Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 22. Истина

Между тем Марк, боясь обеспокоить жену и дочь своим продолжительным отсутствием, послал предупредить их о случившемся. Они тут же явились, испуганные, потрясенные событием, которое им также напомнило ужасную драму прошлого. Все четверо сошлись на семейный совет, оставив открытой дверь в комнату, где лежала Роза, и напряженно прислушивались, не проснется ли больная. Марк в сильном волнении заступался за внука. Чего ради стал бы Франсуа совершать такой отвратительный поступок? Пусть он поддался вспышке безумной страсти и бежал с Колеттой, но он был очень нежным отцом, а Тереза никогда не жаловалась на недостаток уважения с его стороны. Что же могло толкнуть его на преступление? Трудно было себе представить, что, скрываясь в потайном убежище со своей любовницей, он внезапно пожелал иметь возле себя дочь, ведь ее присутствие только стеснило бы его. Если даже предположить, что он хотел нанести жене жестокий удар, оставить ее совсем одинокой, лишив последнего утешения, все же поступок его казался невероятным: вместо того чтобы увезти к себе дочь, отец наносит ей увечья и бросает ночью одну на пустынной площади. Нет, нет! Несмотря на убежденность Розы, несмотря на платок, который служил вещественным доказательством, он не допускал, что Франсуа мог совершить преступление, доводы рассудка были сильнее всяких улик! Снова приходилось доискиваться правды, выяснять таинственные обстоятельства; и Марк не скрывал своих мучительных опасений, он знал, что завтра же Марсулье — действующее лицо и очевидец драмы — разболтает о случившемся, и весь Майбуа примется горячо обсуждать подробности. Факты свидетельствуют, по-видимому, против Франсуа, — неужели общественное мнение осудит его, как осудило прежде его деда, еврея Симона? Как защитить его тогда, как помешать новой страшной несправедливости?

— Меня успокаивает только одно, — заключил он, — теперь другие времена. Народ теперь просвещенный, свободный от предрассудков, все помогут нам установить истину.

Они помолчали. Тереза, преодолев волнение, решительно заявила:

— Вы правы, дедушка, прежде всего надо установить невиновность Франсуа; я не поверю, даже при наличии самых веских улик… Пусть он причинил мне страдания, я буду изо всех сил помогать вам отстаивать его, рассчитывайте на меня.

Женевьева и Луиза кивнули, одобряя ее решение.

— Бедный мой сынок, — прошептала Луиза. — В детстве он бросался мне на шею со словами: «Мамочка, как я тебя люблю!» Это нежная, страстная натура, и ему можно многое простить.

— Если человек способен любить, на нем нельзя ставить крест, — заметила Женевьева. — Любовь всегда поможет ему исправить свои ошибки.

Марк не ошибся, на следующий день весь Майбуа заволновался, все только и говорили о неудавшемся похищении, о раненой девочке, обвинявшей своего отца, о подобранном Марсулье платке, который опознала мать девочки. Марсулье охотно рассказывал о происшествии, со всеми подробностями и не без прикрас; он все видел, в этой истории ему принадлежала главная роль. Марсулье был, в сущности, неплохой человек, но тщеславный и трусливый: ему льстило, что он сразу очутился в центре всеобщего внимания, но вместе с тем он побаивался запутаться в неприятную историю, если дело примет дурной оборот. Жил он на скудный доход, все уменьшавшийся по мере того, как редела группа верующих, содержавших церковь св. Мартена; уверяли, что он безбожник, лицемер и держится за свое место лишь потому, что не умеет иначе заработать на хлеб. Но последние приверженцы католической церкви, скорбя о ее поражении, о том, что она всеми покинута, ухватились за рассказанную Марсулье историю с целью раздуть этот скандал, весьма кстати посланный самим богом. Они даже не могли надеяться, что им представится такой прекрасный случай возобновить борьбу, следовало, не медля, использовать этот дар провидения. Снова замелькали на улицах черные юбки, богомольные старухи усердно разносили по городу удивительные россказни. Передавали, что какое-то неизвестное лицо в день преступления вечером видело Франсуа в обществе двух замаскированных мужчин, — наверно, франкмасонов. Всем известно, что масоны употребляют во время черной мессы кровь молодых девушек, и на долю Франсуа, очевидно, выпал жребий добыть кровь своей дочери. Так объяснялось и свирепое насилие, и противоестественная жестокость. Однако сочинители этих дурацких слухов не нашли ни одной газеты, которая согласилась бы напечатать подобные нелепости, и им пришлось заняться устной пропагандой среди простого народа. Ложь была посеяна, оставалось ждать ядовитых всходов на почве народного невежества.

