Лора Флоранд - Француженки не верят джентльменам

Это так ее рассердило, что она почти уже решила не одеваться, но передумала. Возможно, продолжать гордо расхаживать почти голой, когда он выйдет из душа, не лучший в мире способ заставить его уважать себя. Или самой удержаться от секса с шеф-поваром.

Добиваться от мужчины уважения вместо того, чтобы упиваться его звериными инстинктами, – до чего же это горький, трудный, неблагодарный путь!

Как правило, душ был одним из основных этапов на пути Габриэля к расслаблению после того, как он поздно вечером покидал ресторан. Сначала он медленно шел по тихим, напоенным ароматом жасмина улицам к своему дому, затем тяжело поднимался по лестнице в свою квартиру, зная, что скоро смоет с себя усталость. Принимал душ, потом смотрел какое-нибудь бессмысленное ночное шоу или путешествовал по просторам Интернета, пока наконец не наступало полное расслабление. Тогда можно было позволить себе впервые за тринадцать часов поесть и рухнуть в кровать.

Сейчас же он знал, что Джоли Манон находится за дверью и на ней надета лишь маленькая белая кофточка и мальчишечьи шорты. Горячая вода струилась по его телу.

Было тяжело выдержать, не поддаться искушению. Кровь в его жилах бежала даже быстрее, чем во время работы в кухне, когда пятьдесят одинаковых заказов поступают одновременно, но нет и половины нужного количества подготовленных тарелок.

Даже тяжелее, чем услышать, что в ресторане сидит критик «Мишлен». Это было в тот год, когда Габриэль получил третью звезду, – второй раз в жизни он получил третью звезду, и эту уже никто не сможет у него украсть.

И почти так же тяжело, как увидеть эту putain de livre de cuisine[37] с именем ПЬЕР МАНОН над Розой Габриэля.

Теплая вода струилась по плечам. Он наслаждался тем, насколько более соблазнительным было его волнение сейчас, чем когда бы то ни было. Putain, но ему нравилось поддразнивать Джоли и смотреть, как она дрожит в праведном гневе. Интересно, что она сделает?

Что она вообще там может делать? Вызывать полицию? Исчезнуть в ночи, пока у нее еще есть шанс? Ждать его в сексуальной позе на кровати, приподняв бедра?

Он нагнул голову, чтобы поместиться под душем, и его рука почувствовала щетину на лице.

Хм.

– Джоли! – позвал он через дверь.

Ответа не последовало. Если она решила исчезнуть в ночи, то он насладится погоней за ней, чтобы спасти ее. Он едва ли мог позволить женщине одной ходить по улице в наряде, состоящем из топа и смешных шортиков.

Ее розовая trousse de toilette[38] лежала на краю раковины. Он протянул руку и вынул нераспечатанную пачку розовых одноразовых бритв. Не каждому мужчине хватит сноровки побриться одноразовой женской бритвой, но у Габриэля был девятнадцатилетний опыт работы в лучших кухнях мира, и его руки могли сделать все, чего бы он ни захотел.

Он бросил бритву в мусорку, понюхал свою футболку, немного подумал и натянул только джинсы. Возможно, она сделает ему выговор за то, что он без рубашки, но зато теперь ей будет легче пожирать его глазами. Он знал еще очень много способов доставить ей наслаждение. Но только ни один из них не включал ингаляцию на основе дневного мужского пота. Сегодня утром он не захватил сменной футболки. Ведь не было ни малейшего шанса, что женщина, будто бы сделанная из фисташек и золотисто-коричневого песочного теста, войдет в его жизнь и будет умолять, чтобы он полакомился ею.

Было что-то ужасно неправильное в том, что женщина сначала заставляет тебя видеть ее полуобнаженной, а потом начинает злиться каждый раз, когда ты открываешь рот, чтобы соблазнить ее.

Он вышел из душа, дрожа от нетерпения. Черт возьми, никаких бедер в воздухе над гостиничной кроватью. Джоли сидела на террасе, старательно игнорируя Габриэля. В джинсах и топе с короткими рукавами. И под этим топом был лифчик.

Merde. А ведь та скудная пижама играла ключевую роль во всех его видениях, пока он был в душе и представлял себе, чем в данный момент может заниматься Джоли. А в варианте исчезновения ее в ночи он дошел в своих фантазиях до того места, когда плохие парни окружают ее и она бросает свое беззащитное тело в его спасительные руки, а он подхватывает ее и относит в надежное место… такое укромное… такое жаркое… И когда он покажет ей, насколько она на самом деле беззащитна, то вместо того, чтобы называть его чудовищем, она в панической благодарности за полученный урок сильно прижмется дрожащим хрупким телом к его большому сильному торсу.

