Исроэл-Иешуа Зингер - Братья Ашкенази. Роман в трех частях

Ленчицкие общинные заправилы не желали забирать солдат, пока портные из Лодзи не попросят прощения, надев мешки, как подобает кающимся грешникам. Портные сняли сапоги и, стоя в рваных чулках, просили прощения у общинных заправил. Потом они заплатили общинный взнос и поклялись раввину перед свитком Торы и свидетелями, что они не будут больше передавать ленчицких портных в руки иноверцев.

Тогда солдат забрали, а ленчицкие портные потянулись в Лодзь.

Но в Вилках, где осели немцы, им нельзя было селиться. Когда какой-нибудь еврей проходил через Вилки, мальчишки с льняными волосами бросали ему вслед камни, натравливали на него собак и кричали:

— Геп, геп, юде!..

Лодзинский купец и глава кагала[2] реб Авром-Герш Ашкенази, которого прозвали реб Авром-Герш Данцигер[3], потому что он ездил в Данциг[4] покупать шерсть и шелка, озабоченно сидел над трактатом «Зевахим»[5] и нервно щипал свою длинную черную густую бороду.

Но заботили его совсем не заработки. Потому что, хотя лодзинские немцы после нескольких десятков лет проживания в городе так и не пустили евреев к себе в Вилки и в цех ткачей, в Лодзи все-таки быстро выросла большая еврейская община с раввином, даяном[6], резниками, синагогами, микве и кладбищем. Евреи в Лодзи торговали, зарабатывали на жизнь и жили.

Поселившиеся в Польше немцы делали плохую, грубую работу. Их полотно было тяжелым и не нравилось помещикам, офицерам и почтенным, богатым горожанам. Хорошие, красивые товары: тонкие шерстяные ткани, блестящие шелка и бархат — все еще приходилось привозить из-за границы. Богатые еврейские купцы ездили почтовыми каретами, а потом и первыми поездами в Данциг, в Лейпциг и привозили дорогие ткани. Евреи победнее вместе со стоявшими на границе солдатами контрабандой доставляли товары из Германии и очень хорошо зарабатывали. Бродячие еврейские торговцы босиком ходили по песчаным крестьянским дорогам, скупали у мужиков овечью шерсть и продавали ее в Лодзи купцам, отправлявшим ее на переработку за границу. Крестьяне, которые раньше часто оставляли своих овец нестрижеными, с грязной, свалявшейся шерстью, начали теперь стричь их и купать в ручьях, чтобы их шерсть была чистой и белой. Арендаторы и скупщики заранее покупали в помещичьих имениях шерсть тысяч овец.

Немецкие мастера доносили властям, что евреи ввозят контрабанду из Германии. Кроме того, они утверждали, что еврейские торговцы хлопчатыми тканями дают хлопок на обработку бедным немецким ремесленникам и тем самым сбивают цены на товары. Еврейские производители хлопчатых тканей, не получавшие, в отличие от немцев, кредитов из польского банка, были по этой причине стеснены в средствах. Они не всегда могли заплатить ремесленникам наличными. Поэтому они стали выдавать собственные кредитные бумаги на древнееврейском языке с черным штампом от потертой каменной печатки. Эти бумаги заменяли деньги при расчете немецких ткачей с еврейскими лавочниками, портными, сапожниками и шинкарями. На исходе каждой субботы ткачи относили свою работу еврейским работодателям и получали за нее древнееврейские расписки. За них им давали в лавках все, что душе угодно: любые продукты, мясо, а также пиво и водку. Немецкие мастера жаловались чиновникам, что евреи выпускают собственные, еврейские деньги. И те запрещали евреям использовать вместо денег свои расписки. Кроме того, они отправили в Англию человека, который закупил много хлопка, чтобы вытеснить евреев с этого рынка. Но сами же чиновники его и разворовали. К тому же они брали взятки у евреев, так что немецкие ремесленники продолжали на них работать и получать расписки на древнееврейском языке. С одной стороны, чиновники издавали законы, запрещавшие ввозить товары из-за границы, а с другой — охотно покупали их у евреев и охотно брали взятки у контрабандистов, ввозивших их беспошлинно.

Одним из виднейших богачей Лодзи был реб Авром-Герш Данцигер. Несколько раз в год он ездил в Данциг, привозил оттуда самые дорогие шерстяные и шелковые ткани и продавал их лавочникам и сельским торговцам-разносчикам. Как раз сейчас, после Пурима, он вернулся из поездки, в которой заключил очень удачные сделки. Он купил чудесные подарки своей жене и дочерям. Купил он и подарок своему Воркинскому[7] ребе[8] — большой серебряный кубок для кидуша[9]. Приехав домой, он застал всех домашних в добром здравии и все дела в порядке. Это очень порадовало реб Аврома-Герша.

