Рабиндранат Тагор - Гóра

Гора понял, что или Харан, или кто-нибудь из его приспешников вынесли все на страницы газет.

— Это ложь! — крикнул он, сжимая кулаки.

— Сама знаю, — сказала Хоримохини, напуганная громовым раскатом, прозвучавшим в его голосе. — Я должна тебя кое о чем попросить, а ты согласись. Сходи к Радхарани не откладывая.

— Зачем?

— Объясни ей все толком.

Гора ухватился было за это предложение и хотел уже идти к Шучорите. Сердце говорило: «Иди, взгляни на нее в последний раз. Завтра покаянье, и после этого ты начнешь жизнь аскета. В твоем распоряжении только сегодняшний вечер, какие-то несколько коротких минут ты сможешь побыть с ней. В этом нет никакого греха, а если и есть, то завтра все равно и этот грех сгорит в пламени жертвенного костра».

— Что я должен объяснить ей? — спросил Гора после короткого молчания.

— Только то, что, по обычаям индуистов, взрослая девушка, вроде Шучориты, должна без промедлений выходить замуж и что заполучить в мужья такого человека, как Койлаш, — это нежданное счастье для девушки, находящейся в ее положении.

Будто стрела вонзилась в сердце Горы. Он вспомнил человека, которого видел в дверях дома Шучориты, и вздрогнул, как от укуса скорпиона. Одна мысль о том, что Шучорита достанется этому человеку, была невыносима ему. Все его существо возмутилось против этого, и он в душе воскликнул: «Нет, не бывать этому!»

Ни с кем никогда не может быть у нее такой близости. Никому никогда еще не открывалась вся глубина ее прекрасной души, ясности ума, тонкости чувств, и никогда никому больше не откроется. Как это было чудесно! Как удивительно! Искра божья, обитающая в самых сокровенных тайниках души, пробившаяся наружу! Часто ли выпадает на долю человеку такое, и многим ли посчастливилось в жизни стать свидетелями подобного чуда? Шучорита принадлежит тому, на чью долю выпало великое счастье заглянуть ей в самую душу, кто почувствовал искру божью, таящуюся в ней! Как же может она принадлежать кому-то другому?

— Неужели Радхарани так и оставаться на всю жизнь незамужней? Разве это возможно?! — воскликнула Хоримохини.

В этом тоже была своя правда. Завтра Гора собирается совершить обряд покаяния. После этого он должен стать чистым и непорочным брахманом. А Шучорита, значит, остается навек в девушках? Кто имеет право предъявлять к ней требование обречь себя на это пожизненно? Что может быть тяжелее для женщины?

Хоримохини продолжала тараторить что-то, но Гора не слушал ее.

«Отец так настойчиво запрещал мне совершать этот обряд. Неужели его запрет ничего не стоит, — размышлял он. — Может быть, то, что я рисую себе как свое предназначение, всего-навсего плод моей фантазии, и я вовсе не рожден для подвига. Может быть, я только искалечу себя, пытаясь тащить на своих плечах эту мною же самим придуманную ношу, и, изнывая под тяжестью ее, так и не сумею выполнить ничего из того, что мне действительно предназначено в жизни? Я чувствую, что страсть овладела моим сердцем. Как мне вырваться из ее плена? Отец каким-то образом угадал, что в глубине души я не брахман и не аскет. Потому так неумолим его запрет. Я пойду к нему. Сегодня, сию же минуту спрошу его, что такое он нашел во мне, почему сказал, что путь к покаянию закрыт для меня. Я найду выход, если только сумею добиться от него объяснения! Найду!»

— Подождите меня немного. Я сейчас вернусь, — сказал Гора Хоримохини и поспешно направился в покои отца. Ему казалось, что Кришнодоял знает что-то такое, что может дать ему немедленное освобождение.

Но двери комнаты, где отец совершал богослужение, оказались закрытыми. Гора постучал. Никто не откликнулся. Изнутри доносился запах благовоний — это Кришнодоял с одним из своих саньяси усваивал какой-то сложный прием системы йога, требующий большого напряжения сил; в таких случаях он всегда запирал двери, чтобы ему не мешали. Сегодня всю ночь никому и ни под каким предлогом не разрешалось входить к нему.

«Нет, не завтра, а сегодня началось мое покаяние, — воскликнул в душе Гора. — Ни за что не разгорится завтра в моей душе такое пламя, как пылает сейчас.

