Жюльен Грин - Обломки

В обществе, где человек обретает цель и смысл своего существования через приобщение к таким системам, где он собственную жизнь способен поставить на службу общему для многих «я» идеалу, — в таком обществе проблема индивидуальной смерти не может выйти на первый план, ибо гибель отдельной личности не означает гибели тех ценностей, ради которых эта личность жила.

Напротив, там, где не происходит приобщения отдельного человека к коллективным идеалам, где этот человек высшую и единственную ценность способен увидеть лишь в поддержании и продлении собственного существования, — там индивидуальная смерть становится границей пребывания любых ценностей в мире.

Именно таковы сконцентрированные на самих себе персонажи Грина. В них он, подобно многим писателям-реалистам Запада, уловил одну из характернейших примет духовной деградации индивидуалистической буржуазной цивилизации.

Поглощенность собой делает Филиппа, Элиану и Анриету безнадежно одинокими. Эта черта роднит «Обломки» с другими романами Грина. «Почти все мои персонажи — одиночки, — писал он, — они не способны перешагнуть через стену, отделяющею их от ближнего». Ставя себя в центр мироздания, персонажи «Обломков» не ведают ни сострадания, ни нежности, ни даже простого дружеского участия. Они живут в атмосфере пустоты и холода. «Каждый человек — властелин пустыни» — эта мысль Филиппа могла бы послужить эпиграфом ко всему роману.

Только любовь, умение жить ради других, убежден Жюльен Грин, способны объединить людей, вырвать их из кошмара одиночества.

Этого-то умения как раз и нет у персонажей «Обломков». Филипп даже к собственному сыну испытывает полнейшее равнодушие. Оно сменяется страстной и неожиданной нежностью лишь в тот момент, когда в маленьком Робере Филипп вдруг узнает черты собственного характера и собственной внешности, когда получает еще одну возможность любить себя, теперь уже в облике сына. Он любит мальчика за то самое, за что любит собственные юношеские фотографии. Не случайно с таким волнением сравнивает он снимки Робера со своими.

Чувство любви чуждо и Элиане. Старую деву мучает плотская страсть к Филиппу, но отнюдь не любовь. В мечтах и во сне ей мерещится лишь тело Филиппа — крепкое, обнаженное. Она прекрасно видит духовное ничтожество этого безупречно сложенного мужчины, она знает о его слабости, безволии, трусости; она презирает, даже ненавидит его за эти качества, но это нисколько не мешает разгораться ее вожделению. Элиана проводит резкую границу между своим нравственным и плотским отношением к Филиппу: «… как же ты хочешь, чтобы я тебя боялась, тебя уважала? — восклицает она, мысленно обращаясь к Филиппу. — Я тебя не уважаю, я тебя люблю».

Элиана любит вовсе не Филиппа; она любит те ощущения, которые жаждет получить от его плоти. Для нее Филипп — лишь другое тело, инструмент удовольствия, но не другое «я», не другое — самостоятельное — сознание. Напротив, сам факт существования этого сознания мешает ей, выводит из себя; оно — свидетельство автономности другого человека. Элиане безумно хочется уничтожить эту автономность, превратить Филиппа в безгласный предмет, в простое «тело», которым она могла бы распоряжаться по своему усмотрению. Она не выносит моментов, когда Филипп как бы ускользает от нее, предается своим размышлениям без ее на то соизволения.

Не видя выхода из одиночества, не имея никаких определенных целей в мире, тяготясь даже теми ничтожными обязанностями, которые накладывает на них положение богатых буржуа, персонажи «Обломков» впустую растрачивают свою жизнь, им не на что употребить собственное существование. Они плывут по жизни, словно по воле воли, подобно тем утопленникам в Сене, о которых со столь мрачным воодушевлениям рассказывает Филипп.

Вскрывая этот глубоко неподлинный характер существования своих персонажей, Грин и их самих заставляет осознать всю нелепость и весь трагизм жизни, которую они ведут. Филипп, Элиана и Анриета — отнюдь не самодовольные обыватели. Писатель наделяет их способностью к самоанализу. Они знают истинное лицо друг друга, знают, что именно неблагополучно в их семье, знают, что Филипп совершенно холоден к Анриетте (холоден прежде всего потому, что ему не удалось вызвать у жены того чувства обожания, которым окутывает его свояченица), что у Анриетты есть любовник, что Элиана мечтает завладеть мужем собственной сестры.

