Джин Уэбстер - Загадка «Четырех Прудов»

Глава VII

Мы отсылаем его обратно

Детектив прибыл. Это был безобидный молодой человек, который взялся за распутывание тайны призрака с явным удовольствием, проистекавшим от необычного характера этого дела. Рэднор встретил его с видом озабоченного радушия. Ему предоставили лошадь для верховой езды, в его распоряжение были предоставлены ружья и рыболовные снасти, на столике в его комнате стоял ящик лучших сигар полковника, а находившийся рядом Соломон только и успевал подавать самые свежесмешанные мятные джулепы. Мне кажется, эти неожиданные знаки внимания ошеломили его и навели на легкие подозрения, ибо он не привык к размаху южного гостеприимства. Тем не менее он взялся за работу с рвением, достойным восхищения.

Опросив слуг и рабочих на ферме, он собрал столько «сверхъестественных» сведений, которых бы с лихвой хватило на три тома. Количество свидетельских показаний поразило его больше, нежели их ограниченность. Он исследовал в микроскоп сейф и библиотечное окно, облазил на четвереньках лавровую тропинку, разослал телеграммы и потрепался с праздными посетителями в заведении Миллера. Он опросил полковника и Рэднора, подверг меня перекрестному допросу и сделал свои неизменно многочисленные пометки. Молодой человек работал исключительно профессионально.

Наконец однажды вечером – это было спустя четыре дня после его приезда – он подошел ко мне, когда я прогуливался по саду, выкуривая послеобеденную трубку.

– Могу я переговорить с вами, мистер Кросби? – спросил он.

– К вашим услугам, мистер Клэнси, – ответил я.

Его крайне высокопарная манера подготовила меня к тому, что я должен был услышать.

– Я вычислил подозреваемого, – произнес он. – Я знаю, кто украл ценные бумаги, однако, боюсь, что информация не придется по душе. В сложившихся обстоятельствах мне показалось разумным отчитаться перед вами, а не перед полковником Гейлордом, и мы могли бы договориться о том, как лучше поступить.

– В каком смысле? – поинтересовался я. Несмотря на мои усилия сохранить хладнокровие, в моем голосе послышалась тревога.

– Вор – Рэднор Гейлорд.

Я засмеялся.

– Это утверждение абсолютно необоснованно. Во-первых, Рэд не в состоянии такое совершить, а во-вторых, когда произошло ограбление, его не было дома.

– А! Так вы в курсе? И где же он был, позвольте узнать?

– Это его личное дело, – отвечал я, – если он не сказал вам, то только потому, что это не имеет отношения к делу.

– Ну уж! Он не сказал мне именно потому, что это имеет отношение к делу. Я, однако, поведаю вам, где он провел ночь: он поехал в Кеннисберг – город, превышающий размерами Ламберт-Корнерс, где необычное письмо не вызовет комментариев, – и отправил облигации по почте в брокерскую контору в Вашингтоне, с которой у него прежде были кое-какие дела. Мешок с деньгами и несколько малозначащих бумаг он взял для того, чтобы отвести подозрение, а то, что он накануне вечером вскрыл сейф ради ста долларов, было всего лишь уловкой, позволившей забыть его открытым, так чтобы казалось, что облигации украл кто-то другой. Что сподвигло его совершить сей поступок, трудно сказать. Несколько месяцев тому назад он крайне нуждался в деньгах. В январе он обналичил закладную на две тысячи долларов, подаренную ему отцом в его двадцать первый день рождения, а как поступил с деньгами, мне не удалось узнать. Как бы то ни было его отцу ничего не известно об этой операции, – он полагает, что закладная по-прежнему находится у Рэднора. Весной молодой человек вновь оказывается в затруднительном положении, а закладных на продажу больше нет. Возможно, присвоение облигаций он не расценивал как кражу, поскольку по завещанию отца все, в конечном счете, переходит к нему.

– Что касается всего этого надувательства с призраком, это легко объяснить. Ему нужен был козел отпущения, на которого можно было бы свалить вину по исчезновении облигаций, поэтому он на пару с этим Моисеем-Кошачьим-Глазом выдумал привидение. Этот негр – немного сумасшедший, с самого начала он был орудием молодого Гейлорда. Не думаю, что он знал, что творит, чтобы ему можно было предъявить достаточное обвинение. Что же до самого Гейлорда, я думаю, что где-то на заднем плане было некое третье лицо, которое требовало у него денег и от которого нельзя было избавиться иначе, чем заплатив их. Но какова бы ни была причина кражи облигаций, сам факт не вызывает сомнений, и я пришел с этим рассказом к вам, а не к его отцу.

