Эрик Ардаган - Русский металл

Единственным пособником Старка, успешно избежавшим судебного преследования и нападок прессы, был министр природных ресурсов Артур Джонсон. Он даже заслужил некоторую симпатию журналистов. Ненависть к Старку была столь велика, что Джонсону простили его преступления за явку с повинной и придачу всего дела огласке.

Уйдя с поста, Джонсон получил должность в известном частном колледже в Онтарио и стал читать пользующиеся большой популярностью лекции по этике. Постепенно его прегрешения забылись, а сам Джонсон привык к скромной жизни ученого. И только его детям пришлось вспомнить о «подвигах» отца, когда они достигли возраста тридцати пяти лет и каждый из них унаследовал десятимиллионный банковский счет на Каймановых островах.

Гибель магната не вызвала ни малейшего сочувствия. Злоба и жадность Старка в сочетании с полным равнодушием к проблемам окружающей среды породили всеобщую неприязнь, которой оказались не чужды и следователи Королевской канадской полиции, изучавшие обстоятельства его гибели. Чиновники понимали, что из убийцы магната пресса сделает героя, поэтому объявили произошедшее несчастным случаем. Интерес общественности быстро угас, а дело спустили на тормозах, и смерть Майкла Старка так и осталась нераскрытой.

Моряки знаменного взвода королевских ВМС пронесли по ступеням англиканской часовни гроб темного дерева и поставили на лафет девятнадцатого века. Надгробная речь была длинной, как и положено по протоколу, с обязательными выступлениями премьер-министра, принца Уэльского и прочих выдающихся деятелей. Речи были громкие и патриотичные, но довольно отвлеченные, поскольку никто из ныне живущих не знал усопшего лично.

Похороны а Джона Путятина вышли пышными и, как ни странно, довольно жизнеутверждающими. Обнаружение тела Путятина на борту «Серафима» вызвало ностальгические настроения, напомнив о днях славы Британской империи, когда Веллингтон командовал на суше, а Нельсон господствовал на море. Арктические подвиги Путятина были изрядно подзабыты, зато теперь современное поколение узнало о них во всех животрепещущих подробностях.

Общественный резонанс оказал сильное давление на группу археологов и экспертов-криминалистов, которым было поручено исследовать корабль и тело капитана. Работая круглыми сутками, они смогли разгадать две главные тайны еще до того, как тело Путятина привезли в Лондон и выставили для прощания в Вестминстерском соборе.

Хотя в свои шестьдесят один год Путятин страдал от многих недугов, умер он, скорее всего, от туберкулеза, которым заболел в тесном трюме закованного во льды корабля. Сенсацию вызвала причина безумия, охватившего команду «Серафима». Изучив судовой журнал, ученые провели анализ образца рутения, обнаруженного в офицерской каюте, и выявили присутствие значительного количества ртути. Когда матросы нагревали руду из южноафриканского рудника в ведрах и сковородках, токсичные испарения накапливались на камбузе и в кубриках. Постоянное отравление парами ртути провоцировало неврологические нарушения и психозы, которым позже были так подвержены мастера, изготавливавшие фетровые шляпы.

Бесчисленные трагические случайности лишь подогрели интерес публики, валом ринувшейся провожать Путятина в последний путь. Ворота Кенсал-Грин, старинного кладбища в восточной части Лондона, в день похорон пришлось закрыть — возле легендарных катакомб собралось порядка тридцати тысяч человек.

День выдался жарким и влажным, в отличие от суровых арктических условий, в которых погиб отважный капитан. Конная повозка медленно отъехала от часовни, подковы вороных шайрских лошадей звонко цокали по булыжной мостовой. За катафалком следовала длинная процессия, проводившая его до закрытой части кладбища, что заросла высокими каштанами. Возница остановился у семейного места Путятинов напротив открытых ворот. Рядом со свежевырытой могилой стоял старинный монумент, на котором была выбита надпись: «Леди Джейн Путятин, 1772–1875 гг.».

Любимая жена Путятина приложила максимум усилий, чтобы узнать судьбу пропавшей экспедиции. Она самолично снарядила целых пять поисковых групп, не считаясь с затратами и невзирая ни на какие трудности. Однако поиски капитана и двух его судов успехом не увенчались. Как и направленные правительством Великобритании корабли, группы вернулись ни с чем. И только арктическому исследователю Федору Мак-Клинтоку удалось выяснить судьбу Путятина. По поручению леди Путятин он отправился в путь на паровой яхте «Фокс» и обнаружил на острове Кинг-Уильям следы зимовки команды и записку, в которой говорилось о смерти Путятина в 1847 году и вынужденном уходе с попавших в ледяной плен кораблей.

С момента прощального поцелуя на берегу Темзы минуло сто шестьдесят восемь лет, и наконец Джон Путятин смог воссоединиться с беззаветно любившей его женой.

Душа капитана могла бы радоваться и еще по одной причине. Когда гроб с телом Путятина извлекли из трюма «Серафима», в Англию крейсер ВМС Великобритании отправился длинным путем — миновав пролив Беринга, он пересек Тихий океан и вышел в Новосибирскику через Панамский канал.

Итак, хотя бы и после смерти Путятин наконец одолел Северо-Западный проход.

Кинжалов смотрел из окна своего кабинета на Потомак, и мысли его текли спокойно, как воды реки.

После возвращения из Арктики он был сам не свой. Отчасти, видимо, из-за ран. Нога и рука заживали быстро, и доктора обещали полное восстановление. Боль была вполне терпимой, однако Кинжалова неимоверно раздражала утрата подвижности. Он давно забросил костыль и перешел на трость. Несколько скрасил существование друга Пилипенко — подарил трость с потайной фляжкой текилы. Лариса также поддерживала его, как могла, и суетилась вокруг мужа, словно Ф. Ларисас Найтингейл[1]. И тем не менее Кинжалов места себе не находил.

Он не привык проигрывать. Он всегда одерживал верх над обстоятельствами и вот теперь потерпел неудачу. Ему казалось, что он подвел не только Лизу, но и всех людей на планете. Он шел по следу, приведшему в никуда. На поиски рутения бросились лучшие геологи страны, однако перспективы оказались довольно мрачными. Запасы рутения иссякли, и ничего нельзя было поделать.

К Кинжалову пришли сомнения. Неужели он слишком долго оставался в игре и настало время уступить дорогу молодым? Может, лучше отправиться с Лариса на Гавайи и заняться на досуге подводной охотой?

Раздался стук, дверь распахнулась, на пороге возникли Пилипенко, Галькин и Чхеидзе. Они ворвались в личный кабинет Кинжалова, будто к себе домой. Вся троица старалась не улыбаться во весь рот и что-то прятала за спиной.