Джордж Макдональд - Сэр Гибби

Ночь тянулась медленно. Наконец забрезжило серенькое утро, стылое и безрадостное. Миссис Кроул вздрогнула, пошевелилась, с трудом подтащила себя к спинке кровати, села и, зевая, потянулась. Гибби поднялся и встал над нею. Тут она заметила его, и дикий ужас исказил её отупевшее лицо. Она взглянула на него, потом в панике обвела глазами комнату, как будто неожиданно проснувшись посередине адского пламени. Он взял её за руку и потянул. Она послушно поднялась и встала, мгновенно протрезвев от страха.

Её выжженные выпивкой глаза следили за каждым его движением по мере того, как он вытащил из шкафа её шляпку и плащ и помог ей одеться. Она повиновалась ему, как нашкодивший и пристыжённый ребёнок, которого застали на месте преступления. Гибби вывел её из дома в серое утро, продел её руку в свою и вместе с ней зашагал к реке. Время от времени она пошатывалась, и от слабости у неё подгибались колени, но Гибби был в этом деле далеко не новичком и доставил её в целости и сохранности прямо к порогу дома, где находился её чердак. Предполагая, что подобное может произойти, он всё это время выплачивал за него арендную плату. Он открыл дверь её ключом, провел её вверх по лестнице, отпер чердак, усадил её на стул и вышел, тихо прикрыв за собою дверь. Инстинктивно она нашарила свою постель, рухнула на неё и моментально уснула.

Когда она проснулась, в её мутном сознании возникло ужасное видение её воскрешения и осуждения. Единственное, что она помнила более — менее ясно, был ангел, как две капли воды похожий на сэра Гибби, который парил над нею в воздухе, и со всех сторон от его тела исходили языки пламени, достающие до самых её внутренностей и дотла сжигающие её тело и душу. Она лежала с закрытыми глазами, раздумывая надо всем этим, как вдруг в приливе отчаяния вспомнила, что напилась и нарушила своё обещание. Так вот откуда этот страшный сон, эта жуткая головная боль и эта жгучая тоска, снедающая её сердце! Надо встать и выпить глоток воды. Мучительно постанывая, она приподнялась на локте и открыла глаза. Какое поразительное и ужасное открытие, медленно доходящее до её сознания, ожидало её! Она пала, как её далёкие прародители; райский сад исчез, и она лежала за его воротами посреди волчцов и терниев. Она была почти хозяйкой великолепного дома, а сейчас снова превратилась в обитательницу унылого, одинокого чердака! Её снова с позором изгнали из счастливого места новообретённой почтенности, дружбы, честной и достойной жизни и возможности протянуть руку помощи миру, которые — увы! — оказались столь краткими. Она лежала подобно свинье, которую вытащили из грязи и вымыли, но напрасно. С жгучим чувством стыда она оглядела своё пышное атласное платье — мокрое, обгоревшее и закапанное воском. Фу, как мерзко и противно от него пахло дымом и винным перегаром! А её кружевные оборки! Она взирала на остатки своего великолепия, как, ангел, заснувший в дозоре, должно быть, смотрел бы на свои крылья, коварно опалённые врагом.

Боже, как хочется пить! С превеликим трудом миссис Кроул поднялась с постели, а потом ещё целый час сидела на краю кровати, не вполне уверенная в том, что не оказалась — таки в аду. Наконец она заплакала горючими, обжигающими слезами глубокого отчаяния. Она встала, стащила с себя атлас и кружева, облачилась в простое платье и снова стала похожа на бедную, но вполне достойную женщину — работницу. Её выдавало только горящее лицо и воспалённые глаза, которые ей нечем было умыть, кроме собственных слёз.

Она опять села и какое — то время сидела неподвижно, внутренне мучаясь и снова и снова переживая свой позор. Наконец в ней начала пробуждаться жизнь. Она встала и начала ходить по комнате, тупо и недоумённо разглядывая вещи, как привидение, разглядывало бы погребальный саван на покинутом им теле. На столе лежали её ключи, а под ними… Что это?

Письмо, адресованное ей. Она открыла конверт, и оттуда выпала пятифунтовая бумажка вместе с запиской: «Я обязуюсь ежемесячно выплачивать миссис Кроул по пять фунтов в течение ближайших девяти месяцев. Гилберт Гэлбрайт». Она опять заплакала. Он больше никогда не станет с ней разговаривать! Она всё — таки потеряла его — своего единственного друга! То единственное, что связывало её с Богом и со всем, что есть доброго и благого в Царстве Небесном! И потеряла его навсегда.

