Анатоль Имерманис - Товарищ маузер

К своей досаде, Шампион не понимал ни слова. Почему слова студента вызывают у всех такой бурный отклик, что многие даже выскочили с пивными кружками в руках из ресторана? Возгласы негодования заполняют каждую паузу в речи студента!

– Боже мой, да о чем же он говорит?! Господин Русениек, ну переведите же! – умолял Шампион.

Русениек не торопился с ответом. Он слушал, прищурившись, стараясь не пропустить ни одного слова.

– Отвечайте наконец! – рассвирепел Шампион.

Русениек пожал плечами:

– Все о том же, что случается каждый день. Казаки обстреляли забастовщиков на фабрике «Унион».

– Недурно бы посмотреть, как эти страсти выглядят в натуре! – заметил Шампион и вдруг сжал локоть Русениека. – Что это?…

В дальнем конце парка раздался отчаянный крик:

– Казаки!

И стократное эхо тотчас подхватило:

– Казаки! Казаки едут!

Этого было достаточно, чтобы среди бюргеров поднялась паника. Путаясь в своих длинных платьях, их жены и дочки бросились врассыпную, побросав книжки и веера. Одна дама, истерически визжа, залезла под скамейку. Шляпа с яркими перьями съехала ей на глаза, и дама с воплем лупила зонтиком по ногам пробегавших мимо.

– Пошли, Шампион, пока не поздно – сказал Русениек.

Однако Шампион уже почувствовал себя в своей стихии. Упустить такую возможность? Ни за что! Он не раз бывал в переплетах и пострашнее. Свист пуль для его ушей был самым привычным звуком. А своим профессиональным долгом Шампион считал все и всегда видеть собственными глазами… Короткий миг – и суматошный поток бегущих людей разделил их. Шампион оказался затертым толпой. Его несло к выходу, как щепку, подхваченную водоворотом.

Воздух наполнился диким свистом. Свистели всадники, направляя взмыленных коней прямо по газону. Свистели нагайки, настигая то спину бегущего, то замахнувшуюся руку, то искаженное страхом лицо. Что-то обожгло Шампиону лоб – осколки пенсне полетели в траву. Это была самая большая беда, какая только могла с ним случиться. Он почти ослеп. Быть в центре событий и не видеть их! Шампион извергал страшные проклятия. Он даже не замечал крови, которая струилась по его щеке.

Казалось, в этой бешеной атаке конники опрокинут, растопчут, уничтожат все на своем пути. Однако это было всего лишь первое и притом ошибочное впечатление. Оправившись от внезапного нападения, рабочие стали сопротивляться. И не только они. Многих заразила пылкость и мужество студента. Юноша, чью речь на полуслове оборвал казачий налет, все еще стоял на сцене. Но вот он опомнился. Прыгнул со своего возвышения на скакавшего мимо казака, стащил его с седла, вырвал у него из руки револьвер и скрылся в толпе.

За это время демонстранты успели соорудить из садовых скамеек некое подобие баррикады. Напрасно казаки пришпоривали лошадей, пытаясь взять препятствие, – дальше разбега дело не шло, град щебня каждый раз отбрасывал их назад. В ход пошли и увесистые пивные кружки. Их метали прямо с террасы ресторана, оглушая не одного дюжего казака. Настала пора доказать палачам, что рабочий люд не согнет спины под нагайками. Неравная борьба длилась уже несколько минут. И тут бутылка, пущенная чьей-то ловкой рукой, угодила в казачьего сотника. Опешив, он провел рукой по лицу, увидел на своих пальцах кровь и нечеловеческим от ярости голосом взревел:

– Огонь!

Грянули выстрелы. Закричали раненые. Люди бросились за деревья, чтобы укрыться от пуль.

У Шампиона сжалось сердце. Забравшись на чугунную ограду, он до боли в глазах силился разглядеть все происходившее вокруг. Вдруг он заметил, как внизу, у его ног, зашевелились кусты, кто-то бросился вперед, а потом в воздухе промелькнуло что-то круглое и упало в самую гущу всадников.

– Спасайся!…

Крик потонул в оглушительном взрыве, в истошном ржании раненых осколками лошадей. Уцелевшие казаки продолжали стрелять. Но, когда взрывы бомб стали следовать один за другим, когда к их глухому грохоту присоединился треск револьверов, казаки повернули лошадей и рассеялись по боковым улицам.

Поняв, что главное уже позади, Шампион покинул свой наблюдательный пункт и побежал к телеграфу – репортаж во что бы то ни стало должен успеть в завтрашний номер.

– Стой!

Путь ему преградил тот самый усатый городовой, в котором совсем еще недавно Шампион находил сходство с ангелом.

– Это еще что за шутки, сударь? Вы разве не видите, что я тороплюсь? Тороплюсь, как еще никогда в жизни!

– Молчать! – рявкнул городовой, не понявший ни слова по-французски, и недвусмысленным жестом пригрозил, в случае чего, стукнуть рукояткой револьвера по голове.

Подошел жандармский ротмистр.

– Что за шум? – спросил он, оглядев Шампиона с ног до головы.

– Да вот, ваше благородие, никак не пойму. Этот анархист на каком-то собачьем языке говорит, – доложил городовой.

Шампион, на всякий случай, перешел на немецкий:

– Я являюсь французским подданным, корреспондентом газеты «Тан»! – И, вынув документы, он стал совать их в руки офицера.

Ротмистр рассмеялся, будто услышал веселую шутку:

– Знаем мы ваши фокусы, господа революционеры! Позавчера один выдал себя даже за боцмана со шведского парохода!

– Сударь, вы меня оскорбляете! – возмутился Шампион. – Вы знаете, что вам будет за нарушение прав корреспондента… Французского подданного!… Это скандал!…

Тщательно изучив документы, ротмистр ухмыльнулся и спрятал их в карман:

– Ничего не скажешь – великолепная фальшивка! Вы арестованы, господин корреспондент. Или как вас там…

Идя под конвоем полицейского в участок, Шампион вдруг пришел в отличное расположение духа. Его арестовали!… Чудесный подзаголовок: «Царская полиция арестовала нашего корреспондента».

Однако, когда городовой сгреб его за шиворот и втолкнул в извозчичью пролетку, улыбка сползла с лица Шампиона. Если так с ним обращаются на улице, то что же будет в полиции?…

Так Шампион пришел к заключению, что Рига не курорт, а городовые отнюдь не ангелы.

Русениек покинул концертную площадку почти одновременно с Шампионом. Он шел медленно, как человек, глубоко потрясенный только что виденным. Подойдя к воротам парка, он на виду у полицейских, задерживавших всех, кто вызывал хоть малейшее подозрение, остановился и стал рыться в карманах.

Один шпик шагнул было в его сторону, но, заметив, что он преспокойно направляется к табачному киоску, устремил свое внимание на кого-то другого.

Русениек долго выбирал марку папирос, так же долго и старательно пересчитывал сдачу, затем подошел к жандармскому ротмистру прикурить. Офицер что-то пробормотал, небрежно сунул в руку Русениеку коробок спичек и, даже не удостоив его взглядом, отошел и стал наблюдать за отправкой арестованных в участок. Русениек закурил, глубоко затянулся, отыскал ротмистра и небрежным «мерси» поблагодарил за спички. Затем вышел из ворот и пересек улицу.