Артур Конан Дойл - Тайна Кломбер Холла

— Не собираетесь же вы оклеветать собственную дочь! — воскликнул я, горя возмущением.

— О нет, с Габриэль все в порядке, — отозвался он беспечно.

— А вот наша семья не та, с которой я мог бы рекомендовать кому-нибудь породниться. И прощу вас, объясните, как это случилось, что мне не известно о вашем милом маленьком соглашении?

— Мы боялись, сэр, что вы можете нас разлучить, — ответил я, чувствуя, что полная искренность — лучшая политика при данных обстоятельствах. — Может быть, мы ошиблись. Прошу вас, прежде чем принять окончательное решение, вспомните, что речь идет о счастье нас обоих. В ваших силах разлучить наши тела, но души наши навсегда останутся соединенными.

— Дружище, — произнес генерал уже не зло, — вы не знаете, о чем просите. Между вами и кем бы то ни было, в ком течет кровь Хизерстоунов, пропасть, через которую не построить моста.

Все следы ярости исчезли из его поведения, уступив место слегка пренебрежительной насмешливости.

Его слова уязвили мою семейную гордость.

— Пропасть может оказаться уже, чем вам представляется, — холодно проговорил я. — Если мы живем в уединенном месте, это еще не означает, что мы какая-нибудь деревенщина. Я благородного происхождения по отцу, а моя мать из Бикенских Бикенов. Уверяю вас, что неравенство между нами не так велико, как вы, кажется, думаете.

— Вы меня не поняли, — ответил генерал. — Это мы не ровня вам. Есть причины, по которым моя дочь Габриэль должна жить и умереть незамужней. Брак с ней был бы не в ваших интересах.

— Но право, сэр, — настаивал я, — мне лучше знать, в чем мои интересы. Если вы перешли на эту почву, то спорить нам не о чем, потому что, уверяю вас, единственный мой интерес, затмевающий все другие, в том, чтобы женщина, которую я люблю, стала моей женой. Если это — ваше единственное возражение против нашего брака — можете не колеблясь давать согласие, потому что никакя опасность и никакое испытание, которые я могу навлечь на себя, женясь на Габриэли, ни капельки меня не беспокоят.

— Поглядите на этого бентамского петушка! — воскликнул старый солдат, улыбаясь моей горячности. — Легко презирать опасность, когда вы не знаете, что это за опасность.

— Так что это за опасность? — страстно откликнулся я. — Ничто на земле не отпугнет меня от Габриэли. Испытайте же меня!

— Нет, нет. Это не пойдет, — отвечал он со вздохом и продолжал задумчиво, словно разговаривая сам с собой:

— Отваги ему не занимать, и он вполне взрослый парень. Может, нам такая помощь и не повредила бы.

И он продолжал бормотать что-то себе под нос с отрешенным видом, как будто позабыв о моем присутствии.

— Послушайте, Вэст, — заговорил он наконец, — извините меня, если я сказал вам что-нибудь лишнее. Вот уже второй раз мне приходится извиняться перед вами за одно и то же. Больше этого не будет. Я, пожалуй, перегнул палку в своем стремлении к изоляции, но у меня есть к тому серьезные причины. Прав я или нет, но я вбил себе в голову, что в один прекрасный день на мой дом могут напасть. Если что-нибудь подобное случится, думаю, я могу рассчитывать на вашу помощь?

— Можете не сомневаться.

— Вот что, если вам передадут, например: «приходите», или даже просто: «Кломбер», вы поймете, что вас зовут на помощь, и поспешите немедленно, хотя бы и глухой ночью?

— Безусловно я так и сделаю, — отвечал я. — Но можно спросить, в чем опасность?

— Если вы будете знать, это ничего не даст. Да вы едва ли поймете, если я расскажу вам. Теперь я должен с вами попрощаться, потому что слишком долго оставался здесь. Помните, я на вас рассчитываю, как на солдата кломберского гарнизона.

— Еще одно, сэр, — заспешил я, потому что он повернулся уходить, надеюсь, вы не рассердитесь на дочь? Это из-за меня она все от вас скрывала.

— Все в порядке, — проговорил он с холодной непроницаемой улыбкой. я не такой дракон в лоне своего семейства, как вы, кажется, думаете. Что же до женитьбы, я бы вам по-дружески посоветовал забыть и думать о ней, а если это невозможно, то хотя бы отложить на время. Нельзя сказать, что сейчас может внезапно произойти. До свидания!

Он направился в рощу и быстро скрылся с глаз в густых зарослях.

Так закончилась наша необыкновенная беседа, которую этот странный человек начал, прицелившись в меня из заряженного пистолета, а кончил, признав во мне возможного будущего зятя. Я не знал, радоваться мне, или огорчаться.

С одной стороны, он, скорее всего, теперь постарается лучше следить за дочерью и не позволит нам общаться так свободно, как до сих пор. С другой стороны, я получил преимущество, добившись согласия возобновить свои ухаживания когда-нибудь в будущем. В конце концов я решил, направляясь в задумчивости домой, что мое положение теперь улучшилось.

Но эта опасность, эта бесплотная необъяснимая опасность, встающая за каждым углом и нависающая над каждой башней Кломбера! Как я ни напрягал свой ум, я не мог найти такого ответа на загадку, который не выглядел бы ребяческим и бессмысленным.

Одно обстоятельство казалось мне важным. Отец и сын, оба, независимо друг от от друга уверяли меня, что если бы мне рассказали, в чем дело, я едва ли понял бы рассказ. Какой же странной и чудовищной должна быть угроза, которую нельзя объяснить на понятном языке!

В ту ночь, перед тем, как лечь спать, я поднял руку в темноте и поклялся, что никакие силы человека или дьявола не ослабят моей любви к женщине, чье чистое сердце я имел счастье завоевать.

Если только мне удалось передать достоверно все, что произошло, читатель поймет, как сильно увлечено было мое внимание и воображение. Разве я мог спокойно пробираться сквозь скучную рутину занятий управляющего, интересоваться соломенной крышей хибарки одного арендатора или парусом лодки другого, когда ум мой опутывали цепи упомянутых мною событий, и я непрестанно искал им объяснения?

Куда бы я не забрел в округе, мне отовсюду было видно квадратную белую башню над купой деревьев, а под этой башней злополучная семья ждала и опасалась, опасалась и ждала — чего? Этот вопрос все еще маячил неодолимым препятствием в конце любой цепи размышлений.

Даже как отвлеченная загадка эта тайна семейства Хизерстоунов завораживала и притягивала ум, а уж раз женщина, которую я любил в тысячу раз сильнее, чем себя самого, так нуждалась в ее разрешении, я был не в силах обратить свои мысли на что бы то ни было еще, пока не найду разгадки.

Отец получил из Неаполя письмо от лэрда, где говорилось, что путешествие пошло ему на пользу, и он не собирается покамест возвращаться в Шотландию.