Марк Твен - Банковый билет в 1.000.000 фунтов стерлингов

— Они уехали.

Это было сказано надменным, холодным тоном людишек его звания.

— Уехали? Куда уехали?

— Путешествовать.

— Да куда именно?

— Кажется, на континент.

— На континент?

— Да, сэр.

— Каким путем… по какой дороге?

— Не знаю, сэр.

— Когда вернутся они назад?

— Говорили, через месяц.

— Целый месяц! О, это ужасно! Дайте мне хоть какое нибудь указание, куда мне им написать. Это в высшей степени важно.

— Право, не могу. Я совсем не знаю, куда они уехали, сэр.

— Ну так я должен повидать кого нибудь из их семейства.

— Семейство их также в отъезде; уже несколько месяцев за границей… в Египте и в Индии, что-ли.

— Любезный, тут произошла ужасная ошибка. Они вернутся назад раньше наступления вечера. Пожалуйста, скажите им, что я заходил сюда и буду заходить, пока все не будет исправлено, и что им нечего беспокоиться.

— Я скажу им, если они вернутся, только я не жду их. Они говорили, что через час вы придете сюда и будете расспрашивать, а мне велели сказать вам, что они приедут сюда в должное время и будут ждать вас.

И так мне оставалось покориться их решению и уйти. Как все это было загадочно! Я просто готов был сойти с ума. Они будут здесь «в должное время». Что бы это значило? О, письмо объяснит мне это, быть может. Я позабыл о письме, я вынул его и прочитал. Вот что в нем говорилось:

«Вы человек интеллигентный и честный, как это каждый заметит по вашему лицу. Мы догадались, что вы бедны и чужестранец. В письме этом вы найдете известную сумму денег. Она отдается вам в займы на тридцать дней без процентов. По прошествии сказанного времени обратитесь в этот же дом. Я держу пари насчет вас. Если я его выиграю, вы получите такое место, какое только будет в моем распоряжении, т. е., всякое место, которое вы окажетесь способным занять по своим знаниям и опытности».

Ни подписи, ни адреса, ни числа.

Ну и было же тут над чем поломать свою голову! Читателю уже известно, что предшествовало всей этой истории, но я-то сам ничего не знал. Для меня это была глубокая темная загадка. Я не имел ни малейшего понятия о сущности их пари, не знал, имело-ли оно целью причинить мне вред, или сделать добро. Я отправился в парк и присел там на скамейку, чтобы обдумать хорошенько все случившееся и обсудить, как мне лучше всего поступить.

Через час размышления мои приняли форму следующего окончательного решения.

Быть может, люди эти желают мне добра, а быть может, они хотят сделать мне зло; вопрос этот неразрешим, поэтому оставлю его в стороне. У них какой-то замысел, либо план или опыт, — в чем он заключается, невозможно определить, а потому нечего и останавливаться на этом пункте. Обо мне держат пари, узнать, в чем оно состоит, невозможно — оставлю и этот вопрос в стороне. Тут может быть бесконечное множество предположений; остаток же всей суммы этих комбинаций представляет нечто осязаемое, прочное, и может быть классифицирован и определен с полною точностью. Если я попрошу английский банк записать этот билет на кредит человека, которому он принадлежит, банк сделает это, так как знает этого человека, хотя я его и не знаю; но у меня спросят, каким образом билет этот попал в мои руки, а если я расскажу правду, меня засадят всенепременно в дом для умалишенных; соври я — мне не миновать тюрьмы. Тот же результат получится, вздумай я поместить этот билет во всякий другой банк, или занять под него деньги. Волей-неволей я не могу освободиться от этого громадного бремени, пока не вернутся эти люди. Билет этот бесполезен для меня, все равно, что горсть пепла, а между тем я должен беречь его, стеречь его, тогда как мне надобно снискивать себе пропитание. Я не могу никому его передать, потому что ни один честный гражданин или благомыслящий человек не захочет ни за что принять его на свою ответственность или вообще вмешаться в это дело. Интересам же этих братьев не угрожает никакая опасность.

Потеряй я даже этот билет, сожги я его, они все-таки ничего не лишатся, потому что могут приостановить уплату по нем и банк удовлетворит их сполна; но в тоже время я должен промучиться целый месяц без всякого вознаграждения и без малейшей прибыли — если только я не помогу выиграть это пари (в чем бы оно ни заключалось) и не получу обещанного мне места. Мне бы очень хотелось получить это место; люди их пошиба всегда имеют в своем распоряжении такие места, которыми нельзя пренебрегать.

