Николай Черкашин - Искатель. 1987. Выпуск №5

В час дня, когда «Внучек» еще шел под парусом по Екатерингофке, был взят Мариинский дворец и распущен предпарламент. А в те минуты, когда, добравшись наконец до Лиговки, Грессер привязывал швертбот под Ново-Каменным мостом, на экстренном заседании Петроградского Совета Ленин объявил о свершении социалистической резолюции. Партия, которую кавторанг еще надеялся выиграть, стремительно близилась к финалу. Одна за другой исчезали с доски фигуры — госбанк, электростанция, тюрьма «Кресты», Николаевское кавалерийское училище, Павловское, Владимирское, школа прапорщиков… Но красный «ферзь» еще не был введен в дело, еще можно было убрать его белой «ладьей». Кто бы обратил внимание на то, как от безлюдных причалов Балтийского завода почти бесшумно оторвалось и скользнуло в Неву щучье тело подводной лодки. А если бы и всполошились, никто не смог бы помешать удару — до залповой позиции десять минут хода! От торпед, нацеленных кавторангом Грессером, еще не уклонилось ни одно судно.

— Боже, как я рад вас видеть!

Николай Михайлович едва удержался, чтобы не обнять своего механика. Павлов, не привыкший к таким сантиментам обычно сдержанного командира, смущенно хлопотал в прихожей, ища место для грессеровской шинели.

— Да как же вы меня нашли, Николай Михайлович? — конфузился он, не забывая, однако, делать сестре отчаянные знаки, которые надо было понимать как сигнал к большому кухонному авралу.

— Нет, нет! — заметил тайный семафор Грессер. __ Гостевать нам некогда! Чашку чая, бутерброд, и баста!

Однако от тарелки гречневой каши, сдобренной гречишным медом, не отказался. Ел жадно, торопясь и вопреки правилам бонтона говорил о делах.

— Снова, милейший Андрей Павлович, нам выпало вместе послужить. Мы оба назначены на «Ерш». Он еще на заводе, но сегодня надо срочно перегнать его на Охту. Приказ морское министра. Собирайтесь пока… Срочно!

— Да я что ж… Я очень рад. Мигом… Дизеля только на «Ерше» паршивые, американские. Фирма «Новый Лондон». Втрое слабее, чем нужно. Поставили за неимением проектных, так скорость на семь узлов упала.

— Ничего, ничего, на Неве и десяти узлов хватит. Главное, чтоб запустились.

Они шли по Гороховой в открытую, никого на сторонясь и ни от кого не прячась. Да и кому было дело до двух прохожих в дождевиках, спешивших туда же, куда стремились боевые отряды поблескивающих штыками красногвардейцев.

Впереди, в дальнем простреле улицы, мерк в ранних сумерках золоченый кортик адмиралтейского Шпица. Лепные гении славы осеняли центральную арку, под которую вошли двое в тяжелых намокших плащах.

На парадном лестничном марше они встретили скорбную процессию. Впереди шел кондуктор Чумыш, неся за собой носилки, которые поддерживал кто-то из писарей. С носилок свисали полы шинели, с головой прикрывавшей чье-то тело. Офицеры штаба спускались по ступенькам, понуро потупив взгляды. Грессер увидел Вадима, тот шел рядом с Дитерихсом.

— Что случилось? — спросил кавторанг, обнажая голову. Дитерихс сделал патетическую мину:

— Не перевелись еще на флоте настоящие герои! Боже, какой был человек!

— Кто?! — рявкнул Грессер.

— Подполковник Уманцев. Час назад застрелился в своем кабинете.

Сердце у Грессера тоскливо сжалось. Он хорошо знал этого офицера из отдела морской авиации. Боевой летчик, кавалер золотого Георгиевского оружия за храбрость, он, как и Грессер, служил в Генморе недавно. Еще вчера Уманцев заходил к нему за справочником по кайзеровским субмаринам, и они остроумно пикировались, сравнивая возможности самолета и подводной лодки в морских войнах будущего, потом весело сошлись на том, что самолеты в грядущих сражениях будут взлетать с подводных лодок.

Кавторанг не стал спрашивать Дитерихса — в последние дни выстрелы в кабинетах Адмиралтейства раздавались нередко, — но тот словоохотливо пояснил, что час назад Уманцев получил из Ораниенбаума, где базировалась Петроградская школа морской авиации, убийственное сообщение. Группа летчиков-инструкторов, которая тайно готовилась к воздушному налету на Смольный и на «Аврору», была кем-то выдана и арестована матросами. Не ушел ни один из семидесяти летчиков-офицеров. Уманцев, как выяснилось из его посмертной записки, был главным разработчиком и вдохновителем операции.

— Вот так уходят от нас лучшие люди! — патетически заключил кадровик.

— Так уходят настоящие офицеры! — Кавторанг со значением произнес слово «настоящие» и поспешил отделаться от антипатичного ему лейтенанта. Грессер, в душе считавший себя викингом, недолюбливал немцев, особенно тех, кто воевал против немцев же. Он подумал, что, если его удар по «Авроре» сорвется, ему придется последовать примеру подполковника Уманцева.

«К черту, к черту! — отогнал он мрачные мысли. — Покойника встретить — к удаче. Все будет хорошо. Снова будут восклицать в коридорах: «Не перевелись еще на флоте настоящие герои!» — повторил он про себя слова Дитерихса.

— Ты обедал? — спросил он Вадима, удрученно шагавшего рядом.

— Нет, папа.

— Ничего. Ужинать будем на «Ерше». На Ерше Ершовиче, у Петра Петровича! — деланно взбодрился Грессер.

Они шли полутемными коридорами. Электричество отключили, и всюду — на коридорных перекрестках, лестничных площадках, в рабочих комнатах — горели свечи и керосиновые лампы. Их красноватый колеблющийся свет сгущал и без того тревожную атмосферу под сводами Адмиралтейства. В пустом кабинете Уманцева, куда по пути к себе заглянул Грессер, тоже оплывала толстая непогашенная свеча. Из-под тумбы стола торчала черная рукоять упавшего на пол револьвера. Кавторанг подобрал его. По старым флотским поверьям, вещи мертвецов приносили счастье. Он постоял еще немного, отдавая долг памяти. Вот еще один, кто попытался выиграть партию века.

Грессер с болезненным любопытством выглянул в окно. Что видел в свой последний миг Уманцев? С большим трудом Грессер рассмотрел в ночной темени Медного всадника. За Николаевским мостом вспыхнул огненный зрак «Авроры». Голубоватый луч как бы прощупывал снарядные трассы будущих залпов.

Надо спешить!

День славы близился к концу.

Свой второй — запасной — наган Грессер извлек из служебного сейфа и вручил сыну.

— Стрелять умеешь?

— Папа! — обиженно воскликнул сын.

— Ну, ну… Я пошутил. Держи. Это мой подарок тебе по случаю начала новой флотской жизни. Андрей Павлович, у вас оружие с собой?

Павлов обескураженно похлопал себя по карманам:

— Вы знаете… С тех пор, как я сдал свое оружие в Кронштадте… По распоряжению судового комитета… С тех пор безоружен. Да и на что механику пистолет?