Эрнст Гофман - Серапионовы братья

Спустя некоторое время наступил и тот желанный день, в который господин Дапсуль фон Цабельтау должен был сойти со своей астрономической башни для того, чтобы проводить фрейлейн Аннхен и господина Амандуса фон Небельштерна в церковь к венцу.

Оба жили долго и счастливо; что же касается вопроса, вышло ли что-нибудь из предполагавшегося брака господина Дапсуля с сильфидой Негагилой, то об этом хроника Дапсульгейма умалчивает.

Друзья несколько раз прерывали искренним смехом чтение Винцента. По окончании же признали единогласно, что если сюжет сказки не представлял ничего особенного, то общий тон, носивший более резкий, чем утонченный юмористический характер, был выдержан вполне без всяких отступлений, и потому был равно забавен во всем сочинении.

– Что до сюжета, – ответил Винцент, – то о нем я должен сказать несколько слов. Он, во-первых, выдуман не мной, и я сейчас вам расскажу, что навело меня на мысль моей сказки. Не так давно случилось мне обедать вместе с одной знакомой богатой дамой. У нее на пальце был надет золотой перстень с прекрасным топазом, отличавшийся вообще чрезвычайной тонкостью работы, носившей следы глубокой древности. Перстень этот заметили все присутствовавшие и единогласно выразили мнение, что, вероятно, он достался владетельнице его по наследству. Тем более велико было общее изумление, когда дама рассказала, что перстень этот был найден года два тому назад у нее в огороде, надетым на морковный корень. Вероятно, он очень давно пролежал в земле никем не найденным, и наконец сквозь него проросла посеянная морковь. Рассказчица прибавила, что событие это могло бы послужить отличной темой для сказки, и предложила мне тут же ее написать. Итак, вы видите, что вся сочиненная мной история овощного короля с его вассалами, на что вы не найдете даже намека ни в Кабалисе, ни в других подобных книгах, вытекла прямо из этого слыханного мною анекдота.

– Я нахожу, – заметил Лотар, – что ни один из наших Серапионовых вечеров не отличался такой разнообразной фантастической программой, как сегодняшний. Слава Богу, что мы успели избежать впадения в мрачную настроенность, которая чуть было нас не опутала, и выбрались снова на светлый день. Однако я все-таки замечу, что человек с серьезным, здравым характером мог, пожалуй, нас справедливо упрекнуть в том, что произведения, читанные на наших Серапионовых вечерах, все носили несколько фантастический характер, способный довести иной раз до головных болей, а то, пожалуй, и до лихорадки.

– Каждый должен, – возразил на это Оттмар, – делать что может, и было бы несправедливо мерить чужие способности по собственной мерке. Есть, действительно, такие ценители, которые всякое излишнее возбуждение фантазии считают признаком болезненного состояния мозга и решаются даже утверждать, что автор пишет свои произведения или под влиянием винных паров, или просто рассчитывают на возбуждение нервов читателей и происходящей вследствие того лихорадки. Но кому же неизвестно, что подобные приемы, хотя и могут иной раз породить иногда гениальные мысли в отдельности, никогда не будут в состоянии способствовать создать вполне выдержанное, законченное произведение.

Теодор угостил в этот вечер своих друзей отличнейшим вином, которое прислал ему в подарок один приятель прямо с Рейна. Он разлил остаток в стаканы и сказал:

– Не знаю почему, но какое-то предчувствие подсказывает мне, что скоро мы расстанемся надолго, быть может, навсегда! Но я верю, что воспоминание о сегодняшнем Серапионовом вечера переживет в наших сердцах разлуку. Мы свободно предавались нашему вдохновению и беззаботной фантазии; каждый из нас писал и говорил под диктовку своего внутреннего голоса, не считая и не выдавая своих произведений за что-либо особенное, зная хорошо, что первое условие всякого литературного произведения состоит в полном отсутствии тенденциозности, чем одним может быть достигнуто то теплое, чарующее впечатление, которое произведения эти производят на душу. Если судьба действительно разбросает нас в разные стороны, то расстанемтесь, по крайней мере, дав слово быть верными уставу святого Серапиона, за исполнение чего я и предлагаю осушить последний стакан!

Желание Теодора было исполнено.

 Капельмейстер (итал.).

 Первый среди рабов (итал.).

 Немецкий осел (итал.).

 Подруга чувствует надежду (итал.).

 Милый юноша (итал.).

 Проклятый осел (итал.).

 Жеманном (итал.).

Без тебя, мой милый, я жить не могу (итал.). 

 Все (итал.), исполнение музыки всем составом оркестра.

 Злостью (итал.).

 Как голубка (итал.).

 Как пена в бурю (итал.).

 Прощай (итал.).

Если следовать я не могу за любимым, моего сердца любовь, последуй за ним без меня (итал.). 

Домашний дух (лат.). 

Ах, какая фатальность! Ах, милый! Ах, бедняжка! (итал.). 

 Помни, мой дорогой, придет время, тебя я покину! О, как преданно любит тебя эта душа! Стану хладным прахом в могиле и буду тебя обожать! (итал.).

 Рояль

Без нежного друга пуститься по морю и с моря супругом, все будет лишь горе! (итал.). 

Скажи, кто этот зверь ужасный (итал.). 

 Ты, зверь четвероногий (итал.).

 Достал наш Фальер красотку жену, другим на утеху, себе на беду (итал.).

 буквально «старые штаны» (итал.).

 Чувствительная душа (итал.).

 Благословен приходящий во имя господне (лат.).

 Месса папы Марцелла (итал.).

 Неземная музыка (итал.).

 Мой дорогой (франц.).

 Бог с машины (лат.).

 Царство плача (итал.).

 Порошок для наследников (франц.).

 Буквально «пылающая (или огненная) комната» – название, вызванное тем, что заседания суда происходили в помещении, обтянутом черной материей и освещаемой только факелами.

 Любовник, боящийся воров, недостоин любви (франц.).

 Правда иногда может быть неправдоподобной (франц.).

 Кабинета остроумия (франц.).

  Выигрыш, проигрыш (франц.).

 Устроитель празднеств (франц.).

 Шутки (франц.).

 Ах, варвары (франц.).

 Добиваться расположения (лат.).

 «Сумрачных лесов» (итал.).

 Славная куколка (итал.).

 Ах, бесценнейшая! Благословеннейшая! Ах, Марианна, Марианина! Прекраснейшая!

 Дорогой дядюшка (итал.).

 Жирный четверг (итал.).

 О Формика! Формика великолепный! О Формика величайший! (итал.)

 Шути, да осторожно, а то в беду попасть можно! (итал.)

 Полгода живи с хитростью и искусством, а остальные полгода – с искусством и хитростью (итал.).