Господь затем и пробудил во мне это страстное желание, что на пороге новой жизни я должен принести великую жертву. Иначе отчего бы так странно все сложилось? Логически моя дружба с ними — вещь совершенно невероятная, сближение людей, противоположных по убеждениям, при обычных обстоятельствах случается в этом мире нечасто. Кроме того, кто бы мог подумать, что столь непреодолимое влечение может вспыхнуть в сердце такого невозмутимого человека, как я? И что это чувство вспыхнет с такой силой именно сегодня. До сих пор я слишком легко расставался с тем, что отдавал родине. Да и не приходилось мне отдавать ничего такого, с чем трудно было бы расстаться. Раньше я не понимал, почему это люди скупятся, когда им нужно отказаться от чего-то ради своей страны. Но великому делу легкая жертва не нужна. Нужно страдание! И родиться для новой жизни я смогу лишь после того, как мое сердце будет пронзено насквозь. Завтра утром члены моей общины станут свидетелями обряда моего покаяния, а сейчас, накануне, всевышний пришел и постучался в двери моего сердца. Разве смогу я принять очищение, если я не покаюсь в глубине души моей? Лишь вручив богу то, с чем мне труднее всего расстаться, я буду поистине нищ и достоин прощения — и лишь тогда я действительно стану брахманом!»

Как только Гора вернулся, Хоримохини сказала ему:

— Ну, пожалуйста, пойдем со мной! Последний раз! Ведь если ты придешь и скажешь одно только слово — все сразу будет хорошо.

— Зачем мне идти? — возразил Гора. — Какое имею я к ней отношение? Абсолютно никакого!

— Но она же верит в тебя, как в бога, почитает, как своего гуру, — ответила Хоримохини.

От этих слов сердце Горы затрепетало, но он снова возразил:

— Не вижу, зачем мне идти. Едва ли я когда-нибудь еще встречусь с ней.

— Что верно, то верно. — Хоримохини даже улыбнулась от удовольствия. — Нехорошо слишком часто встречаться с такой взрослой девушкой. Однако я все-таки не отстану от тебя, пока не добьюсь своего. Ты можешь отказать мне в любой другой раз, когда я позову тебя, но только не сегодня.

Но Гора только качал головой: нет, нет и нет, больше никогда! Все кончено! Жертва принесена! И он не может позволить себе ничем запятнать ее. Он не пойдет к Шучорите.

Когда Хоримохини поняла, что переубедить его невозможно, она попросила:

— Если уж ты никак не можешь пойти, то, будь добр, напиши ей.

Гора опять покачал головой: нет, это невозможно. Он не может писать ей.

— Ну хорошо, — сказала Хоримохини. — Напиши тогда хоть две строчки, для меня. Ты знаешь все шастры. Я пришла к тебе за наставлением.

— За каким наставлением?

— Разве не первый долг девушки из индуистского дома выйти в свой срок замуж и приняться за выполнение домашних обязанностей?

Гора ответил не сразу.

— Послушайте, — наконец сказал он, — не впутывайте меня в эти дела. Я не пандит, чтобы давать наставления.

— Скажи мне прямо, чего ты, собственно, хочешь? — довольно резко выкрикнула Хоримохини. — Сначала сам заварил кашу, а как расхлебывать, так ты в кусты! Что это значит? Видно, не хочется тебе, чтобы сомнения Радхарани кончились.

В другое время Гора вспылил бы от этих слов, он просто не снес бы такого обвинения, при всей его справедливости. Но сегодня началось его покаяние, и он не имел права сердиться. Кроме того, в глубине души он понимал, что Хоримохини говорит правду. Он был достаточно жесток, чтобы порвать узы, связывавшие его с Шучоритой, но одну тоненькую, незримую нить он все-таки хотел оставить. Он даже теперь еще не мог навсегда отказаться от Шучориты.

Но нет, он не допустит и тени скаредности со своей стороны! Нельзя, отдавая богу одной рукой, припрятывать что-то другой.

Он достал листок бумаги и четким, размашистым почерком написал:

«Святая цель жизни женщины — семья. Алтарь ее бога — домашний очаг. Брак — не удовлетворение прихотей, а содействие процветанию. Мир может быть исполнен радости, и он может быть исполнен печали — добродетельная, чистая женщина примет его таким, каков он есть! Посвятив себя семье, она выполнит свой главный долг, поставленный перед ней богом!»

— Неплохо было бы, если бы ты написал что-нибудь похвальное и о нашем Койлаше.

— Нет, я не знаю его, — возразил Гора, — и не могу ничего писать о нем.

Хоримохини бережно сложила бумажку, завязала ее в уголок сари и отправилась домой.

Шучорита вместе с Анондомойи все еще жила в доме Лолиты, и Хоримохини сочла неудобным разговаривать там, она боялась, что Лолита с Анондомойи начнут отговаривать Шучориту и опять собьют ее с толку. Поэтому она послала Шучорите записку с просьбой прийти домой на следующий день к обеду, чтобы обсудить одно очень важное дело. Она обещала, что отпустит ее обратно к Лолите в тот же день.