А. Пушкарь - Искатель. 1965. Выпуск №5

На мостике остановились двое: профессор Лебедев из Института мозга и его племянник Ваня Болев, кибернетик, работавший в радиообсерватории над расшифровкой каких-то странных, принятых из космоса сигналов.

— Вид-то какой! — воскликнул Ваня Болев. — Только стихи и читать с такой высоты на весь город!

Был он светловолос и откидывал густую шевелюру назад, как делали когда-то поэты. Краем глаза он наблюдал за поднимавшейся на мостик маленькой женщиной.

— А я особенно ценю здесь воздух, — отозвался его грузный дядя. — Признаться, из-за него и предпочитаю мостики тоннелям. Ну их, подземелья!..

— Да, дышится легко, — согласился Болев. — А ты знаешь, дядя, однажды я заговорил об этом с приятелем, инженером. Он меня выслушал и стал серьезно объяснять, что легко так дышится теперь потому, что городской воздух больше не отравляется выхлопными газами машин.

Лебедев расхохотался.

— Вот тебе и цена поэзии!.. Выходит, дело все сводится к светильному газу, дающему при сгорании пары воды…

Тем временем маленькая женщина подошла к перилам мостика, взялась за них руками и заглянула вниз.

Лебедев встревожился, тронул за руку племянника, показал ему глазами на незнакомку. Вместе они подошли к ней.

— Простите, — сказал профессор, снимая шляпу с лысой головы. — Нам кажется, что у вас нехорошо на душе. В таких случаях хуже всего быть одной. Вы уж извините нас, что мы подошли непрошеные… У вас умер кто-нибудь близкий? — продолжал участливо спрашивать пожилой ученый.

— Хуже, — с горечью ответила женщина.

Она молча взглянула на него влажными глазами.

— Не можем ли мы чем-нибудь помочь?

Женщина отрицательно покачала головой:

— Уже не помочь… Никогда…

— Поверьте, это очень скверное и неверное слово «никогда».

— Простите, но я знаю вас, — вмешался Болев. — Вы приходили к нам в радиообсерваторню. Телесвидание с Луной. Помните? Я Ваня Болев, кибернетик.

— Вы позволите проводить вас? — спросил Лебедев.

Она взглянула на него. Улыбающееся лицо с тройным подбородком располагало к себе. Голос был мягким и задушевным.

— Я тоже узнал вас. Вы Вилена Ланская? Не правда ли? Мы все — ваши почитатели.

— А я работал вместе с Владленом, — вставил Болев.

Маленькая женщина вздрогнула и снова опустила голову.

— Проводить меня? — спросила она. — А вы знаете, где Институт жизни?

— Мы охотно проводим вас, — заверил профессор. — Это недалеко отсюда. Если хотите, мы возьмем любой турбобиль у тротуара.

— Нет, спасибо. Лучше пройтись.

— Я работаю в Институте мозга, — говорил профессор, беря Вилену под локоть. — Если бы я мог быть вам хоть чем-нибудь полезным! Я профессор Лебедев, Сергей Федорович…

— Быть полезным? — рассеянно переспросила Вилена. — Вы правы… надо быть полезным. Ради этого и пойти туда. — Она, очевидно, вслух отвечала на какие-то свои мысли.

Спутники поняли это и не стали расспрашивать. Они, как могли, отвлекали ее.

— Мы говорили до вас о том, как недавно люди научились растворять в воде светильный газ, чтобы получить для автомобилей жидкое топливо, не отравляющее воздух, — почему-то вспомнил Лебедев и тут же подумал: какую невероятно далекую для него самого чепуху он говорит!

Вилена сначала удивленно посмотрела на своего старательного собеседника. Потом догадалась о его намерениях и не то кивнула головой, не то опустила ее.

— Как жаль, что я ничего не понимаю в технике, — сказала она.

— Вы знаете, — опять вмешался Болев, решив помочь дяде, — еще во время первой мировой войны безвестный изобретатель объявил, что может превращать воду в горючее для автомобилей. Говорят, он продемонстрировал свой метод нефтяным магнатам и — бесследно исчез.

— Это считали легендой, — подхватил Лебедев, продолжая удивляться самому себе. — И вот… к концу двадцатого века получили-таки «горючую воду»…

Но напрасно заботливые спутники старались заинтересовать Вилену далекими для них самих проблемами. Всю дорогу она отвечала односложно и, только прощаясь у подъезда Института жизни, улыбнулась сквозь слезы.

— Какие вы… хорошие!

…Вилена вошла в просторный вестибюль с квадратными колоннами. Ее встретила молоденькая лаборантка в голубом халате.

— Я хочу видеть академика Руденко, — сказала Вилена.

— Владимир Лаврентьевич ждет вас? Просил прийти? — искренне удивилась лаборантка. — Он ведь так занят, ни с кем не встречается…

— Он мне очень… очень нужен… Необходим!

Пораженная тоном, которым Вилена произнесла эти слова, лаборантка молча подвела ее к небольшому экрану за колоннами и нажала кнопку прибора.

— Простите, Владимир Лаврентьевич, — сказала она, когда на экране в ореоле седых волос появилось темное лицо старого ученого. — Вас очень хотят видеть…

И она отступила. Вилена оказалась перед экраном.

— Если бы вы могли меня выслушать!.. — с мольбой прошептала она.

Старый ученый пытливо посмотрел с экрана на странную посетительницу.

— Ну что ж… Ежели так серьезно, то прошу покорно. Нина Владимировна, не откажите в любезности проводить ко мне нашу гостью.

Две женщины молча зашагали по коридору, вышли в сад.

На миг аромат каких-то поздних цветов ударил в лицо Вилене, словно напоминая о жизни, о красоте. Она почему-то зажмурилась.

Они вернулись в здание через другой вход.

Старый академик стоял в дверях застекленной веранды, гостеприимным жестом приглашая Вилену.

Войдя, Вилена оглянулась. Стены кабинета со стороны веранды были сплошным окном. Другие две стены оказались заняты книгами, а одна — коллекцией черепов, ископаемых и современных. Над полками висели портреты Дарвина, Сеченова, Павлова и других выдающихся ученых.

— Руденко, Владимир Лаврентьевич, — церемонно представился старый ученый, усаживая гостью в удобное низкое кресло и сам садясь напротив. Лицо его теперь не казалось таким темным, как на экране, было свежим и розовым.

— Ланская, Вилена Юльевна, — через силу улыбнулась посетительница.

— Кто же вас не знает! — сказал старик. — Сколько радости вы приносите людям!

— Теперь я принесла вам не радость, а свое горе. Будет ли интересно слушать?

— Ежели смогу хоть чем-нибудь помочь!..

— Сможете! Но я хочу, чтобы помощь была взаимной. Я хочу быть полезной вашей науке и попрошу об очень странном.

— Постараюсь ничему не удивиться.

— Я хочу предоставить себя для эксперимента, самого опасного, какой только можно провести в вашем институте… пусть даже смертельного…