Ростислав Самбук - Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман

Генерал вдруг остановился, помолчал несколько секунд, задумчиво потер лоб и заговорил теплее:

— Задание, как видите, важное, однако, — он развел руками, — и трудное. Искать чемодан сложнее, чем иголку не то что в стоге сена — в скирде. Поэтому и поручаем это вам, Иван Алексеевич. Надеюсь, не возражаете против такого помощника, как капитан Кирилюк? Прекрасно знает город, да и как не знать, — улыбнулся он, — если почти два года был там одним из активнейших подпольщиков и теперь не потерял старые связи… Вдвоем вам, конечно, не вытянуть это дело, подключите работников областного управления. Можно было бы вообще поручить им эту операцию, но кто знает, на территории какой области придется действовать. Думаю, что чемодан еще в городе, но он может быть и далеко от него…

Левицкий сдвинул брови, забарабанил пальцами по столу, откашлялся и сказал:

— Насколько я вас понял, наше задание — чемодан. Однако найти его можем или случайно, что равняется одному шансу из тысячи, или выйдя на след двух агентов, заброшенных из Западной Германии. Они будут охотиться за чемоданом, а мы — за ними. Пограничники в курсе дела?

Генерал кивнул:

— За последние дни в этом районе пограничники не выявили никаких нарушений государственной границы.

— Не исключено, что бандеровские агенты перейдут на нашу территорию черт знает где. Я уже не говорю о других вариантах: к нам засылали шпионов под видом демобилизованных солдат…

— Все может быть, — перебил полковника Роговцев. — Начальники областных управлений госбезопасности западных областей предупреждены, и они должны помогать вам. Пограничники тоже. Фактически это все, что мы могли сделать. На завтрашнее утро заказаны билеты на самолет. Вопросы есть?

Кирилюк заерзал на стуле.

— Что у вас? — понял его Роговцев.

— Моя жена, — нерешительно начал Петр, — из этого города, и там живет ее брат…

— Не возражаете, Иван Алексеевич? — посмотрел генерал на Левицкого. Тот кивнул. — Можете взять ее с собой. Держите связь с местными товарищами, не пренебрегайте любой информацией. А впрочем, не мне тебя учить, Иван Алексеевич.

Генерал проводил их до дверей кабинета, что–то прошептал на ухо Левицкому. Друзья улыбнулись и попрощались.

Отец Андрий Шиш устроился в тени на веранде и неторопливо щелкал косточками счетов, подбивал прибыль за последний месяц.

— Ох–хо–хо, грехи наши… — недовольно сопел он, записывая колонку цифр. Обижаться было трудно, и все же по привычке охал и стонал, проклиная всех обольшевиченных, начавших забывать церковь.

Честно говоря, отец Андрий несколько лицемерил, проклиная прихожан, — здесь, в глухом селе, со всех сторон окруженном лесами, он чувствовал себя не так уж и плохо. В лесах еще прятались остатки бандеровских банд, и, пугая крестьян карой не только божьей, а и человеческой, его милость настойчиво утверждал авторитет греко–католической церкви, в то же время заботясь и о таких проявлениях уважения к святому дому, как денежные и натуральные взносы. С деньгами, правда, было тяжеловато: до ближайшего базара в райцентре километров сорок лесными проселками — хорошенько подумаешь, прежде чем поедешь. Но приходского священника, как ни странно, дары натурой устраивали даже больше.

Почти никто не знал (его милость не без оснований хранил эту тайну), что в нескольких километрах отсюда, в дремучем заболоченном лесу, куда даже по ягоды не ходили, скрывался куренной УПА и брат отца Андрия — Роман Шиш.

Ромко не отступил с немцами — был уверен, что Советы долго не продержатся: придут то ли американцы, то ли англичане (разные ходили слухи) и установят давно ожидаемую власть, при которой он, Роман Шиш, сразу станет заметной фигурой. Шли дни, месяцы, миновал уже год после войны, от Шишова куреня остался пшик — одни погибли, другие явились с повинной, — а Советская власть крепла, крестьяне, раньше боявшиеся бандеровцев, начали создавать отряды самообороны, и Ромку́ в последнее время приходилось отсиживаться то на глухом лесном хуторе, то у знакомого лесника, а то и в сыром тайнике в чаще. Слава богу, что брат под боком…

Вот почему отец Андрий с охотой принимал от прихожан за крестины, Свадьбы и прочие церковные церемонии не деньги, а натуру: подсвинок — за свадьбу; куры, утки, мера зерна — за похороны… На все была твердая такса, от которой его милость никогда не отступал. С Ромка же — брат братом, а денежки врозь — брал вдвое против базарной цены: мол, надбавка за риск. Благо, у Романа были советские деньги — когда–то, еще во время войны, ограбил сберкассу.

Брат служил отцу Андрию и для устрашения паствы. Однажды председатель сельсовета попробовал нажать на приходского священника: обложил налогом и заставил подписаться на заем. Отец Андрий сказал несколько слов Ромку — председателя подстерегли ночью, зверски избили и замучили, а тело бросили в канаву. Церковный староста (свой человек, священник, хотя и со скрипом, все же делился с ним) дал понять: так будет с каждым… Боялись отца Андрия, ох и боялись — не столько адских мук, как мук здешних. В селе хотя и есть «ястребки», да пользы от них — тьфу, прости господи!.. Днем красуются — карабин за плечом, вояка хоть куда, а ночью? Посты у сельсовета, почты, чуть дальше — за сельпо… А те же — сукины сыны! — все входы и выходы знают: если не в селе, то подстерегут на проселке, в лесу. Нет, лучше не связываться…

Боялись и не знали, что бандеровцы сами дрожали перед жителями, что осталось их у Ромка десятка три с небольшим и стоило хорошенько прочесать леса, навалиться всем обществом, так и не пахло бы той нечистью.

Поймут это потом и будут клясть последними словами трусость да извечную крестьянскую мешковатость. А пока что выжидали, боялись не только тех, из лесу, но и с подозрением и опаской смотрели на уполномоченных, собиравших налоги и подписывавших на заем, говорили всякое о колхозах, с удивительной быстротой пересказывали все, что слышали, — хорошее и плохое. Выжидали, однако почтительно снимая шляпы и перед председателем сельсовета, и перед приходским священником.

Отец Андрий жил не в селе возле церкви, а на хуторе, где стояла небольшая часовня. Ему что́ — если надо, через десять минут будет: слава богу, лошади молодые и резвые, а бричка такая, что сам председатель райисполкома, увидев, расстроился. Хотел было конфисковать, да вспомнил, что церковь не зависит от государства, и только с обидой почесал в затылке. Бричка эта еще больше поднимала авторитет отца Андрия — председатель сельсовета ходил пешком. У этого, правда, большая брезентовая кобура с наганом и, говорят, граната в кармане, но это так, для мальчишек. В войну всего насмотрелись…