– Это совершенно невероятно, – возразил я. – Со всеми своими недостатками, в денежных вопросах Рэднор человек чести. Он дал мне слово, что о похищении этих облигаций ему известно не больше моего.

Сыщик рассмеялся.

– В моей профессии существует всего один сорт улик, который, в общем-то, мало значит, – слово человека. Мы ищем нечто более осязаемое, к примеру, вот это.

Он вытащил из кармана конверт, вынул из него письмо и передал мне. Это было машинописное сообщение от брокерской конторы в Вашингтоне.

«Рэднору Ф. Гейлорду, эсквайру,

Плантация «Четыре Пруда», Ламберт-Корнерс, Виргиния

Уважаемый мистер Гейлорд,

Мы получили ваше послание от 29 апреля относительно продажи облигаций. В настоящее время дела на рынке идут довольно вяло, и нам придется продавать по 98¼. Если вы пожелаете придержать их еще несколько месяцев, то у рынка есть все шансы набрать обороты, и мы уверены, что, в конце концов, вы сочтете их отличным вложением.

Ждем ваших дальнейших распоряжений и благодарим за полученные послания,

Остаемся

Искренне ваши,

– Где вы это раздобыли? – спросил я. – По-моему, это письмо частного характера.

– Весьма частного, – согласился молодой человек. – Я изрядно повозился, прежде чем его получить: мне пришлось «половить» на крючок и поорудовать шестом над дверной фрамугой мистера Гейлорда. Он весьма любезно предоставил снасти в мое распоряжение.

– Вас сюда вызвали не для того, чтобы вы вскрывали личные письма членов семьи, – проговорил я запальчиво.

– Меня вызвали сюда затем, чтобы я выяснил, кто украл облигации полковника Гейлорда, что я и сделал.

На секунду я умолк. Это письмо от брокеров выбило меня из колеи. Двадцать девятое апреля было днем, когда совершили кражу, и я не мог придумать ни одного объяснения. Заметив мое молчание, Клэнси докончил свою теорию с видом всевозрастающего триумфа.

– Этому Моисею в ночь ограбления было поручено разбудить домашних, пока Рэднор отсутствовал. Моисей хороший актер, он одурачил вас. Возникло очевидное подозрение, что облигации украл «призрак», и вы взялись за его поиски – задачу довольно трудную, ибо он существовал лишь в воображении Моисея. Я полагаю, что, поразмыслив над фактами, вы найдете мои объяснения убедительными.

– И вовсе они не убедительны, – резко возразил я. – Моисей не притворялся, – он видел нечто, что напугало его до потери сознания. И это нечто был не Рэднор, переодетый привидением, так как во время ограбления Рэднора не было дома.

– Не обязательно. Ограбление произошло ранним вечером, перед тем, как поднялась вся эта суматоха. Даже если Моисей действительно видел призрака, то этот призрак не имел к этому никакого отношения.

– У вас совершенно нет доказательств, – это не более чем предположение.

Клэнси улыбнулся с видом снисходительной терпимости.

– А как же письмо? – спросил он. – Как вы его объясняете?

– Никак я его не объясняю, это не мое дело. Но думаю, что Рэднор охотно это сделает; вон он идет к конюшне, давайте позовем его.

– Нет, погодите, я не успел сказать то, что хотел. Я был нанят полковником Гейлордом, чтобы выяснить, кто украл облигации, и я это выяснил. Однако полковник не подозревал, какое направление примут мои розыски, иначе бы он никогда меня не нанял. И вот я раздумываю, не милосерднее ли будет не посвящать его в это? Он довольно намучился со старшим сыном, Рэднор – это все, что у него осталось. Молодой человек кажется мне вполне приличным юношей: думаю, что он возьмется за ум и еще добьется чего-нибудь. Вероятно, он решил, что деньги уже фактически его собственность. Во всяком случае, он вел себя со мной пристойно, и мне хотелось бы оказать ему услугу. Допустим, мы обсудим этот вопрос втроем и урегулируем, так сказать, без судебного разбирательства. Я потратил здесь свое время и должен получить гонорар, так может быть будет со всех сторон лучше, если я приму его от молодого человека, а не от его отца.

Это показалось мне лучшим выходом из этой путаницы и, учитывая точку зрения Клэнси, весьма порядочным предложением. Сам я ни на секунду не поверил в его подозрения, но посчитал, что разумнее всего рассказать Рэду о том, как обстоит дело, и позволить объясниться насчет письма. Клэнси я оставил ждать в летнем домике, а сам отправился на поиски Рэда. Как бы мне хотелось объясниться лично, ибо я знал, что подобные обвинения он вряд ли воспримет спокойно.