Сара Райнер - Один момент, одно утро

– Да, наверное, но не сразу, как только войдут в дверь.

Как только она произнесла эти слова, в дверях появляются гости.

– Бокал вина? – искушает Стив.

– М-м-м, да, пожалуй, почему бы и нет? – говорит первый вошедший.

Это Чарльз, он кажется застигнутым врасплох этим вопросом, но тем не менее доволен таким предложением.

Стив саркастически ухмыляется, глядя на Анну.

Она ошеломлена его нахальством.

– Еще нет и часу дня, – ворчит она, прищурившись, а он протягивает бокал Чарльзу и наливает второй себе.

– Я бы предпочел чашку чаю, – просит один из соседей Карен и Саймона.

– Конечно, – говорит Анна, – позвольте вам заварить. – И, сжав губы, отпихивает локтем Стива, чтобы взять чайник, но потом передумывает: – А почему бы тебе не сделать это, дорогой, а я спрошу детей, не хотят ли они поесть. Они обычно рано обедают… – Она наклоняется, чтобы погладить их по голове. – Правда, мои милые?

Знак в конце вагона показывает, что туалет занят, но Лу хочется быть первой в очереди – может быть, из-за воды, выпитой в парке. Она идет в том же направлении, куда движется поезд, судорожно хватаясь за ручки на спинках по обе стороны от прохода, чтобы не потерять равновесия в мотающемся туда-сюда вагоне.

В ожидании она стоит в переходе между вагонами. Поезд неожиданно дергается, и Лу на мгновение теряет опору, пошатывается и хватается за ручку автоматического открывания дверей. Наконец, черные буквы на замке переворачиваются на «свободно», и из туалета выходит женщина с мальчиком. «Извините», – шепчет женщина, ведя ребенка впереди себя, положив руку ему на голову. Лу сочувственно улыбается.

Она входит в кабинку с трепетом: они бывают страшные, эти туалеты в поезде. Потом, пытаясь совладать с неисправной сушилкой для рук, она надеется, что мать оценит ее страдания. Лу все равно проводит бóльшую часть своей жизни в поездах, и в субботу ей меньше всего хочется трястись в поезде. А сегодня она еще и пропускает день рождения Вик и не может провести время с Софией.

Мать досаждает ей в самое неподходящее время, и Лу не уверена, что у нее хватит терпения общаться с ней. Последние двадцать четыре часа она была страшно занята, а прошедшая неделя оказалась совершенно изматывающей, и Лу устала физически и морально. Не много нужно, чтобы вывести ее из себя, но она наперед знает, что матери будет трудно понять, зачем она пошла на похороны Саймона. Но если она захочет, чтобы Лу начала оправдываться, то это окончательно выведет ее из себя.

Но это еще что! Она уж точно не сможет объяснить матери, что накануне встретила потенциальную любовницу, они засиделись с ней допоздна, и поэтому она очень устала.

И снова Лу задумывается, сколько еще сможет жить во лжи. Солгала раз, недавно еще раз, со все возрастающим злобным отчаянием думает она. Так жить неправильно.

– Не бери в голову, – говорит Карен, отмахиваясь от ее извинений. – Я бы, наверное, и сама предложила вина в свое время.

– Он откупорил шесть бутылок! – шипит Анна.

Кухня полна гостей, Анна наблюдает, как Стив выставляет бокал за бокалом, причем наполняет их почти до краев – а потом доливает себе до того же уровня.

– Ничего, – повторяет Карен, – он помогает людям расслабиться. Не бери в голову, честно.

Но Анна встревожена. Карен не может понять, что щедрость Стива прежде всего обусловлена тем, что ему самому хочется выпить. Неимоверным усилием Анна пытается переключить внимание на что-то другое, но все-таки наблюдая при этом за Карен, но это невероятно трудно, когда всю ее душевную энергию отнимает Стив. Если бы жизнь с ним не была похожа на такие эмоциональные качели, когда ты то наполняешься гордостью, то вдруг съеживаешься от тревоги!

Нужно во что бы то ни стало на какое-то время выбросить его из головы. Анна хватает бумажную тарелку, набирает в нее еды и протискивается в гостиную.

– Привет, Лола.

Лола – это семилетняя дочка Трейси. Карен чуть приседает, чтобы поговорить с ней:

– Ты знаешь, кто там, наверху?

Лола качает головой.

– Котенок.

Лола разевает рот.

– Его зовут Тоби. Хочешь вместе с Молли и ее друзьями познакомиться с ним? Только важно, чтобы вас не было слишком много: учти, он еще очень маленький.

– А можно?

Карен кивает. Лола благоразумная девочка, а поскольку Трейси работает няней, привыкла быть с маленькими детьми, – ей, похоже, нравится чувствовать свое естественное превосходство.

– КТО ХОЧЕТ ПОЙТИ ПОЗНАКОМИТЬСЯ С КОТЕНКОМ? – кричит она теперь из дверей в кухню, и через несколько секунд стайка малышей тянется за ней в спальню Молли и Люка. Только они скрылись с глаз, Карен слышит, как Лола учит их:

– Нужно обращаться с ним очень ласково.

