Ростислав Самбук - Фальшивый талисман

— В эту ночь сторожили?

— Нет.

Бобренок быстро прикинул: человек из леса наверняка не мог знать о засаде — шел в село и завернул к Параске, а та отправила чужака в сарай, потом и сама подалась туда. Майор переглянулся с Толкуновым. Правда, были случаи, когда абвер забрасывал шпионов на заранее подготовленные явки, забрасывал иногда людей и из местных, которые могли бы использовать своих родных и знакомых. Спросил у председателя:

— А как она, Параска? Ничего за ней не водится?

Гавришкив пожал плечами:

— Не слыхал… хотя вот что… Я человек здесь новый, но дошло до меня: был у Параски парень… из окруженцев… А перед тем как наши пришли, исчез.

Это была хоть какая-то ниточка, за которую можно ухватиться, но майор, незаметно подмигнув Толкунову, отрезал:

— Пустяки… Эти окруженцы, что к девкам прилипали, давно уже в армии. Бывайте, старшина, — пожал левую руку Гавришкиву, — нам пора, машина ждет.

Действительно, «виллис» стоял на противоположном берегу реки, и шофер несколько раз просигналил, давая знать о себе.

«Виллис» остановился там, где из леса на проселочную дорогу вышел хромой, шофер Виктор вытащил брезент, расстелил на траве, и разведчики растянулись на нем, глядя, как хлопочет парень. Он поставил на брезент термос с крепким чаем, открыл банку тушенки, положил полбуханки хлеба — это был паек, но Виктор от себя добавил еще несколько помидоров и две луковицы — успел заскочить в Маневичах на базар.

— Готово, — сказал Виктор.

Толкунов перевернулся на живот, отрезал большой кусок хлеба, подцепил ножом из банки тушенку и стал жевать медленно, будто и не было изнурительной ночи и голодного дня. Не отрываясь от еды, спросил у Бобренка:

— Витька́ отпустим?

— Разумеется, чтоб машиной здесь и не пахло.

Толкунов посмотрел на часы:

— Пока не стемнеет, походим по лесу.

— Угу, — согласился майор и откусил от большого сочного помидора.

Они съели все, что выложил Виктор на брезент, и направились в лес. Толкунов повернул резко направо, и скоро разведчики спустились в неглубокий, но темный, с ручейком на дне, овраг.

Капитан выломал из орехового куста крепкую палку и раздвигал ею густые заросли, порой, как настоящий минер, тыкал заостренным концом в грунт. Майор шел метрах в пятнадцати от него, по другой стороне оврага.

Они прошли, наверное, с километр, овраг здесь поворачивал, начиналась довольно широкая поляна. Бобренок остановился на мгновение, ориентируясь, и тут Толкунову повезло. У самого дна оврага заметил на траве кучку свежей земли — она не могла оказаться здесь случайно (вообще ничего случайного в лесу, по глубокому убеждению капитана, не могло быть).

Толкунов опустился на колени.

— Есть что-нибудь? — спросил Бобренок.

Капитан только поднял предупреждающе руку, разглядывая землю. Осторожно снял верхний слой — земля была еще влажная, не успела просохнуть и рассыпаться. Итак, она оказалась здесь совсем недавно.

Толкунов внимательно огляделся вокруг, заметил слегка помятую траву и скошенный чем-то острым бурьян. Подошел, поднял кусок дерна, разгреб грунт и увидел шелк парашюта. Подозвал майора и показал закопанный парашют.

— Он выбирал землю пригоршнями и бросал в ручей, — пояснил, — немножко земли уронил. Если б не эта земля, никогда не нашли бы.

В тайнике лежал парашют, оставленный хромым, шелк был порван. Они приложили кусок, снятый с дуба, — все сходилось, и Бобренок подумал, что, наверное, самолет сбросил только одного парашютиста-шпиона, хорошо знающего местность.

Майор быстро сориентировался. Диверсант сделал небольшой крюк — метров триста или четыреста, — чтобы закопать парашют. Он решил поступить так — это сразу видно, — в горячке забыв о поврежденной ноге. Устроив тайник, поспешил в Жашковичи, но тут нога дала о себе знать. Перебинтовал ее, вышел на проселок и добрался до хаты Параски.

— Ну что, капитан, порядок?

Но Толкунов не склонен был разделять оптимизм Бобренка:

— Порядок будет, когда парашютиста поймаем.

— Дело техники.

— Не нравится мне все это.

— Почему же, есть след.

— От следа до дела… А здесь все как-то не по правилам. Когда это фрицы одного-единственного парашютиста сбрасывали?

— Но ведь Карий предупреждал — явно необычная операция.

— А если необычная, где подстраховка? Мог этот парашютист разбиться?

— Мог.

— И без рации. Как дать знать о себе?

— Рацию абверовцы могли оставить, — возразил Бобренок. — У той же Параски.

— Очень уж дальновидно, — сказал Толкунов не слишком уверенно. — Давай, пока не стемнело, еще немного походим.

Они прошли овраг до конца, обшарили все подходы к нему, но ничего не нашли. Двинулись в Жашковичи напрямик. Лес здесь был не очень густой, подлесок вытоптали жашковичские коровы — трава росла высокая и пастухам не было нужды далеко гонять стадо.

Скоро в просветах между деревьями увидели хаты, вышли на полянку и спрятались в орешнике. Дальше, к селу, тянулось лесное пожарище с пеньками и редкой порослью, лучшего места для отдыха не найти: все видно вокруг, и никто не мог подойти незамеченным.

Бобренок подложил под голову сумку, с наслаждением вытянул ноги.

— Как считаешь, если покурить?.. — спросил Толкунов.

Майору тоже очень хотелось курить. Конечно, этого не следовало бы делать — человек в лесу мог бы почувствовать дым.

— Давай, — согласился, — только осторожно.

Толкунов, ссутулившись, чиркнул зажигалкой, дал прикурить майору от своей папиросы; они прятали огоньки в ладонях и жадно затягивались — знали, что курить не придется всю ночь.

Потом легли голова к голове, замолкли, вслушиваясь в вечерние звуки засыпающего леса, и Бобренку показалось, что Толкунов задремал. Но капитан вдруг зашевелился, повернулся к Бобренку и прошептал:

— Война скоро кончится…

— Скоро, — согласился Бобренок радостно. — Вот Польшу пройдем, а там и Берлин! И конец нашим трудам… Демобилизуюсь.

— Ты что? — даже испугался капитан. — Ведь ты ас контрразведки, три ордена!.. Кто тебя отпустит?

— Что ордена… — вздохнул Бобренок, но сам почувствовал, что не очень искренен, поскольку не был безразличен к своим наградам — два ордена Красного Знамени и орден Отечественной войны II степени заслужил честно и законно гордился ими.

— Ордена — это признание, — возразил Толкунов убежденно. — Ты это всерьез — о демобилизации?

— Решил.

— Глупость делаешь, — сказал Толкунов уверенно, — для тебя в армии все двери открыты. Два курса института знаешь сколько сейчас весят? Поступишь в академию, окончишь полковником.