Огорчали его общинные дела. Хотя он был еще весьма молодым человеком, он стал главой городского кагала благодаря своему богатству, учености и набожности. Теперь, за время его отлучки по торговым делам, в общине накопилось много проблем.

Во-первых, нужны были деньги для городских бедняков в канун праздника Пейсах. Не только для тех, кто побирается по домам, но и для многих ремесленников, которым после всех трудов целого года нечего было принести в дом на Пейсах. Надо было купить для них мацу, вино, яйца, мясо и жир. Реб Авром-Герш вынул из кармана красный носовой платок и с несколькими почтенными обывателями ходил по домам богачей собирать деньги. Но чем больше собирали, тем больше требовалось. Бедняки срывали с петель двери в доме кагала, плакали и выдвигали претензии.

Во-вторых, надо было выкупать пленных, сидевших в тюрьмах. На дорогах и тропах Польши казаки сражались с панами, восставшими против Российской империи и пытавшимися посадить на польский престол своего короля. Повстанцы скрывались в лесах. Казаки охотились на них, преследовали, ловили и вешали. Но были и евреи-арендаторы, которые везли повстанцам, своим помещикам, порох. Тех из них, кто попадался в руки казаков, вешали на деревьях вдоль дорог. Как раз перед Пейсахом в тюрьму Лодзи привезли сельских евреев. Они ехали с бочонками яблок, под которыми был спрятан порох. Казаки остановили их, потыкали пиками в солому и ничего не нашли. Но потом им захотелось яблок, они принялись отнимать их и обнаружили спрятанное. Нескольких евреев казаки сразу же повесили. Остальных привезли связанными в Лодзь и посадили в тюрьму. Теперь их жены и родственники стояли в здании общины, плакали и просили, чтобы повешенных похоронили по еврейскому обычаю, а заключенных выкупили из рук иноверцев, потому что в противном случае их тоже повесят.

На все это требовалось много денег. Кроме того, для арестантов надо было приготовить мацу, чтобы они не ели квасного в тюрьме.

В-третьих, в городе творился грех. Компания просвещенцев[10], богачей, которые слишком разжирели и захотели сбросить с себя бремя еврейства, обратилась к властям с прошением, чтобы им разрешили открыть новомодную школу, где еврейских детей будут учить на языке иноверцев, где они будут сидеть с непокрытыми головами, в результате чего уйдут не только из хедера, но и от еврейства. Власти не сразу на это согласились, но богачи-просвещенцы пустили в ход большие средства, а деньгами всего можно достичь. Говорили также, что эти просвещенцы построят себе синагогу, как у немецких евреев за границей, поставят туда орган, как в церкви, а кантор будет там ходить бритым, как католический священник. Реб Авром-Герш знал, что такая синагога хуже церкви, потому что в церковь ходят только иноверцы или выкресты, а в такую синагогу внесут свиток Торы, будут заманивать туда простых евреев и уведут их с прямого пути веры на путь вероотступничества.

Был совершен и другой грех.

Еврейские торговцы, бродящие по деревням и скупающие у крестьян шерсть, шкуры и свиную щетину, узнали от иноверцев, что лодзинский парень Нафтоле по прозвищу Вероотступник, которого уже не раз прогоняли с синагогального двора за небрежное выполнение заповедей иудаизма, нанялся к немцу-ткачу, чтобы выучиться ткацкому ремеслу. При этом им сказали, что парень работает по субботам и ест в доме у иноверца недозволенную пищу.

Реб Авром-Герш послал за этим молодчиком и припугнул его, что, если он не уйдет от иноверца, кагал сдаст его в солдаты. Но парень ничего не хотел слушать и нагло заявлял, что хочет научиться ткачеству. Чиновники отказались забирать Нафтоле в солдаты, как того просил кагал. Это привело к тому, что и другие евреи, легкомысленно относившиеся к еврейству, начали сближаться с иноверцами. Так, молодой человек по имени Мендл Флидербойм, державший несколько ткацких станков и научившийся ремеслу у своих работников-немцев, подал прошение в иноверческий цех, чтобы его приняли туда в качестве мастера. Чиновники ему помогали, потому что он одевался в короткое платье, сбрил бороду и научился говорить и писать на языке иноверцев. Среди простых людей и ремесленников это вызывало зависть и желание последовать за отступниками. На местечко обрушились несчастья, дети умирали от скарлатины, и было ясно, что это Божья кара за грехи предателей из стана Израилева.