Эрих Кестнер - Трое в снегу

Швейцар вежливо кивнул, хотя ничего не понял. Хагедорн направился в столовую. Все уже сидели за ужином. Он пожелал приятного аппетита и занял свое место.

— Вы намеренно не повязали галстук? — спросила тетя Юлечка.

— Прошу снисхождения, — ответил он. — У меня сегодня заскок.

— С чего это, мой мальчик? — осведомился Шульце. Хагедорн постучал ложкой по бокалу.

— Знаете, что случилось? Меня приняли на работу! Приступаю с первого числа следующего месяца! Жалованье — восемьсот марок! С ума сойти! Эдуард, а ты не получил письма? Нет? Значит, еще получишь. Не сомневайся! Мне пишут, что в будущем нам двоим предстоит встречаться на работе! Ты рад, старина? Все-таки жизнь хороша! — Он посмотрел на владельца пароходной компании Иоганна Кессельгута. — Благодарю вас за все! Я так счастлив! — Он потряс руку опрятно одетому старому господину. — Эдуард, ты тоже его поблагодари!

Шульце засмеялся.

— Ах да. Чуть не забыл. Большое вам спасибо! Кессельгут смущенно ерзал на стуле. Тетя Юлечка, ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого. Хагедорн вынул из кармана чек на пятьсот марок и положил рядом с тарелкой Хильды.

— Особая гратификация! Ну и фирма, друзья мои! Еще мизинцем не пошевелил, и уже пятьсот марок! Вот это благородство! Шеф отдела желает мне хорошенько отдохнуть в интересах предприятия. Хорошенько! Что вы на это скажете?

— Замечательно, великолепно, — сказала Хильда. — Завтра же что-нибудь пошлешь матери, да?

— Конечно! — воскликнул он. — Двести марок! К тому же она утром придет к Кухенбуху. Я все расскажу ей по телефону.

— Кухенбух? — спросил Эдуард. — Кто это?

— Это мясник, мы его постоянные покупатели. Я только что послал ему телеграмму. Пусть он осторожно подготовит мать. А то она до смерти испугается,

— От всего сердца поздравляю тебя с устройством на работу, — сказала Хильда.

— Я тебя тоже, — весело сказал он. — Теперь ты наконец получишь мужа.

— Кто это? — спросила тетя Юлечка. — А-а, знаю. Ну что ж. Имейте только в виду, господин кандидат, я не очень-то за.

— Ничего не поделаешь, — сказал он. — К сожалению, я не могу принимать во внимание Хильдиных теток. Это завело бы слишком далеко… Хильда, дорогая, а согласится ли твой отец? Восемьсот марок — это же уйма денег!

Фрау Кункель пренебрежительно усмехнулась,

— Послушай, — сказала Хильда. — Мы даже сможем экономить, служанки нам не надо. Хватит приходящей работницы, три раза в неделю.

— Но когда появится мальчик, возьмем служанку, — сказал озабоченно Хагедорн.

— Какой мальчик? — спросила тетя.

— Наш! — гордо ответила Хильда.

— Мы назовем его Эдуардом, — заметил будущий отец. — Из уважения к моему другу.

— А если будет девочка? — забеспокоился Шульце.

— В этом случае я предложил бы имя Эдуардина, — заявил Кессельгут.

— Вы находчивый человек, — сказал Шульце с признательностью.

— Будет наверняка мальчик, — заверил Хагедорн.

— У меня тоже такое предчувствие, — сказала Хильда и покраснела до ушей.

Тетя Юлечка, поспешив сменить тему, спросила:

— А какая фирма вас приняла на работу?

— Вы будете удивлены, тетушка. Фирма «Тоблер»!

Тетя Юлечка в самом деле удивилась. Удивилась настолько, что у нее в горле застряла куриная косточка. Глаза вылезли на лоб, и она зашлась в кашле.

Ей вливали в рот воду, поднимали вверх руки. Она вырвалась, бросила страдальческий взгляд на Шульце и удалилась.

— И часто это с ней бывает? — спросил Фриц, когда она ушла.

«С тех пор, как она моя тетя», — хотела сказать Хильда, но, заметив устремленные на нее взгляды отца и Иоганна, сказала:

— Наверное, это она от радости.

В тот же вечер, часом позднее, произошел разговор, не оставшийся без последствий. Госпожа Каспариус пришла к дядюшке Польтеру, который за своей стойкой просматривал английскую газету.

— Мне надо с вами поговорить, — сказала она. Он медленно поднялся. У него болели ноги.

— Мы знаем друг друга уже лет пять, не так ли?

— Так точно, сударыня. Когда вы приехали к нам впервые, в отеле как раз жили университетские лыжники. Это прозвучало несколько двусмысленно. Она улыбнулась, вынула из парчовой сумочки пачку банкнот и дала ему.

— Здесь пятьсот марок, — упомянула она вскользь. — Они у меня лишние.

