Григорий Гребнев - Пропавшее сокровище. Мир иной

— Я с вами, — сказал Петя.

— Я тоже с вами! — воскликнула Нина Росс. — А вы, Майгин?

Майгин улыбнулся и кивнул головой:

— Конечно же, Ниночка.

— Если вы сочтете, что я смогу быть вам полезен, — проговорил, волнуясь, доктор Васенькин, — то я тоже полечу с вами.

— А вы, Клавдий Владимирович? — обратился к Берсеньеву Арнаутов.

Берсеньев покачал головой.

— Я не возражаю против того, чтобы наша находка была использована таким образом, но… Как вы думаете, Константин Платонович, сколько времени займут у вас поиски этого самого… рычажка?

— Не знаю, — честно признался Арнаутов. — Может быть, год, может быть, месяц…

— Всю жизнь, — насмешливо сказал Венберг.

— Во всяком случае, это дело терпит. — Берсеньев тяжело поднялся с кресла. — Поживем — увидим… А пока, я думаю, следует опять заняться осмотром корабля. Он полон всевозможными тайнами, и мы узнали из них только ничтожную долю.

После «второго заседания научного общества» события развернулись с необыкновенной быстротой. И прежде всего открылась тайна исчезновения Суо и Уру. Произошло это так.

Арнаутов, тщательно исследовавший «трюмы» корабля-города, еще неделю назад обнаружил под «музыкальной пагодой» четыре длинных блестящих цилиндра. Видимо, углы «пагоды» опирались на них. Арнаутов сообщил об этом Майгину и Берсеньеву.

— Полагаю, — сказал он, — что это своеобразные поршни, которые поднимают весь корпус «пагоды». Но каким способом их приводят в действие, я понять не могу…

Звуки, непрерывно струившиеся из-под выгнутой крыши «пагоды», привели Нину в восторг. Она согласилась с Берсеньевым, что эта музыка отдаленно напоминает «Лунную сонату» Бетховена, только оркестрованную.

— Я бы назвала ее «Звездной сонатой», — сказала она, не обращаясь ни к кому и прислушиваясь к нежному звону неведомого инструмента, зазвучавшему соло.

— Между прочим… — медленно сказал Майгин и замолчал, словно в голову ему пришла какая-то странная мысль.

— Что? — спросила Нина.

— Послушайте, Ниночка, ведь у вас прекрасное грудное контральто.

— Так уж и прекрасное, — улыбнулась Нина.

— Да-да, — Майгин ожесточенно потер лоб, что-то соображая. — Вы знаете, ваш голос очень похож на голос этой снежной красавицы, Эа…

— А ведь и правда! — воскликнул Берсеньев.

— Мерси! — Нина сделала реверанс.

— Нет, кроме шуток…

— Я очень польщена, кроме шуток.

— Необыкновенно похож!

Майгин и Берсеньев уставились друг на друга, затем на Нину.

— Дело в том, Ниночка, — сказал Майгин необычайно серьезным тоном, — что голосу Эа, как мы убедились, просматривая сцены «иллюзионов», здесь повинуются некоторые механизмы… Понимаете?

Нина покачала головой:

— Не понимаю.

Майгин схватил ее под руку.

— Пойдемте ближе к «пагоде», — сказал он.

— А ведь это интереснейшая идея! — проговорил Берсеньев.

Майгин, невзирая на нерешительное сопротивление удивленной Нины, подвел ее вплотную к «пагоде». Берсеньев последовал за ними.

— Пойте! — приказал Майгин.

— Зачем?

— Пойте же, говорят вам!

И Нина запела. Она запела «Нелюдимо наше море», сначала вполголоса, а затем, когда внезапно поняла, что задумал Майгин, все громче и громче. И стены «пагоды» дрогнули! Нина закрыла глаза.

— Пойте, пойте, — напряженным шепотом повторял Майгин.

Стены уходили вверх. Вот они вышли из глубоких пазов в «палубе», вот показались под углами верхушки белых столбов… Раздался мелодичный звон, и вот уж «пагода» замерла в воздухе, опираясь, как на сваи, на полутораметровые белые гладкие колонны. Нина замолкла, с восхищением и ужасом глядя на то, что открылось ее взору: перед ней на узком ложе, устланном какой-то легкой пушистой тканью, лежал неподвижно юноша, почти мальчик. Руки его были сложены на груди, глаза закрыты, губы сжаты в скорбной и жалкой гримасе. Белая, как алебастр, кожа казалась матовой, рыжие волосы мертвой волной падали на изголовье.

— Это он… Суо! — одним дыханием произнес Майгин.

— Мертвый… — с болью в голосе сказала Нина.

Но Берсеньев уже оправился от изумления. Он приблизился к ложу и взялся пальцами за запястье бледной, худой руки.

— Жив, — коротко сказал он. — Доктора, быстро!

И никто не заметил металлического гиганта, возвышавшегося у изголовья мальчика. Когда Берсеньев повернулся к Майгину, Уру неожиданно шагнул вперед, и тяжкий удар железной клешни обрушился на плечо пожилого геолога. Берсеньев упал. Громадная нога уже поднялась над ним, но Нина в два прыжка очутилась перед чудовищем и пропела:

— Уру… им!

И Уру застыл на месте. Майгин вытащил оглушенного Берсеньева из-под крыши «пагоды» и оглянулся. К ним уже бежали Венберг и Петя, рысью семенил доктор Васенькин, большими шагами приближался Арнаутов.

— Что случилось? — еще издали закричал Петя.

Но все было понятно и без объяснений. Доктор Васенькин быстро оценил обстановку, попросил Нину отойти в сторону, но быть наготове на случай, если Уру опять «вздумает» помешать, и приказал Пете, Венбергу и Майгину осторожно взять тело Суо и перенести в один из коттеджей. Затем он хотел осмотреть Берсеньева, но тот был уже на ногах. Все двинулись к «голубому коттеджу» — впереди Петя, Венберг и Майгин с телом мальчика, за ними остальные. Шествие замыкал Уру.

— Ниночка, — опасливо косясь через плечо, сказал Берсеньев, приглядывайте за этим… чудищем. Вы одна только с ним можете справиться.

Нина кивнула и замедлила шаг. Теперь она шла рядом с металлическим гигантом. И она заметила, что в одной клешне был зажат крошечный металлический предмет, от которого тянулась тонкая, как шпагат, прозрачная эластичная трубка. Конец трубки волочился по блестящей «палубе», оставляя на ней тяжелые маслянистые капли…

К вечеру Суо очнулся от своего странного летаргического сна, длившегося бог знает сколько веков.

Доктор Васенькин, тщательно осмотревший его, сделал удивительные открытия. Оказалось, что в груди Суо бились два сердца (одно, видимо, отмирающее, другое — новое, созревшее). Кроме того, слабо прослушивалась пульсация еще одного сердца — рудиментарного, которое, по предположению доктора, в дальнейшем должно было развиться и заменить второе сердце… Кожа мальчика была необычайно пористой, способной испарять влагу в больших количествах. Питание организма во время сна осуществлял, вероятно, Уру, нагнетая в жилы спящего какую-то жидкость, состав которой установить не удалось.