Левон Хачатурьянц - Искатель. 1978. Выпуск №5

Горизонт Марса на командном экране пополз вверх — корабль начинает снижение.

— Всем занять свои места!

— Акопян, приготовь «Крыло»!

— Есть!

Включился двигатель.

Плавно нарастают перегрузки. Корабль тормозит. На экране проносятся желто-коричневые облака. Скорость их движения около двадцати метров в секунду.

— Высота полета сто двадцать километров.

— Температура корпуса триста сорок градусов.

— Высота девяносто километров, корабль на курсе.

— Высота пятьдесят километров, корабль на курсе.

— Акопян, выпустить «Крыло»!

— Есть!

Хлопнули выстрелы ракет. По бокам «Вихря» начали расправляться серые полотнища крыльев.

— Высота двенадцать километров, корабль на курсе.

Полотнища раздулись, крылья приняли расчетный профиль.

«Вихрь» переходит на планирующий полет.

— Высота два километра!

Скорость корабля замедляется. Из днища корабля выходит причальный брус.

Заработали планетарные двигатели. Впереди по курсу ровная, свободная от валунов площадка.

— Высота шестьсот метров!

В обзорных экранах видно: за кораблем тянется густой шлейф пыли.

«Вихрь» зависает. Облака пыли, видимость — ноль. Толчок. Есть Марс!

— Якоря!

Движение руки Меркулова, и шесть мощных брусов с пневматическими якорями намертво соединяют «Вихрь» с планетой.

— Сцепление полное!

Теперь никакая марсианская буря не страшна кораблю. Он стронется с места только по воле человека!

— Убрать «Крыло»!

Пыль вокруг корабля медленно оседает.

Борт «Вихря» покидает шесть кибернетических «жучков», которые должны осмотреть корабль и место посадки.

«Жучки» расползлись в разные стороны. Вскоре на командный пульт поступили первые сообщения передвижных автоматических разведчиков.

Наружная температура 85 градусов… Слой пыли на месте посадки маленький, с удалением от корабля увеличивается: три сантиметра, пять, шесть… Причальный брус исправен… «Крыло» убрано полностью.

— Трап вышел полностью, — доложил Акопян.

Сведения от автоматов-разведчиков прямым ходом шли в вычислительную машину, и пока она их не обработает, из корабля не выйти. Двинулся трап — значит, все в порядке!

Трап вышел. Сейчас должен быть сигнал… Вот и он.

Виктор Сергеевич повернулся спиной к пульту, облегченно улыбнулся.

— Все, ребята, приехали! — После паузы твердым, не терпящим возражений голосом, скомандовал: — Всем отдыхать! В шесть ноль-ноль первая разведка.

Виктор Сергеевич ушел. Оставшиеся еще некоторое время спорили: кто выйдет из корабля первым? Марину этот вопрос не волновал. Она знала твердо, что попадет в первую группу, и когда ступит на планету, обязательно скажет:

— Здравствуй, Марс!

Закрыв дверь каюты, Виктор Сергеевич долго не мог успокоиться. Но чем больше он размышлял о будущем, тем чаще возвращался в снежный январь, казавшийся сейчас таким далеким, когда, собственно, и начался по-настоящему их путь к Марсу…

Где найти слова, чтобы рассказать землянам о всех впечатлениях и чувствах людей, впервые ступивших на Марс? Самое яркое впечатление оставило «безумное» марсианское небо.

Какое оно, небо Марса, могут представить, пожалуй, только счастливцы, побывавшие на самых высоких горных пиках Памира или Тянь-Шаня.

Прежде всего днем небо не синее, а темно-фиолетовое, по нему катится блистающее бело-голубое солнце. Оно кажется лишь немногим меньше земного. Тени от солнца похожи на лунные — четкие, очень густые. Упадет в эту черноту нож или гаечный ключ, без фонаря не отыщешь.

Марсианский день чем-то напоминает театральные сумерки, когда из зрительного зала хорошо видно, что происходит на сцене. Космонавта долго не покидает тревожное ощущение нереальности окружающего; с непривычки делается как-то зябко и неуютно в прекрасно обогреваемых, очень легких и удобных скафандрах.

Среди мельчайшей бурой, рыжей, оранжевой пыли, покрывающей окрестную равнину, рассеяны песчинки покрупнее, которые поблескивают, как осколки стекла в лунную ночь. Блеск песчинок исчезает и появляется всегда неожиданно: солнце, отразившись от плотной кварцевой грани, в какое-то мгновение нет-нет и кольнет глаз тонким, пронзительным синим лучом. Резкие тени, яркие краски, сочетание сине-фиолетовых и оранжево-бурых цветов постоянно напоминают колорит живописных полотен Рериха и Сарьяна.

Если войти в тень корабля, можно разглядеть на дневном небе самые маленькие звезды. Особенно хорошо видна чудесная голубая звезда — Земля… Рядом с ней, почти касаясь ее, желтая Звездочка — Луна.

По-разному ведут себя две марсианские луны, два спутника, оживляющие небо над Марсом.

Вот на востоке из-за горизонта показался Деймос. Он кажется маленьким, величиной с пятак. Двое суток с половиной он будет не спеша плыть по небосводу, пока не сойдет за горизонт, чтобы через три ночи вновь появиться на востоке.

У Фобоса совсем другой характер. Он не появляется, а стремительно вырывается из-за горизонта. Желтый, немного сплющенный с боков маленький диск быстро скользит по небу навстречу Деймосу, постоянно увеличиваясь в размерах. Через два часа после восхода Фобос достигает зенита; площадь диска в три раза больше, чем была у горизонта.

Но вот Фобос заспешил вниз, «худея» на глазах. Вот он встретился с Деймосом, луны разминулись, Фобос скрылся за горизонтом, чтобы через четыре часа вновь появиться на западе.

К сожалению, не все свои чудеса смогло показать марсианское небо первым землянам. Спустись космонавты на Марс не в декабре, а в любое другое время года, они смогли бы наблюдать как частичные, так и кольцеобразные солнечные затмения — проделки Деймоса, а суетливый Фобос устраивал бы для гостей затмения дважды за ночь.

И все же, несмотря на необыкновенную привлекательность этого зрелища, подолгу наблюдать метаморфозы марсианского неба космонавтам не удавалось: чтобы наверстать упущенные из-за песчаной бури дни, рабочее время приходилось сжимать до предела.

Первая вылазка.

Из носового отсека «Вихря» по трапу медленно сползает самоходный, внушительных размеров агрегат — аресограф.

Около двухсот физико-химических анализов атмосферы и грунта Марса производит и передает их результаты по радио на Землю этот сложный комплексный прибор. Данные эти очень нужны ученым и специалистам, создающим космическую технику, а главное — они помогут создать точную искусственную модель Марса.

Аресограф на поверхности планеты. Как и все механизмы, доставленные с Земли, он окрашен флюоресцирующей голубовато-белой краской, чтобы выделяться на красно-бурой поверхности Марса.