Виктор Болдырев - Гибель синего орла. Приключенческая повесть

Вскинув бинокль, различаю высокие тонкие ноги, сигарообразные туловища, длинные шеи и вытянутые головы с острыми клювами. Неужели люди, переодетые в маски, танцуют тотемический танец?

Нет, на берегу озера хороводом пляшут крупные белые птицы. Это их следы сохранились на дне высохшей протоки.

Скатившись с холма, осторожно пробираюсь сквозь болотистые заросли.

Тихо раздвигаю высокие стебли и вижу чудесных птиц совсем близко. Они окончили свой танец и разбредаются по болоту. Поражает величина птиц ростом они почти не уступают человеку. Края белых крыльев оторачивает черная кайма, хвост украшают перья серповидной формы. Тонкие ноги и передняя часть головы необычайного огненно-красного цвета, клюв розовый.

Великолепием своей окраски птицы напоминают фламинго. Часто останавливаясь и широко раздвигая карминовые ноги, они шарят в болоте длинными клювами. Вытащив корешок, птица распускает крылья и с уморительными ужимками начинает приплясывать.

Совершив короткий танец и проглотив лакомый кусочек, плясуны снова принимаются шарить в болоте. Иные из них, вытащив из болота вкусный корешок, подбрасывают его в воздух и стараются поймать на лету, громко щелкая клювами. Другие игриво бегают или, распушив перья, наскакивают друг на друга.

Ужимки длинноногих обитателей болота так забавны, что вытаскиваю альбом и делаю несколько зарисовок.

Птицы забеспокоились. Пора стрелять, чтобы не упустить редкую добычу.

Выстрел разрывает тишину болота. Самая крупная птица валится в траву. На лужайке возникает страшная суматоха, слышатся громкие, пронзительные крики. Большие, тяжелые птицы не могут сразу подняться в воздух и долго бегут по болоту, махая огромными белыми крыльями. Но вот стая поднимается, и, соединившись в треугольник, птицы-великаны улетают на юг.

Крупная картечь пронзила плотное и гладкое оперение в нескольких местах. Туловище украшают белые перья с широкими опахалами; шею и затылок облегают тонкие, нежные перышки; шелковистые их нити похожи на оперение австралийского страуса.

— Да это же стерхи! Белые журавли! Как же я раньше не догадался?

В тундрах Северо-Восточной Сибири, далеко за Полярным кругом гнездились арктические журавли. На зиму стерхи улетали в Индию, Северный Китай и Японию, где скрывались на болотистых речных островах и в камышовых зарослях высыхающих озер.

Зоологическая коллекция пополнилась новой редкой шкуркой. Осторожно уложив ее в рюкзак, поворачиваю к берегу — нужно возвращаться и выходить в море. Чистое полуденное небо не предвещает шторма.

Забираю в коллекцию лук и стрелу. Брать с могилы вырезанную из дерева фигуру медведя не решаюсь. Может быть, заберем ее на обратном пути, возвращаясь с устья реки Белых Гусей.

Выхожу к морю, благополучно переправляюсь по настилу из плавника через морское болото, долго шагаю по колено в море и подхожу наконец к «Витязю». Пинэтаун радостно улыбается.

— Эгей! Пришел? Пешком искать тебя хотел…

— А вельбот?

— К Чукотскому камню гонял. Потом ждать вернулся.

Рассказ о большом озере и деревянном идоле заинтересовал Пинэтауна. Он внимательно осматривает лук и стрелу.

— Совсем не чукотский — лесной лук. Смотри, береза.

Действительно, нижний слой клееного лука из березы. В тундре березы нет, и старинные чукотские луки вытачивались из лиственницы.

— Перо тоже чужое, нет таких птиц в тундре.

Острый глаз у юноши. Рассматриваю оперение стрелы и не узнаю рисунка. Какой птице принадлежат эти пестрые перья? Долго мы не могли разгадать значения удивительной находки.

Рассказ о танцах белых журавлей не удивляет Пинэтауна — он видел их в Алазейской тундре. Но встречать нерп в тундровых озерах ему не приходилось.

— Как пришла нерпа в озеро, а?

Объяснить странного явления не могу.

Ровный попутный ветер дует с юга. Море спокойное, и мы решаем покинуть берег Западной тундры.

Пинэтаун раскладывает на корме морскую карту. Прочертив прямую линию к устью реки Белых Гусей, измеряю транспортиром угол между этой линией и меридианом, учитываю поправку на магнитное склонение и получаю компасный курс. Теперь, выдерживая направление по компасу, можно привести вельбот к намеченной цели.

В морской бинокль хорошо виден горизонт по курсу. В стеклах бинокля колышется бесконечная зеленая равнина океана, чуть синеющая вдали.

Правильно ли поступаем, пускаясь на утлом суденышке в открытое море?

Но иного пути нет. Нужно спешить: наступает опасное время для северных оленей.

В два часа пополудни снимаемся с якоря и, развернув паруса, уходим в море.

Скоро земля растаяла, скрылась из глаз. Длинные океанские волны поднимают «Витязь» и плавно опускают в малахитовую зелень океана. Форштевень разбивает гребни волн, брызги веером летят в лицо, и мы чувствуем на губах острый соленый вкус морской воды.

Пинэтаун с тревогой посматривает на воду: он впервые видит океанские волны. Ветер свежеет. Скорость «Витязя» достигает двенадцати узлов. При таком ходе можно увидеть желанный берег к полуночи.

Однако наши надежды не оправдались: с хорошим ветром вельбот плывет часов пять, затем ветер слабеет и к вечеру стихает совершенно. Океан постепенно успокаивается и засыпает.

По моим расчетам, вельбот находится на полпути, в ста километрах от Поворотного мыса.

Не опуская парусов, садимся на весла и гребем, пошевеливая затихшую воду. Нежные блики расплываются на бархатистой, маслянистой ее поверхности. Спокойное море отливает перламутровым сиянием жемчуга.

— Ветер крепкий будет, нога болит… — вдруг говорит Пинэтаун.

Три года назад на охоте юноша получил случайную рану в бедро. Рана давно зажила, но боль в ноге часто предвещала перемену погоды.

Но почему стрелка судового барометра спокойна?

Не спим, поджидая ветра. В два часа ночи густой туман закрывает море. Вельбот словно опускается на дно. Бледный изумрудный свет льется на паруса и снасти, на выпуклые борта и на тревожные наши лица.

Так мы и не заснули всю ночь.

Утром слабый ветерок наполняет повисшие паруса. Вельбот оживает. За кормой с журчанием бежит вода. Рассеивается туман, открывая ясное небо и зеленоватую ширь океана. Земли не видно.

Может быть, ночью, в тумане, «Витязь» сбился с пути? Хочется повернуть руль и направить вельбот к покинутому берегу. Проверяю компас он указывает правильный курс.

Пинэтаун внимательно оглядывает пустынное море. Из воды то и дело показываются блестящие головы нерп. Ветер свежеет, океанские волны баюкают вельбот. Накренившись, он мчится на раздутых парусах. Нерпы исчезают, появляются чайки. Они кружат у грот-паруса с тоскливыми криками.