День продолжался; на улице было холодно и туманно, но в доме миссис Кроул было ещё холоднее и тоскливее. Её бедное сердце, больное, слабое и переполненное отвращением к самому себе, едва находило силы биться, подавленное ощущением своей бесконечной греховности и безвозвратной утраты. У неё было достаточно дров, чтобы развести небольшой огонь, и наконец она собралась с силами и решилась сходить на улицу принести воды.

Она открыла буфет, чтобы вытащить кувшин, потому что ведро ей было не донести. Там в углу притаилась её приятельница — бесовка, её старая знакомая, чёрная бутыль. Казалось, она терпеливо ждала свою хозяйку всё то скучное и унылое время, пока её не было. С приливом неистовой радости миссис Кроул вспомнила, что оставляла её ещё наполовину полной. Она подхватила бутылку, подняла и поглядела на свет: точно, она выпита лишь наполовину! Один стаканчик, сущая малость, и не будет ни головокружения, ни слабости, ни отвращения, ни тоски! Теперь к ней никто не будет придираться! Она может делать всё, что заблагорассудится, и никому не будет до этого дела — а на чердаке и гореть — то, собственно, нечему! Миссис Кроул поставила бутылку на стол, потому что руки её тряслись, и снова повернулась к буфету, чтобы найти стакан. Но тут у неё перед глазами встало лицо Гибби, каким — то небесным течением поднятое из глубины её души: грустное и полное любви, как лицо Сына Человеческого. Она обернулась, схватила бутылку и уже собиралась разбить её об пол, как вдруг внезапное решение остановило её руку: Гибби должен это видеть! Она будет сильной!

Эта бутылка будет стоять на полке до того часа, когда она сможет подойти к нему и сказать: «Посмотри и убедись, что я победила!» Она свирепо заткнула бутылку пробкой. Когда край пробки поравнялся с краем горлышка, миссис Кроул поставила бутылку на место, и с того самого часа она стояла там как вечное искушение, предостережение, память нарушенного, но взятого вновь обещания и залог будущей надежды. Может быть, это решение было не самым мудрым и благоразумным. Слабодушная женщина непременно сдалась бы на милость страшного искушения и погибла. Но есть такие натуры, которым трудности только придают свежие силы, и их немало. С того самого дня миссис Кроул была движима одним — единственным бесповоротным стремлением: поставив своего лютого врага на полку буфета, она поклялась, что превратит его в свидетельство, которое выступит в её защиту против заслуженного наказания. Рядом с дверцей буфета она повесила своё испачканное и обесчещенное атласное платье. Незаметно надвинулись сумерки. Она взяла кувшин и принесла себе воды. Подвесив над огнём чайник, она вышла с корзинкой на базар и купила себе хлеба и масла. После чашки крепкого чая с поджаренными гренками она почувствовала себя намного лучше — и душой, и телом, — снова легла в постель и уснула.

Утром она отправилась на рынок и открыла свою лавочку. Обрадованные и удивлённые её возвращением, старые покупатели не заставили себя ждать. Она обращалась с ними так же тепло и приветливо, как и раньше, но малейшие расспросы о том, где она была и что делала, встречала упорным и непробиваемым молчанием. Щедрость Гибби и её собственное воздержание помогли ей значительно пополнить запасы товаров и расширить свою торговлю.

Вскоре у неё появились кое — какие деньги, и когда наступила поздняя осень, время нужды и болезни, она стала ходить по бедным семьям как верная ученица сэра Гибби. Некоторые говорили, что благодаря её здравому смыслу, щедрости (ибо для своих средств она отдавала беднякам гораздо больше, чем многие другие) и тому, как хорошо она знала жизнь неимущих, она укрепила и поддержала их намного сильнее, чем все высокосветские дамы со своими подписными листами и благотворительными пожертвованиями.

Слухи о её доброте дошли до сэра Гибби и очень его обрадовали: его старый друг всё ещё шёл по пути Небесного Царства! Она же так его и не видела. Он ни разу не появлялся возле лавки, хотя она изо всех сил высматривала его как внутренним, так и внешним взором. Последний раз она видела его на второй день после своего изгнания и то издалека. Сердце её болезненно застонало, потому что одна рука его висела на перевязи и он сразу же перешёл на другую сторону улицы, явно желая избежать встречи с ней. Тем не менее, она нисколько не сомневалась, что стоит ей попросить у него прощения, как он сразу же простит её. И она непременно попросит его об этом — как только сможет предъявить ему достойный, подлинный плод искреннего покаяния.