Леонид Словин - Искатель. 1974. Выпуск №1

Следователь и эксперт подошли ближе, прислушиваясь к разговору.

— Может, нам и уходить не надо? — спросил эксперт. — Еще ячейку осмотрим? — Ему явно не хотелось снова потом приезжать на вокзал.

— Сейчас узнаем. Молодой человек! — крикнул Блохин Порываеву, показавшемуся в конце отсека. — Подойдите на минутку! — Блохин нервно передернул плечами, ночь он провел, на линии, в поездах, и основательно промерз в своем колючем осеннем пальто и новой шляпе «дипломат»; полные, обросшие за ночь щеки старшего инспектора и особенно шея отливали с мороза лиловато-красным цветом.

Порываев подошел к ячейке. Под тревожный аккомпанемент зуммера дверца открылась: внутри оказался чемодан из свиной кожи, перетянутый толстыми ремнями.

— Это не наш, — сказал молодой, сильный акцент выдавал в нем уроженца Прибалтики. — Наш небольшой, новый. Мы его неделю назад купили в Каунасе.

— Когда вы клали вещи? — заученно спросил Блохин.

Потерпевшие перекинулись несколькими фразами.

— Отец говорит, что он клал чемодан утром тридцать первого декабря. Он говорит еще, что здесь было много людей, но он надеется, что все будет в порядке, поскольку он аккуратно выполнил все предписания.

— Спросите, кого он подозревает из тех, кто находился тогда недалеко от него? — разговаривая, Блохин снимал и снова надевал шляпу. — Никто не мог подсмотреть шифр?

— Он говорит, что не знает.

— Извините, — Денисов почувствовал неловкость, вмешавшись в разговор, — на какой шифр была закрыта ячейка?

— Год своего рождения…

— А именно?

— Одна тысяча восемьсот девяносто два.

Все оглянулись на сурового седого человека, который не подозревал, что речь идет о нем, и все время, пока находился в отсеке, оставался одинаково спокойным и невозмутимым.

Блохин нашел Порываева, успевшего скрыться в лабиринте отсеков.

— Измените шифр ячейки, только так, чтобы новый шифр никто не знал. Когда придут за чемоданом, пошлите ко мне или к Денисову.

Старик литовец что-то негромко сказал, показав на дежурного.

Порываев просунул руку в ячейку, демонстративно, на ощупь перекрыл шифр и закрыл дверцу.

— Что же находилось в чемодане? — спросил Блохин и глубже натянул шляпу, словно для того, чтобы смягчить удар.

— Он говорит, — начал сын с излюбленной формулы, — вещи и чемодан для него большой ценности не представляют. Только кожаная папка. В ней были деньги. Он говорит, что приехал покупать «Жигули».

— …И сразу заявили о второй краже! — кричал в трубку дежурный. Увидев Денисова, Сабодаш на секунду зажал своею огромной ладонью мембрану. — Ничего нового нет? Звонки, брат, одолевают. Сейчас с дежурным по управлению разговариваю… Алло! Слушаю, конечно, слушаю! Куда мне пропадать?!

Дежурка за то время, пока Денисов в ней не был, сильно изменилась, со стола исчезло все лишнее, пол подметен, журнал, который читал дежурный всю ночь, лежал на подоконнике, прикрытый суточной ведомостью нарядов. Дежурка походила на крохотное суденышко, замершее в ожидании надвигающегося шторма.

Пока здоровяк, ежесекундно замирая, разговаривал по телефону с начальством, Денисов сумбурно, как человек, проведший бессонную ночь, анализировал обстоятельства краж.

Обычно преступники забирали вещи сразу, после того как узнавали шифр, поэтому время последнего пользования ячейкой и время кражи практически совпадали. С сегодняшними кражами было по-другому: одну ячейку закрыли утром, другую поздно вечером. А может, преступник подсмотрел шифр литовца утром, а за вещами приехал вечером и одновременно узнал шифр ячейки с хрусталем?!

Подумав, Денисов отверг эту возможность: вор не мог быть уверенным, что старик литовец не возьмет до вечера свой чемодан, рисковать не имело смысла.

Резкий звонок оборвал его рассуждения, на коммутаторе оперативной связи вспыхнула красная точка.

— Телефон звонит, — сказал дежурный, помедлив.

Это была крайняя степень неуверенности, которую Денисов не мог понять.

— Говори же!

— Дежурный слушает! — В тяжелой руке штангиста трубка выглядела игрушкой. — Здравия желаю, товарищ полковник!

«Новое, пожалуй, и то, что в одном случае преступник не взял все вещи полностью, а только самые ценные — хрусталь, кинокамеру, деньги… И почему-то перенес остальные в свободную ячейку, перепрятал. Может, он еще вернется за остальными?!»

Совсем скоро за окном мелькнули черные крылья разворачивающейся «Волги». Вторая — серая, неприметная, с работниками уголовного розыска — приткнулась поодаль, между контейнерами почтовой перевозки.

В коридоре послышались стук дверей, шаги, громкие голоса.

Первым вошел полковник Холодилин, высокий, сухой, в надвинутой почти на глаза папахе. За ним — работники опергруппы, все, кто в этот час оказался под рукой. Холодилин не стал дожидаться рапорта, кивнул Денисову, который, держа руки по швам, стоял у дверей, и сразу прошел к столу дежурного.

— Ничего не изменилось?

— Все по-прежнему, товарищ полковник, как я докладывал…

На коммутаторе зажегся огонек — трубку снял Холодилин.

— Нет, вы не ошиблись, товарищ подполковник. Это дежурная комната. Холодилин у телефона. — Звонивший от неожиданности, должно быть, потерял дар речи, потому что Холодилин еще немного помолчал, давая ему время прийти в себя. — На вокзале совершены два преступления. Когда вы думаете прибыть? Через полчаса? А успеете? Договоримся — быть через час и лично возглавить.

Разговаривая, заместитель начальника управления цепким взглядом прошел по дежурке, обнаружил на подоконнике высунувшийся из-под ведомости журнал.

— Истории Амати и Страдивари, — положив трубку, он пробежал глазами оглавление. — Всю прочитали?

— Всю, — на дежурного было жалко смотреть.

— Гёте писал, чтобы научиться читать, он потратил восемьдесят лет и потом еще не мог утверждать, что достиг цели… Докладывайте, товарищ капитан.

— Разрешите! — на пороге показался старший инспектор Блохин, он привычно, не снимая очков, протер пальцами стекла. — Есть новые данные.

Холодилин не любил, когда кто-то вмешивался в его распоряжения, но на этот раз изменил своему правилу.

— Прошу, — как многие, прошедшие по служебной лестнице с самой нижней ступени, Холодилин любил обращаться к подчиненным по званиям и произносил их подчеркнуто уважительно, — докладывайте, товарищ майор!

— Чемодан со второй кражи нашелся. В нем все цело…

— Странно. Кроме денег?