Марк Твен - Сыскные подвиги Тома Соуэра в передаче Гекка Финна

— Поставьте ногу на этот стул… — а сам стал на колени и принялся отвинчивать металлическую пластинку от его каблука… Все так и ждали, что будет. А когда Том вытащил огромный бриллиант, поднял его вверх и стал поворачивать, во все стороны, заставляя его сверкать и гореть на солнце, у всех даже дыхание перехватило, а Юпитер совсем нос повесил. Когда же Том достал и второй бриллиант, Юпитер приуныл окончательно. Еще бы! Он думал теперь, как бы он мог уйти и зажить богато и независимо где-нибудь на чужой стороне, если бы только ему посчастливилось догадаться о том, зачем лежала в саквояже отвертка! Да, было чему подивиться, все ахали, и Том достиг апогея славы. Судья взял бриллианты, встал с места, сдвинул себе очки на лоб, прокашлял и сказал:

— Я сохраню эти каменья и извещу о находке владельцев. И когда они пришлют за ними, я с действительным удовольствием передам вам две тысячи долларов, которые вы заслужили. Но вы заслужили, сверх того, самую глубокую и искреннюю признательность здешнего общества за то, что избавили целую невинную семью от незаслуженного горя и позора, спасли доброго и почтенного человека от казни и предоставили осуждению и каре закона гнусного и жестокого злодея с его несчастными клевретами!

Вот, сэр, если бы к этому оказался еще духовой оркестр, чтобы проиграть туш, штука вышла бы вполне законченная. Том Соуэр был того же мнения.

Шериф забрал Брэса Денлапа и его шайку. В следующем месяце их судили и приговорили в тюрьму. Все обыватели стали опять ходить в старенькую церковь дяди Силаса, любили и ласкали его и всю его семью по-прежнему, не знали чем и угодить им, а дядя Силас говорил снова свои несвязные, бестолковые, глупенькие проповеди, перепутывая перед вами все так, что вам трудно было даже найти к себе дорогу домой среди белого дня. Но прихожане делали вид, что лучше и красноречивее этих проповедей ничего и не слыхивали; они слушали их, плача от жалости и любви, хотя, клянусь, я едва выдерживал и все мозги, какие, у меня только есть, сбивались просто в какой-то комок; но мало-помалу эта общая любовь возвратила старику его рассудок и у него в черепе все поустроилось по-прежнему, — что не может быть сочтено за лесть с моей стороны. Таким образом, вся семья была счастлива, что твои птички; а как уже все любили Тома, как были признательны ему и мне тоже, хотя я тут был ни при чем, но когда прибыли две тысячи долларов, Том Соуэр отдал половину их мне и никому не сказал этого, что меня не удивило: я хорошо его знал.