - Тарзан неукротимый

– А теперь все вместе! – крикнул Тарзан. Лев, поняв намерение Тармангани, бросился следом, свирепо рыча.

При виде огромного зверя, несущегося прямо на них, стражники разомкнули цепь. Одни бросились направо, другие налево. Крики и приказы впавшего в бешенство офицера не могли побороть врожденного инстинкта самосохранения. С хищным ревом Нума повернул направо и набросился на группу охранников, нанося удары своей смертоносной лапой.

Тарзан бросился к офицеру, этот маньяк владел своей кривой саблей как большой мастер фехтования, для человека-обезьяны же этот вид оружия был почти незнаком. Олдуик не решился выстрелить, боясь промахнуться и попасть в Тарзана. К своему ужасу он вдруг увидел, как с помощью профессионального приема офицер выбил саблю из рук Тарзана, оставив его безоружным. С торжествующим воплем офицер занес саблю над головой человека-обезьяны, чтобы нанести последний удар. Внезапно, к удивлению Тарзана и Гарольда Олдуика, офицер, вытянувшись, замер; сабля выпала из его рук, безумные глаза закатились, и на губах показалась пена. Задыхаясь, как от удушья, он зашатался и упал к ногам человека-обезьяны, корчась в страшных судорогах.

Тарзан поднял саблю и вопросительно взглянул на Олдуика.

– Парень – эпилептик, – пояснил лейтенант, – переволновался – и вот результат. Думаю, этому заболеванию подвержены многие из них, но нет худа без добра: нормальный человек давно бы вас прикончил.

После утраты командира охранники казались растерянными. Они сгрудились слева от ворот, крича во весь голос и с надеждой глядя в ту сторону, откуда доносился шум приближающейся погони. Шестеро охранников все еще стояли, загораживая ворота. В тусклом свете факелов блестело их оружие, а лица, искаженные гримасой ярости и страха, тем не менее выражали решимость.

Нума помчался за двумя стражниками, улепетывающими вдоль крепостной стены. Человек-обезьяна обратился к лейтенанту Олдуику.

– Вам придется пустить в ход пистолет, нужно пробиться к воротам!

Олдуик выстрелил, а Тарзан бросился с саблей в руках вперед, совершенно позабыв, что этим видом оружия он владеет недостаточно хорошо. После первых двух выстрелов двое охранников упали замертво, но потом Олдуик промахнулся, тогда оставшиеся четверо разделились: двое бросились на Тарзана, а двое на лейтенанта.

Тарзан вступил в схватку, Олдуик свалил одного метким выстрелом и нажал на курок, целясь во второго. Раздался щелчок, но выстрела не последовало: кончились патроны. Противник бросился на него уже безбоязненно со своей острой как бритва саблей, блестевшей в свете факелов.

Тарзан поднял свое оружие всего лишь раз, чтобы отразить удар нападавшего, направленный ему в голову. Затем схватил противника за шею и за ногу и поднял над головой. Второй стражник кружил вокруг них, выжидая удобного момента для нанесения удара. И когда он замахнулся, чтобы полоснуть саблей Тармангани по шее сзади, Тарзан подставил под удар тело его товарища. Раздался страшный предсмертный крик, и человек-обезьяна швырнул мертвое тело в лицо своего последнего противника.

Олдуик судорожно нажимал на курок, потеряв всякую надежду на спасение, но вдруг мимо него промчалось чудовище, олицетворяющее свирепость, и одним ударом когтистой лапы снесло нападавшему половину черепа.

За те несколько минут, в течение которых разворачивались описываемые события, Отобу вместе с Бертой Кирчер пробился к воротам и отодвинул засов. Путь был свободен. Преодолев последнее сопротивление стражников группа вырвалась из сумасшедшего города Ксюджа и скрылась в спасительной темноте. В то же мгновение у последнего поворота, ведущего из города к воротам, появилось с полдюжины львов. Нума из западни развернулся и ринулся на них. При виде нападавшего страшилища, львы развернулись и бросились врассыпную, в то время, как группа Тарзана продвигалась через прилегающие к городской стене сады в сторону темного леса.

– Будут ли они преследовать нас? – спросил Тарзан у Отобу.

– Только не ночью, – ответил чернокожий. – Я был рабом здесь пять лет, и ни разу не слышал, чтобы они покидали город ночью. Если они задерживались в лесу, то обычно дожидались рассвета. Нет, бвана, ночью погони не будет, но завтра они сумеют догнать тех из нас, кто останется в живых после темного леса, населенного львами-людоедами.

Когда они миновали сады, Олдуик перезарядил пистолет. Девушка тихо шла слева от Тарзана между ним и летчиком. Неожиданно человек-обезьяна остановился и, обернувшись к городу, издал могучий крик льва, призывающего своих собратьев. Олдуик вздрогнул, Отобу от страха рухнул на колени, девушка тоже затрепетала, сердце ее забилось, и она в непроизвольном движении придвинулась к человеку-обезьяне, пока не коснулась плечом его руки. Затем она тихо отстранилась, радуясь, что при тусклом свете звезд никто не заметил ее движения и краску стыда, залившую ее щеки. Она боялась, что после этого эпизода Тарзан будет еще больше презирать ее.

Из распахнутых городских ворот послышался ответный крик льва. Небольшая группа остановилась и подождала, пока из темноты не возникла величественная фигура черного льва. Когда Нума присоединился к ним, Тарзан ухватился за его гриву рукой, и они продолжили путь к лесу. Позади в городе раздавался страшный шум.

Входя в мрачную, таинственную темноту леса, девушка вновь непроизвольно придвинулась к человеку-обезьяне, и на этот раз Тарзан почувствовал ее прикосновение. Сам не испытывая страха, он однако понимал, что переживает девушка. Поддавшись внезапному импульсу, он взял ее руку в свою, и так они пошли дальше по темной тропе. Дважды к ним приближались лесные львы, но грозное рычание Нумы отгоняло их. Несколько раз они были вынуждены делать привалы, так как лейтенант Олдуик сильно ослаб, а к утру Тарзану пришлось тащить его на себе.

Они входили в злополучное ущелье.

Наступил день, когда они вошли в ущелье. Все, за исключением Тарзана, падали с ног от усталости, но, тем не менее, понимали, что нужно идти во что бы то ни стало, до тех пор, пока они не найдут удобного места, чтобы подняться по отвесным склонам ущелья наверх. Тарзан и Отобу были уверены, что жители города не будут преследовать их за пределами ущелья.

Время уже шло к полудню, а они, хоть и осматривали дюйм за дюймом суровые скалы, так и не обнаружили ни малейшей возможности для подъема. Встречались места, где человек-обезьяна смог бы в одиночку преодолеть крутой склон, но для других это было невозможно. Не попадались и тропинки, по которым Тарзан мог бы по одному доставить членов своей команды наверх.