Но не только друг друга, они и самих себя знают прекрасно (или, по крайней мере, постепенно узнают), знают, чем они являются на самом деле и чего стоят.

Филиппу известно, что он — трус, быть может, ставший, благодаря невмешательству, соучастником убийства, позорно бежавший от жалкого бродяги, которого он, Филипп, высокий и сильный, мог свалить одним ударом.

Элиане известно, что она вовсе не является той доброй, правдивой и бескорыстной женщиной, какой в течение одиннадцати лет пыталась выглядеть не только в глазах окружающих, но и в своих собственных; она не в силах скрыть от себя, что в ней живет необузданное, хищное существо, что она ненавидит сестру-соперницу, желает ей смерти; свое чувство к Филиппу она сама называет «низкой жаждой наслаждений».

Так же и Анриетта, наедине с собой, сознается в неискренности и надуманности отношений с любовником, в том, что она лишь играет в жизнь, подобно тому, «как дети играют в войну или в разбойников».

Не заблуждаясь относительно своих истинных побуждений, персонажи романа в то же время стремятся сделать вид — прежде всего перед собой, — что не знают о них. Наряду с истинной сущностью этих людей, с их непривлекательным «я для себя», в них живет условное, но очень мощное «я для всех» — продукт религиозного воспитания, как у Элианы, или усвоения общепринятых норм, как у Филиппа.

Стремление скрыть от себя свое подлинное лицо составляет одну из главных черт психологической жизни персонажей «Обломков». Легче всего это удается сделать Филиппу. Не бросившись на помощь жертве, звавшей его, Филипп тем не менее вовсе не мучается угрызениями совести; он не стыдится собственной трусости. Для него важен лишь тот образ Филиппа Клери, который существует в сознании окружающих. Настоящий позор заключается для Филиппа не в том, что он трус, а в том, что его за такого сочтут.

Персонажи романа строят свою жизнь на постоянной лжи и замалчивании, которые обеспечивают им относительное душевное спокойствие и внешнее житейское благополучие.

Но вместе с тем, поскольку все они отдают себе отчет в собственной неискренности, они не могут не ощутить хрупкости и непрочности такого спокойствия и такого благополучия. Прожив десяток лет под одной крышей, они боятся случайной ссоры, боятся, что выскажут все, что они друг о друге думают, и им придется разойтись. Но в минуту решительного разрыва у них не будет даже морального удовлетворения, что они узнали о ближнем что-то новое, так как и без того им уже все было известно.

Подобные персонажи можно обнаружить во многих произведениях Жюльена Грина. Для них писатель обычно оставляет два пути — либо смирение, приятие своей жизни как она есть, либо бунт, безумный и разрушительный, против нее.

Из состояния неустойчивого и обманчивого равновесия гриновские герои выводятся не давлением внешних обстоятельств, а властным требованием сил, живущих внутри них самих.

В «Обломках» таким лицом является Элиана. Она — единственная в романе, кто пытается заговорить на «грубом и опасном языке правды». Это она пишет письмо к Филиппу, где с безжалостностью отчаявшейся женщины рисует его подлинный облик и где в то же время сознается в своей неистовой страсти к нему. Это она, находясь на грани истерики, бросает сестре слова ненависти и требует, чтобы та отдала ей Филиппа. Это она, потеряв над собой всякую власть, впивается в губы Филиппа в момент его саморазоблачения, когда он во всех подробностях описывает свое подлое поведение на набережной.

И, однако, этот «бунт» Элианы, отобравший все ее силы, поставивший ее на грань умопомешательства, закончился ничем. Произошла перестановка ролей, поменялись некоторые декорации: Элиана добилась столь желанной власти над Филиппом; Анриетта избавилась от необходимости скрывать свою связь и перестала прятать письма любовника; Филипп получил возможность повсюду натыкаться на эти письма, в которых содержалась весьма нелестная характеристика его особы. Вот и все. «Последующие дни, — пишет Грин, — протекали внешне так спокойно, будто ничего особенного вообще не произошло. Один и тот же инстинкт, управлявший мужчиной и обеими женщинами, незаметно для всех троих привел к примирению». «С многотерпением муравьев, неутомимо возводящих свой разрушенный муравейник, они пытались восстановить прежний мнимый порядок и делали это со всей доброй волей, на какую только были способны».