– Не выпускайте котенка из комнаты! – кричит вслед дочери Трейси и обращается к Карен: – С ним ничего не случится?

– Он привык к Молли и Люку, – отвечает та и снова смотрит, что с сыном. Он кажется вполне довольным и у задней стены сада пытается забить гол вместе со своим другом Остином; дядя Алан стоит на воротах. Их патио вряд ли рассчитано на такие упражнения, и Карен даже встревожилась за окна в кухне, но, конечно, Судьба в долгу перед ней за события прошедшей недели. Гораздо важнее, чтобы дети развлеклись, она не хочет, чтобы они запомнили похороны отца как совершенно мрачное мероприятие.

– Ну, как дела? – спрашивает Трейси и сразу же поправляется: – Пожалуй, неуместный вопрос.

– Нет, ничего, – улыбается Карен, чтобы показать, что не смущена. – Если совсем честно, то за последнюю пару дней у меня не было ни минуты свободной. Организация всего этого занимает столько времени! Мне непрестанно звонили, или я кому-то звонила, и к тому же постоянно кто-то приходил. Со мной была мать Саймона Филлис, или Алан, или Франсуаза. Вчера приходили Стив и Анна, они помогали готовить, теперь приехала мама… Когда все это закончится, я полагаю, тогда я все и осознаю. – Она замолкает. – Хотя, по правде сказать, меня страшно пугает, что такое время вот-вот наступит.

– Представляю.

– Я еще многое не обдумала. – Карен кажется, что легче говорить об этом с Трейси, возможно, потому, что их отношения всегда фокусировались на детях, и Трейси плохо знала Саймона, а потому у Карен нет чувства, что она старается быть с ней осторожной.

– Могу себе представить, что на вас свалится потом, когда подумаете, что же делать дальше.

– Именно, – вздыхает Карен. Она боится, что, когда поминки закончатся, это только освободит пространство для того, чтобы на нее обрушилась новая реальность. Она пытается объяснить: – Мы ведь планировали переезд. То есть я, конечно, не собираюсь сейчас этим заниматься, но все равно придется с этим разбираться. Вот, например, я знаю, что Саймон застраховал свою жизнь. Но я не имела к этому никакого отношения. Даже не знаю, где лежат документы.

– Слава богу, что у него была страховка, – замечает Трейси.

– Да, хотя я не представляю, что она означает для нас в финансовом отношении.

– Ну, времени еще много.

– Наверное… – Хотя Карен чувствует, что решать этот вопрос придется безотлагательно, ведь ипотеку и счета все равно нужно оплачивать. Чарльз намекнул, что не стоит волноваться, но она не может избавиться от чувства, что люди постепенно начнут ожидать, что она придет в себя, и это может случиться раньше, чем она действительно очнется от произошедшей трагедии. Если когда-нибудь очнется…

Трейси словно прочла ее мысли и хочет помочь.

– Как бы то ни было, я просто хотела сказать, что эти недели я буду здесь. Я могу взять Молли и Люка, когда вам понадобится, в любое время. И знаете, для вас, то есть как для друга, я…, гм… В общем, за это не надо платить. – Ей вдруг становится неловко.

– Спасибо. – Щедрость Трейси особенно трогает Карен: ей известно, что у Трейси сравнительно невысокий доход и еще меньше свободного времени. У нее щиплет глаза. – Извините, – и Карен достает носовой платок.

– И не надо извиняться за слезы, – напоминает Трейси и берет ее под локоть. – Знаете, что бы я вам сейчас посоветовала? Пойдемте и поедим немного, все эти блюда выглядят такими вкусными… Не знаю, как вы, а мне очень хочется лукового пирога и, может быть, даже пиццы…

Ни у Лу, ни у ее матери нет машины, но они отказали себе в автомобилях по совершенно разным причинам. Лу руководствуется в основном экологическими соображениями. На самом деле ей очень нравится водить машину, и когда она была помоложе, у нее был «жук». Но теперь она лучше сознает, какой вред приносят автомобили, да и вообще ей машина не нужна. Брайон – компактный городок, она живет в центре, и ей легко добираться повсюду пешком или на велосипеде, а ездить в Лондон на поезде относительно дешево, быстро и просто.

Мать же Лу так и не научилась водить машину, а теперь ей скоро исполнится семьдесят, и вряд ли она когда-нибудь научится. А это значит, что она много времени проводит дома, особенно после смерти мужа. Она очень полагается на доброе отношение других, чтобы переместить ее из пункта А в пункт Б, и привлекает к этому своего зятя чаще, чем ему хотелось бы. («И главное, – думает Лу, – она звонит ему напрямую, минуя Джорджию, свою дочь». Но в этом, считает Лу, лежит ключ к мотивации матери не водить самой – она полагает, что за рулем должен сидеть мужчина.) И когда у нее нет жильцов, как часто случается на неделе, особенно зимой, мать копошится в пустом доме, чувствуя себя все более одинокой, от этого она начинает нервничать.