Я продумал довольно долго об этом месте. Надежды мои занесли меня в облака. Без сомнения, жалованье будет большое. Я стану получать его ежемесячно; тогда дела мои пойдут как по маслу. Очень быстро я почувствовал себя лицом высшего полета. В это время я бродил по улицам. Вид лавки портного возбудил во мне страстное желание сбросить с себя лохмотья и одеться поскорее, как подобает приличному человеку. Мог-ли я эта сделать? Нет. Ведь у меня не было ничего, кроме миллиона фунтов стерлингов. И так я принудил себя пройти мимо этого магазина. Но скоро меня опять потянуло в нему. Искушение жестоко преследовало меня. Должно быть, я раз шесть уходил и возвращался, пока во мне происходила эта благородная борьба. Наконец, я сдался; я вошел в магазин. Я спросил, не найдется-ли здесь плохо сшитой пары платья, от которой отказался заказчик? Малый, к которому я обратился, кивнул мне головою на другого малого, не ответив мне ни слова. Я подошел к указанному малому, а тот головою указал мне на другого малого, не вымолвив ни словечка. Я подошел к нему и он сказал мне:

— Сейчас буду к вашим услугам.

Я ждал, пока он не кончил своего дела; затем он повел меня в заднюю комнату, разложив передо мною целый ворох забракованного мужского платья и выбрал для меня наиболее подходящую пару. Я облачился в нее. Она сидела на мне прескверно и не отличалась изяществом, но она была с иголочки и мне ужасно хотелось приобрести ее; и так я не стал критиковать ее, а сказал с некоторой застенчивостью:

— Мне было бы удобно, если бы вы согласились подождать несколько дней деньги за нее. У меня с собой совсем нет мелких денег.

Малый состроил в высшей степени саркастическую гримасу и сказал:

— О, у вас нет мелких денег? Ну, разумеется, я так и знал. Такие джентльмены, как вы, могут иметь при себе только очень крупные деньги.

Задетый за живое, я возразил:

— Друг мой, вам бы не следовало судить о чужестранцах по платью, которое они носят. Я имею полную возможность уплатить вам за эту пару; мне просто не хотелось вводить вас в затруднение разменять крупный банковый билет.

Это заставило его немного сбавить тон и он сказал с некоторою важностью:

— У меня не было в мыслях ничего дурного, но уж если дело дошло до выговоров, так я должен сказать, что вы напрасно изволите полагать, будто мы не в состоянии разменять какой бы то ни было банковый билет, который случился бы у вас при себе. Совсем наоборот, мы можем разменять его.

Я подал ему билет и сказал:

— О, тем лучше. Я беру свои слова назад.

Он взял билет этот с улыбкою, с одной из тех широких улыбок, которые обнимают все окружающее; такая улыбка имеет в себе складки, изгибы, спирали, и напоминает то место пруда, куда вы бросили кирпич; а затем, в тот момент, когда он мельком взглянул на билет, улыбка эта застыла, побледнела и стала похожа на те волнообразные, расползающиеся потоки лавы, которые отвердевают на низком уровне неподалеку от Везувия. Никогда прежде я не видал такой очарованной и как бы остановившейся навеки улыбки. Человек этот стоял держа билет в руке, с только что описанным выражением лица; тут хозяин протеснился, чтобы узнать, в чем дело и резко сказал:

— Ну что там еще? Какая случилась беда? Что надобно?

Я сказал:

— Тут нет никакой беды. Я жду сдачи.

— Ладно, ладно; достань ему его сдачу, Тод; достань ему его сдачу.

Тод грубо возразил:

— Достать ему его сдачу! Это легко сказать, сэр; но не угодно ли вам самим взглянуть на билет?

Хозяин бросил беглый взгляд, испустил глубокий красноречивый свист, затем запустил руку в кучу платья непринятого заказчиками и начал швырять его во все стороны, говоря сам с собою, в сильном возбуждении:

— Продать эксцентричному миллионеру такую невозможную пару, как эта! Тод болван… Сущий болван! Всякий раз сделает что-нибудь такое неподобное! Отваживает от этого места каждого миллионера, потому что не умеет отличить миллионера от бродяги и во всю свою жизнь не умел отличить. Ага, вот то, что я искал. Пожалуйста, снимите все это с себя, сэр, и бросьте в огонь. Сделайте мне одолжение, наденьте вот эту рубашку и эту пару; это как раз то, что вам надобно — просто, богато, скромно, княжески великолепно; сделано на заказ для иностранного принца. Вы должны его знать, сэр, его светлость господарь Галифакский оставил нам эту пару, а себе взял траурную, потому что мать его помирала… Только она не померла. Но тут все исправно, у нас не всегда бывают такия вещи тем манером, как мы… то есть, я хочу сказать, тем манером, как оне… Ну вот! брюки сидят отлично, как вылитые на вас, сэр; посмотрим жилет — ага! Как раз по вас! посмотрим сюртук… Господи! Взгляните-ка на себя, сэр! Ведь вся эта пара словно на вас сшита! Я еще ни разу не видел, чтобы платье сидело так хорошо.