Майкл Муркок - Английский убийца

— Не обращайте внимания. Это что-то на линии.

— Ну, я все-таки послушаю… — Уна Перссон подняла трубку. — Алло!

Не услышав ответа, она положила трубку.

— Какой-то треск и ничего больше.

— Что я и говорил. — Звеня шпорой, Принц Лобкович быстрыми шагами подошел к ней. — Мой бог, как бы я хотел…

Она приложила свою маленькую руку к его груди и поцеловала его.

В дверях стояла Ева Кнеч, одной рукой она придерживала кардиган на плечах.

— Боюсь, что сегодня воды уже не будет.

Уна Перссон сделала шаг назад и сказала с серьезным видом:

— Тогда мне пора ехать.

Лобкович закашлялся. Он посмотрел вниз и только тогда заметил, что шпора у него была только на одном сапоге. Он наклонился, чтобы отстегнуть ее.

— Может, побудете еще немного… — Он взглянул на Еву и добавил быстро — Ну, что ж, всего хорошего, дорогая.

— Пока, — сказала Уна Перссон и решительно вышла из комнаты.

Ева Кнеч пристально смотрела, как Лобкович выпрямился, держа шпору в руке.

— Моцарт! — сказала она. — Мне следовало бы…

— Не будь дурой, дорогая. — Лобкович положил шпору на перламутровый столик, инкрустированный мозаикой.

— «Дурой»! — Она вытащила 9-миллиметровый автомат из старинного буфета эпохи Иакова I, очередь прошила ему бедро. Он сжал зубы, как бы протестуя против шума, а не боли, на пиджаке и брюках расплылись темные пятна. Он схватился за бок.

Остаток обоймы она выпустила ему в лицо. Он упал.

Замертво.

Уна Перссон, услышав выстрелы, вернулась. Она прицелилась и выстрелила, пуля попала прямо в ревнивое сердце, и Ева упала ничком. Мертвая.

Убийца Евы Кнеч вытащила из кармана шинели берет и надела его, глядя на свое отражение в зеркале, висящее над камином. Она постояла минуту, глядя на гроб и трупы. Затем засунула револьвер в карман. Чуть приоткрыла рот, затем закрыла его. Сняла с проигрывателя Моцарта и, порывшись в кипе пластинок, нашла Бранденбургский концерт Баха. Поставила пластинку, заглянула в гроб и подошла к двери, постояла немного в нерешительности, а затем быстро вышла. Дальнейшее исполнение концерта было не лучшего качества, так как его заглушали истошные крики, раздававшиеся из гроба.

Внизу послышался шум отъезжающего по мощеной булыжником аварийной дороге грузовика.

Голос звучал все унылее и наконец замолк, наступила ночь. Время от времени отблески от взрывов на востоке освещали комнату. Позже темноту ненадолго нарушил лунный свет, а тишину потревожил звук «Цеппелина», возвращавшегося в ангар. В конце концов не осталось никаких звуков, кроме потрескивания в колонках.

Проснулась полосатая кошка, забытая Уной, и подошла к Лобковичу. Она полизала свернувшуюся кровь на его лице и с отвращением отошла. Затем тщательно вылизала себя, сидя рядом с трупом Евы, потом прыгнула в гроб и свернулась клубочком на груди Джерри, не обращая внимания на безумные, широко открытые глаза, которые продолжали с мучительным выражением пристально смотреть в потолок терракотового цвета. Глаза медленно наполнились слезами.

Руки с длинными тонкими пальцами медленно опустились, открывая чувственное еврейское лицо. Большие чувственные губы задвигались, он заговорил с мягким акцентом.

— Может, тебе следовало бы привезти его обратно, Уна? — Это был худой, высокий, интеллигентный на вид молодой человек. Он сел на походный стул, прислонившись спиной к стене сухой известняковой пещеры. Он был одет в обычную партизанскую форму, которая обвисала на его худом теле, как мокрый флаг.

В пещере стояло много ящиков, горела масляная лампа, от света которой падали темные тени. На одном из ящиков лежала наполовину съеденная головка Стилтонского сыра, почти полная бутылка минеральной воды и несколько военных карт Восточной Германии и Польши в кожаных переплетах.

Она расстегнула верхнюю пуговицу черного пальто.

— Это было бы воровством, Себастьян.

— Ты права. Но сейчас такое время, когда все вмешиваются в чужие дела.

— Но мы же договорились, что нам от них ничего не нужно.

— Правильно. — Он закусил верхнюю губу, его большие веки медленно опустились.

Она сказала с вызовом:

— М16 почти совсем новые. Для них есть много патронов. Он сдержал слово. Многие из новых немцев очень надежны в этом отношении. Но меня расстроила ее жестокость. — Она закурила еще одну сигарету, взяв спичку из коробка, который лежал в ящике, стоявшем недалеко от нее. — У меня все еще такое чувство, как будто я что-то забыла, — она полезла в карман и, вытащив револьвер, стала рассматривать его со всех сторон. — Мне больше ничего не оставалось.

— Ты права.

— Я уверена, что если бы помедлила хотя бы минуту, то возможно и не сделала бы этого. Но многие люди понапрасну тратят время на обдумывание, а когда они начинают действовать, бывает слишком поздно. Я не хотела никому причинять вреда.

Себастьян Очинек пошел к выходу и откинул маскировочную сетку. Моросил мелкий дождь, и этот звук был похож на звук, который бывает, когда ветер колышет занавески. Сквозь дождь Очинек пытался разглядеть небольшую македонскую деревеньку, расположенную внизу на гористой равнине. Появилось стадо коз. Они направлялись в сторону гор и, беспокойно блея, вскоре исчезли из виду. С гор текли потоки воды, вода слегка пахла бензином. Было довольно тепло.

— Себастьян.

Он хотел было выйти из пещеры, так как ненавидел любые проявления сентиментальности, напоминавшие церемонию возвращения домой, но, услышав ее голос, обернулся.

Она опустилась на колени у стула, на ней была рубашка золотистого цвета с широкими рукавами, длинный черный жилет и черные брюки. Ее пальто лежало неподалеку, аккуратно свернутое.

Вздохнув, он вернулся, сел на старое место, широко расставив тонкие ноги. Она расстегнула ширинку у него на брюках. Он крепко сжал зубы, несколько раз погладил ее по голове, прежде чем откинуться. Закрыл глаза. Она с серьезным выражением, как будто думая о чем-то другом, более приятном, взяла в рот его член и добросовестно начала выполнять противную, но необходимую работу.

Очинек не мог понять, почему она это делает, может, считает, что ему это нравится. Она делала это регулярно последние несколько месяцев, сначала он притворялся, что ему это нравится, а теперь не мог решиться сказать ей правду. Когда все было кончено, она посмотрела на него, улыбнулась, вытерла губы, быстро застегнула молнию у него на брюках. В ответ он натянуто и смущенно улыбнулся, закашлялся. Она предложила ему сигарету, но он отказался и молча указал рукой на бутылку, стоявшую на перевернутом ящике. Она не заметила его жест, так как в это время закуривала сигарету, а потом, затягиваясь, задумчиво уставилась на свою тень, колеблющуюся в свете лампы.