Он взял деньги.

— Сударыня, располагайте мной!

Из золотого портсигара она достала сигарету. Он щелкнул зажигалкой. Она закурила и пристально посмотрела на него.

— Скажите, никто из туристов не жаловался на господина Шульце?

— Жалуются, — сказал он. — То и дело спрашивают, почему это человек в такой потрепанной одежде живет именно в нашем отеле. К тому же он ведет себя в высшей степени нагло. Сегодня днем у меня был с ним неприятный разговор, который не поддается никакому описанию.

— Описание излишне, — сказала она. — я сидела за соседним столиком. Это было скандалезно! Подобное нахальство вы не должны допускать. Это подрывает хорошую репутацию вашего отеля.

Швейцар пожал плечами.

— А что я могу поделать, сударыня? Гость есть гость.

— Послушайте! Я заинтересована в том, чтобы господин Шульце немедленно исчез. Причина к делу не относится.

Швейцар и бровью не повел.

— Вы интеллигентный человек, — продолжала она. — Повлияйте на директора отеля! Преувеличьте жалобы, поступающие на Шульце. И добавьте, что я никогда больше не приеду сюда, если ничего не будет предпринято. Господин Ленц, кстати, со мной полностью согласен…

— А что надо практически сделать?

— Завтра господин Кюне должен сказать Шульце, чтобы он в интересах постояльцев из отеля уехал. Человек этот явно очень нуждается. Предложите ему денежную компенсацию! Сколько — мне безразлично. Дайте ему триста марок. Для него это состояние.

— Понимаю, — вымолвил швейцар.

— Тем лучше, — высокомерно сказала она. — То, что оставите от пятисот марок, принадлежит, разумеется, вам.

Он с благодарностью поклонился.

— Сделаю все, что в моих силах, сударыня.

— И еще, — сказала она. — Если завтра днем этот господин Шульце не исчезнет, я уеду вечерним поездом в Санкт-Мориц. Это тоже передайте, пожалуйста, вашему директору!

Она небрежно кивнула и пошла в бар. Ее вечернее платье шуршало, будто непрерывно повторяло шепотом свою цену.

На следующее утро, вскоре после восьми часов, в квартиру фрау Хагедорн на Моммзенштрассе позвонили. Старая дама открыла дверь.

У порога стоял ученик мясника Кухенбуха. Он был почти двухметрового роста, и звали его Карлуша.

— Здравствуйте, вам большой привет от мастера, — сказал он. — И в десять часов вам будет звонить господин Хагедорн. Из Альп. Но пугаться вам незачем.

— Незачем пугаться? — спросила старая дама.

— Ага. Он прислал нам вчера вечером телеграмму и просил, чтобы мы подготовили вас к радостному событию.

— Это на него похоже, — сказала мать. — Радостное событие? Хм! Сейчас иду. Минутку, возьму только для вас пятачок. За беготню.

Она вынесла монетку и дала ее Карлуше. Тот поблагодарил и, топая, сбежал по лестнице.

Ровно в девять фрау Хагедорн явилась в лавку Кухенбуха.

— Карлуша, как всегда, опять напутал, — сказала жена мясника. — Вы пришли на час раньше.

— Знаю, — ответила матушка Хагедорн. — Но дома я бы волновалась. Вдруг он позвонит раньше. Я не буду вам мешать.

Фрау Кухенбух добродушно засмеялась, О «мешать» и речи быть не может.

Она вручила старой даме телеграмму и предложила сесть.

— Что он воображает! — рассердилась фрау Хагедорн, прочитав текст. — Ведет себя так, будто я кисейная барышня. Уж так сразу я никогда не пугаюсь.

— Что же ему хочется? — спросила жена мясника.

— Вот сейчас я ужасно волнуюсь, — призналась старая дама.

Но тут вошли покупатели, и она умолкла. Каждую минуту она трижды взглядывала на стенные часы, висевшие над сервелатом и салями. В лавке было холодно, и кафельные плитки покрылись влагой. На дворе стояла слякотная погода.

К десяти часам с минутами, когда зазвонил телефон, фрау Хагедорн вконец расклеилась. Дрожа, она вошла за прилавок, протиснулась мимо колоды для рубки мяса, судорожно прижала к уху трубку и сказала жене мясника:

— Надеюсь, что расслышу его. Ведь он так далеко! Она замолчала и стала напряженно вслушиваться.

Внезапно ее лицо осветилось, словно банкетный зал, в котором только что царил мрак.

— Да? — крикнула она звонким голосом. — У телефона Хагедорн! Фриц, это ты? Ты что, ногу сломал? Нет? Слава Богу. Может, руку? Тоже нет? Тогда я рада, мой мальчик. Ты точно здоров? Что? Что ты говоришь? Я должна спокойно выслушать? Фриц, веди себя как подобает. Так с матерью не разговаривают. Даже по телефону. Ну, что там?