Луи Буссенар - Господин Ничто, или Необыкновенные похождения человека-невидимки

— Простая смесь зимазы[10] и одного металла в коллоидном состоянии; оба препарата были изготовлены в моей лаборатории на Гороховой. Это — медицина завтрашнего дня, мой дорогой!

— И вы еще не познакомили ученый мир с этим чудодейственным препаратом?

— Я рассчитываю сделать это в ближайшее время… когда мне удастся добиться его большей устойчивости…

Окружающие тоже смотрят на ученого с восхищением, к которому примешивается некоторая толика страха. Раненый еле слышно произносит несколько бессвязных слов:

— …Убийца… он толкнул… господин Ничто… укрылся… да… это он, господин Ничто… невидимый…

— Он бредит, — говорит профессор, невольно вздрагивая. — Какое счастье, мой дорогой мэтр, что вы вмешались и спасли этого несчастного юношу!

— Я проходил мимо… узнав о покушении, я вошел и сделал лишь то, что велел мне мой врачебный долг… Однако бедняга не может долее оставаться в этом помещении…

— Его следует перевезти в больницу…

— Нет… лучше ко мне… за ним необходим особый уход… мои лекарства эффективны, но весьма опасны, и только я один могу их применять.

— Но вы окажете мне такую любезность и позволите навещать его, этого действительно необыкновенного раненого?

— С превеликим удовольствием. Он проспит часов десять… приходите завтра в полдень! А теперь мне нужны два добровольца, чтоб донести его до моей машины. Но только будьте осторожны, дети мои, очень осторожны, пожалуйста!

Через две минуты Федор уже лежит на подушках великолепного автомобиля в шестьдесят лошадиных сил, за рулем которого сидит бородатый шофер в высоких, до колен сапогах, в красной шелковой рубахе, перетянутой кожаным поясом. Профессор садится рядом с раненым. Автомобиль сразу же трогается и вскоре останавливается перед богатым особняком. Крепкие ворота тут же отворяются, автомобиль въезжает в просторный, освещенный электрическим светом двор, делает искусный поворот и останавливается перед крыльцом, где тотчас появляются люди в роскошных ливреях.

Профессор отдает короткое распоряжение. Федора поднимают со всеми возможными предосторожностями и относят в одну из комнат бельэтажа, раздевают и укладывают в постель, причем все это занимает не больше времени, чем описание этой процедуры. Профессор не отходит от пациента. Больной, кажется, уснул. Глаза его закрылись еще во время поездки, губы полуоткрыты, дыхание ровное и спокойное.

Профессор внимательно, но как-то странно смотрит на юношу и шепчет:

— А не повторить ли мне сейчас мой опыт, он как раз в нужном состоянии… неподвижен… обескровлен… без сознания… успех обеспечен. Я могу обойтись без его согласия… а потом приведу его в нормальное состояние!

В эту минуту дверь отворяется. Красивая молодая девушка появляется на пороге и восклицает:

— Отец!.. Вы вернулись, а сейчас еще только десять часов… что случилось? Несчастный случай?.. В первую минуту я испугалась за вас.

— Это раненый, дорогая моя Надя, секретарь обер-полицмейстера… В кабинете генерала разыгралась ужасная драма, и я сразу догадался, кто ее виновник. Этот молодой человек — одна из его жертв… Я тут же вмешался и вернул несчастного к жизни… и вот я подумал, что могу повторить на нем замечательный опыт… Взгляните сами, великолепный экземпляр… исключительная ситуация… сам случай прекрасно подготовил его. Итак, быстрее… за работу!

Ученый, глядя на раненого со странным, почти жестоким хладнокровием, произносит весьма загадочные слова, но в это мгновенье крик девушки прерывает поток восклицаний профессора:

— Отец, вы не подвергнете несчастного юношу столь страшному испытанию! — говорит она одновременно решительным и умоляющим тоном.

— Почему же, дочь моя? — спрашивает Лобанов удивленно.

— Я не хочу!.. Это невозможно!

— Послушайте, я приобщил вас к моим работам. Вы прекрасно во всем разбираетесь, мои опыты очень интересуют вас. Я сделал из вас женщину, не признающую предрассудков и лишенную женских слабостей. Вы настоящий ученый, которому доступны самые смелые открытия… и вы скептически относитесь ко всем операциям трансцендентной[11] физиологии… И вот вдруг, в ту самую минуту, когда мы можем повторить мое великое открытие, вы оказались во власти необъяснимой, излишней чувствительности…

— Отец, вы ведь знаете, что я чуть было не погибла в прошлом месяце, во время наводнения на Неве.

— Конечно, моя дорогая, обожаемая девочка… Я не забыл об этом, и меня до сих пор охватывает ужас, когда я думаю, что чуть было не потерял вас.

— Страшный поток увлек меня, еще немного, и я бы погибла… мне пришлось пережить несколько минут неописуемого ужаса… Со мной все было бы кончено, если бы вдруг какой-то незнакомец, рискуя жизнью, не вырвал из водоворота несчастную обессиленную жертву и не вернул меня вам. Так вот! Этот бесстрашный спаситель, которому я обязана радостью жизни, и есть этот самый молодой человек! Неужели вы отблагодарите его таким образом… и за меня тоже, подвергнув его столь ужасному испытанию?

— Я был бы чудовищем… да, настоящим чудовищем! Но, по правде говоря, мог ли я знать или даже предполагать, что этот незнакомец — тот человек, кто вернул мне мое самое дорогое сокровище?

— Значит, вы отказываетесь?

— С превеликой радостью! Я сумею вскоре выказать ему всю свою признательность. И даже более того!..

— Благодарю вас от всего сердца, дорогой папочка! А теперь у меня к вам еще одна просьба!

— Заранее обещаю вам исполнить ее.

— Позвольте мне ухаживать за ним, стать его сиделкой, внимательной и преданной… Это мой долг перед ним, вы согласны?

— Конечно! Я охотно даю свое согласие. Лечение не представляет особых трудностей, вам оно так же хорошо известно, как и мне: через два часа надо ввести в рану двадцать пять капель коллоидного зимаза, затем завтра утром ввести солидную дозу нашей сыворотки номер три.

— Хорошо. Огромное спасибо! Я устраиваюсь возле него. Но вы, отец, что вы собираетесь предпринять?

— Я возвращаюсь туда, хотя сейчас уже поздновато, но я страшно обеспокоен, мне бы хотелось попытаться узнать, что с ним стало… По правде говоря, я дрожу при мысли, что узнаю о какой-нибудь новой драме… Я знаю его, он способен на все! Дикое животное, человек-зверь… чудовище… он — гений разрушения, будьте начеку, дочь моя!

— Против нас он вряд ли посмеет что-нибудь предпринять!

— Вы заблуждаетесь. Он питает ко мне неукротимую ненависть; при побеге из лаборатории он произнес страшные угрозы. Еще раз повторяю: будьте начеку, берегите себя.