Какая великолепная фантазия! Жаль, что придется отказаться от нее, вернувшись к реальности.

Джоли продолжала печатать на планшете и даже не косилась на Габриэля. А он подходил все ближе и ближе.

Ее пальцы дрогнули.

Он оперся коленом на лежак и склонился над ней, взявшись рукой за перила рядом с ее головой. На экране компьютера была совершеннейшая тарабарщина. Он улыбнулся, обнажив зубы. Так и съел бы эту «недотрогу»! Подняв ее руку, он прижал ее к своему гладкому подбородку.

– Так лучше?

От прикосновения ладони к его коже по всему ее телу пробежали приятные импульсы. Она попыталась поднять глаза вверх. Но ее взгляд остановился, как только наткнулся на пояс его джинсов. Ее ресницам понадобилось достаточно долгое время, чтобы, соединившись, моргнуть и дать, наконец, глазам, скользнув по его обнаженному торсу, сосредоточиться на плечах. Ее пальцы все еще были в плену его подбородка, бесконечно близко к свежевыбритой ямочке на подбородке. Она почти ощутила кожей свежесть ускользающих капель дождя на выжженной солнцем земле. Ему пришлось пересилить себя, чтобы не потереться лицом об эти ласковые пальцы, как ласковый кот, который умоляет, чтобы его погладили.

Она не дышала. Всмотревшись в выражение ее лица, он прищурился и улыбнулся.

– Мечты сбываются, Джоли?

Она вздрогнула всем телом. Ее глаза распахнулись, когда она наконец подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Его сердце стучало от безнадежного желания целовать ее. Планшет соскользнул у нее с колен.

«Кажется, ей не нравится, когда я вежлив, обходителен и готов показать, как сильно меня влечет к ней. Вот пусть и подождет. Посмотрим, не улучшится ли ее мнение о его манерах». Он выпрямился и направился к стене. И кажется, услышал вздох разочарования у себя за спиной.

Он глядел вниз, на фонтан, который город построил в его честь, когда доход региона возрос в пять раз благодаря туристам. Их поток не ослабевал, равно как и интерес к небольшому, но выдающемуся ресторанчику, получившему три звезды. Габриэль потянулся, согнув руки высоко над головой, и выгнул спину, перекатывая мышцы шеи и плеч. Попытка соблазнения пока не увенчалась успехом, но стала развлечением и разрядкой – огромным облегчением после последних семи часов непрерывной работы.

«Надо и дальше расслабляться не спеша. Какое прекрасное ощущение! И было бы еще лучше, если бы изящные ручки прижались к моему телу», – подумал он.

Джоли Манон смотрела на него, подтянув колени к подбородку так, что он даже не мог видеть ее грудь. Она медленно терла пальцами свои джинсовые колени, будто ей было необходимо почувствовать текстуру ткани.

«Не стесняйся, chaton[39]. Я был бы счастлив, если бы ты захотела узнать, насколько груба моя кожа». Он сел на край стены, окружавшей балкон, и вытянул ноги, упираясь руками так, что тело полностью вытянулось и стало подчеркнуто стройным, а мускулы на руках и плечах немного вздулись.

«Putain, до чего же мне нравится, когда она прикусывает нижнюю губу!»

Он так много мог бы сделать с ее губами и с ее ртом. Мог бы заставить ее забыть не только о тревогах, но и вообще обо всем, отчаянно сплетаясь…

Чудовище, однако.

Чудовище. Неужели он и в самом деле такой?

Неужели какой-нибудь культурный, хорошо воспитанный человек, из тех, кто платит огромные деньги, чтобы поесть в его ресторане, мог бы спокойно сидеть перед этим хрупким, беззащитным, восхитительным, миниатюрным созданием с обращенными на него огромными темными глазами, и ничего при этом не делать?

Но разве из-за того, что эти люди были des putains d’idiots[40], он тоже должен быть таким? И жить по их правилам? Вот уж не дождетесь!

– А что касается той, другой проблемы, – сказал он твердо, так как, что уж тут говорить, ему хотелось быть принцем, а вовсе не чудовищем. Если, конечно, существует хотя бы призрачная возможность и не потребуется бесконечно игнорировать кричащий язык ее тела, – я думаю, ты должна отдать мне пятнадцать процентов отчислений. Поскольку в книге пятнадцать процентов моих рецептов. Или отчислений твоего отца, – добавил он, когда она начала моргать, считая в уме.

Она закусила губу.

Погоди-ка, разве так должен говорить принц? Нет, черт возьми.

– Не твоих. Ты все равно написала бы то же самое количество слов, знала ты или нет, что описываешь мои рецепты.