Но прав был Марк: времена переменились. Все только плечами пожимали, услышав эту несуразную и диковинную выдумку. Раньше люди, как малые дети, падкие на всякие небылицы, охотно развесили бы уши. Но теперь народ научился многому и привык трезво оценивать события. Прежде всего стало известно, что Франсуа не был масоном. Вдобавок никто не встречал его, — очевидно, он скрывался в каком-то гнездышке, предаваясь радостям любви с Колеттой, исчезнувшей из Майбуа одновременно с ним. Приводили целый ряд доводов в пользу его невиновности; все сходились во мнении с членами его семьи: Франсуа — увлекающаяся натура, может поддаться безумной страсти, но он любящий отец, не способный поднять руку на собственную дочь. Со всех сторон поступали о нем прекрасные отзывы, родители его учеников говорили о его ласковом обращении с детьми, соседи — о его неизменной привязанности к жене, даже когда он увлекся другой женщиной. Однако твердая убежденность Розы, платок, доказывавший его вину, сцена покушения, столько раз рассказанная Марсулье, — все это создавало атмосферу тайны, волновавшей все умы. Если Франсуа, несмотря на серьезные улики, не виновен, кто же преступник? Как найти его?

Пока велось следствие, страна оказалась свидетельницей небывалого дотоле явления — простые люди содействовали раскрытию истины, высказывали все, что знали, видели, чувствовали, о чем догадывались. Умственно развитые люди стремились к справедливости, теперь они опасались новой судебной ошибки. Один из членов семьи Бонгаров явился к следователю и показал, что в вечер, когда было совершено покушение, он заметил около мэрии какого-то крайне испуганного мужчину, по-видимому, прибежавшего с площади Капуцинов; безусловно, это не был Франсуа. Кто-то из Долуаров принес зажигалку, найденную им на дороге за школой; заметив, что она могла принадлежать преступнику, Долуар добавил, что Франсуа не курил. Кто-то из Савенов передал разговор двух старух, судя по которому преступника следовало искать среди приятелей Марсулье, о чем последний сам проболтался знакомым прихожанкам. Много энергии и здравого смысла проявили сестры Ландуа, владелицы магазина мод на Главной улице. Они были ученицами мадемуазель Мазлин, да и все искатели истины, выступавшие добровольными свидетелями, получили образование в светских школах, где преподавали Марк, Жули или Жозеф. Сестрам Ландуа пришла мысль просмотреть в своих книгах имена клиентов, купивших такие же платки, какой был найден возле бесчувственной Розы. Имя Франсуа действительно значилось в книге, но под следующей датой они нашли имя Фостена Рудиля, брата Колетты. То был первый след, первый луч, проливший свет на глубокую тайну.

Фостен как раз две недели назад потерял место сторожа в поместье Дезирад, которое перешло в собственность города Майбуа и соседних общин. Решено было устроить в Дезирад народный дворец, дом отдыха и развлечений, огромный парк для гулянья, открытый для простого люда, трудящихся и бедняков. Так и не удалось отцу Крабо основать здесь католическую конгрегацию; отныне среди этой роскошной природы, под огромными тенистыми деревьями, среди великолепных беломраморных статуй гуляли помолвленные пары, молодые матери с детьми, старики наслаждались заслуженным покоем, впервые познав здесь всю красоту и прелесть жизни. Фостену, ставленнику клерикалов, пришлось оставить место сторожа, он слонялся по Майбуа, озлобленный и желчный, притворно возмущаясь Поведением Колетты, которая якобы его опозорила. Всех несколько удивляла подобная взыскательность, так как до сих пор между братом и сестрой было полное согласие и он брал у нее взаймы, когда она бывала при деньгах. Поссорились ли они или Фостен пришел в ярость, что Колетта исчезла именно в тот момент, когда он особенно в ней нуждался? Или, быть может, он просто разыгрывал комедию, прекрасно зная, где она находится, и действуя в ее интересах? Все это пока оставалось неясным, но имя Фостена, обнаруженное в записях сестер Ландуа, привлекло всеобщее внимание к нему, к его словам и поступкам. За одну неделю следствие добилось значительных результатов.

Прежде всего подтвердились показания Бонгара; разные люди теперь вспоминали, что они также видели Фостена на Главной улице; он шел, тревожно оглядываясь, точно желая узнать, что происходит близ школы; все свидетели решительно утверждали, что это был Фостен. Зажигалка, найденная Долуаром, действительно принадлежала Фостену, многие видели ее у него в руках. Наконец, подтверждались слова старух, услышанные Савеном, — Фостен был близким приятелем Марсулье, и становилось весьма вероятным, что именно он совершил покушение. Этот факт имел очень важное значение и, безусловно, должен был все разъяснить. Марк, внимательно следивший за ходом розысков, сразу понял это. Он решил сам расспросить Марсулье, чье поведение теперь казалось ему весьма подозрительным, начиная с момента, когда они столкнулись у бесчувственного тела девочки. Марк вспомнил растерянный и встревоженный вид Марсулье, его явное нежелание отдать платок, недоумение, какое он выказал, когда Роза обвинила отца, а Тереза вынула из комода точно такие же платки. Теперь Марку стало понятно, почему преступник бросил Марсулье слово «дурак», которое тот в растерянности повторил Марку: Фостен с досады выбранил приятеля, который, появившись не вовремя, испортил ему все дело. Итак, Марк отправился к Марсулье.