Алистер Маклин - Когда пробьет восемь склянок

Что-то скользнуло по моей руке. Я посмотрел вниз и увидел, что это нейлоновый шнур, за который тянул водолаз, чтобы обвязать им очередной ящик.

Он стоял ко мне спиной, и ему было не очень удобно, но наконец ему все-таки удалось завязать шнур на два узла, и он вытащил нож. Интересно, что он им собирался делать?

Однако довольно быстро я сообразил, что нож предназначался для меня. Он, видимо, заметил мою тень или почувствовал натяжение шнура — внезапное и кратковременное. А может быть, он просто обладал шестым чувством, которое у него было развито лучше, чем у меня. Я не хочу утверждать, что он бросился вперед, ибо в тяжелом водолазном костюме и на такой глубине каждое движение дается с таким трудом, что его можно сравнить только с замедленной съемкой.

И тем не менее он оказался очень подвижен. Медленно реагировало не его тело, а моя голова. Он успел повернуться и стоял лицом ко мне всего в каких-нибудь трех-четырех футах от меня. А я находился все на том же месте. На данный момент моя реакция была такой же, как у мешка с цементом. Нож длиной в добрых шесть дюймов лежал в его правой руке и был направлен точнехонько на меня. Теперь я четко видел его лицо. Один лишь Господь Бог знает, для чего ему понадобился нож. Должно быть, он выхватил его чисто рефлекторно, ибо этому не нужно было никакого ножа, чтобы со мной расправиться. Он мог и без ножа справиться с двумя такими, как я.

Это был Квин.

Я, словно парализованный, наблюдал за его лицом, пытаясь установить, пригнет ли он голову, чтобы нажать подбородком на телефонную кнопку. Но голова не шевельнулась. Еще никогда в жизни Квин не звал на помощь, не сделает он этого и сейчас. Вместо этого его губы внезапно искривились в демонической улыбке. Маска почти полностью закрывала мое лицо, но Квин знал, кто перед ним. Это можно было понять по его лицу, которое выражало сейчас экстаз. Он медленно начал падать вперед, согнув колени, пока не оказался под углом приблизительно в сорок пять градусов, а затем он сделал бросок, заранее замахнувшись правой рукой.

Сковывавший меня страх внезапно прошел. Я оттолкнулся левой ногой от внешней стенки сейфа, и в этот момент на меня, словно шлейф, упал воздухопровод: это Квин выплыл из отверстия. Я схватился за шланг и изо всей силы рванул его, чтобы вывести Квина из равновесия. В тот же момент я почувствовал острую боль, пропоровшую меня от нижних ребер до правого плеча; руку рвануло. Я упал на дно и больше не видел Квина. Не потому, что потерял сознание, и не потому, что Квин уплыл, а потому, что он исчез за мутной пеленой мелких пузырей. Воздухопровод способен выдержать большие нагрузки, но он не может вынести удар, нанесенный изо всех сил самым сильным человеком, которого я знал в жизни. Квин пропорол ножом собственный воздухопровод.

Теперь ничто в мире не могло его спасти. Давление в сорок фунтов на квадратный дюйм, должно быть, его задушило; костюм наполнился водой и так его прижал ко дну, что он больше не в силах будет подняться. Не соображая, что делаю, я, продолжая держать нейлоновый шланг в руке, двинулся в сторону пузырей, извиваясь всем телом, чтобы избежать столкновения с судорожно двигающимися ногами и руками Квина, ибо и сейчас он был еще в состоянии сломать мне шею, как сухую ветку.

Где-то в подсознании у меня мелькнула надежда, что его компаньоны, увидя пузыри, решат, что он запутался в трюме и, пытаясь освободиться, повредил шланг. Я знал, что он умирает. Но мне его было не жаль: такого и человеком-то не назовешь. Это скорее было чудовище, которому доставляло удовольствие убивать, а я в первую очередь думал о людях, которые томились в подземельях замка Дюб-Скейр. Поэтому я просто бросил его подыхать — у него уже началась агония, — а сам поплыл наверх и спрятался под крышей трюма. Двое водолазов, стоявших раньше на палубе, уже снова направлялись вниз, к сейфу, придерживаясь за спасательные канаты. Как только их скафандры оказались подо мной, я вынырнул из люка и нашел трос, по которому заскользил вверх. Внизу я находился ровно десять минут. Когда показатель глубины на моем запястье показал две сажени, я сделал трехминутную остановку, чтобы привыкнуть к перемене давления. К этому времени Квин уже наверняка был мертв.

Я поступил так, как советовал Хатчинсон: вынырнув на поверхность, я предоставил течению нести меня — тем более что теперь спешить было некуда, — и вскоре без особого труда нашел «Файркрест». Хатчинсон стоял на палубе, поджидая меня. Он помог мне подняться на борт. Я был ему за это очень благодарен.

— Как я рад видеть вас, Калверт, — сказал он. — Вот уж никогда не думал, что настанет момент, когда Тим Хатчинсон будет умирать тысячью смертей, но сегодня именно такой день. Ну, как дела?

— Все в порядке. У нас есть еще время. Часов пять или шесть.

— В таком случае я поднимаю якорь. — Через три минуты яхта пришла в движение, а чуть позже мы уже двигались вместе с прибоем в северо-восточном направлении средним каналом Глотки Мертвеца. Я слышал, как Хатчинсон переключил управление на автоматическое, как потом появился в салоне. Горел свет, но шторы на всякий случай были задернуты; видимость по-прежнему была равна нулю, туман и не думал рассеиваться.

Он остановился, увидев, как я накладываю повязку на рану, тянущуюся от нижнего ребра до правого плеча. Мне было трудно разобрать выражение его лица, скрытого за густой растительностью. Но тот факт, что он стоял не шевелясь, был достаточно красноречив. Наконец он спросил:

— Что произошло, Калверт?

— Квин. Я наткнулся на него в сейфе «Нантсвилла».

Он подошел ко мне и молча помог наложить повязку. Когда все было сделано, он сказал:

— Квин мертв. — Это было утверждение.

— Да. Он сам перерезал себе воздухопровод. — И я рассказал, что произошло. Он ничего не ответил. Пока мы шли на Крейгмор, он не произнес и десятка слов. Я знал, что он мне не поверил. Я бы и сам себе не поверил.

Дядюшка Артур мне тоже не поверил. Но отреагировал он совершенно иначе. Адмирал прямо сиял от самодовольства. Он был абсолютно беспощаден на какой-то свой, «дядюшкин», лад; казалось, он приписывает самому себе эту экзекуцию.

— Не прошло и суток, — сказал он, сидя за чашкой чая, — как я приказал Калверту найти этого человека и уничтожить. Должен признаться, что не подумал бы о ноже и воздухопроводе. Поздравляю с удачей, мой мальчик! У вас действительно богатый арсенал средств для борьбы с врагами.

А вот Шарлотта Скурас мне поверила. Не знаю почему, но поверила. А потом сняла с меня повязку, промыла и продезинфицировала рану и снова забинтовала. Я вынес все это, не моргнув и глазом, правда, скрежеща зубами, потому что не хотел разрушать веру этой женщины в мощь и стойкость тайных агентов. Вместо того чтобы орать, я рассказывал ей о том, что произошло, и она не усомнилась в правдивости моего повествования. Потом я поблагодарил ее за перевязку и за доверие. Она только улыбнулась в ответ.