Герман Банг - Фрекен Кайя

— Грентофт — подумай только! — сказала фру Кант.

— Грентофт? Кто? Какой Грентофт? — так же сухо переспросила Кайя, но голос ее дрогнул.

— Вильгельм Грентофт, Кайя, наш Грентофт...

— Зачем он приехал? — спросила Кайя и отвернулась.

— Как зачем? Он, естественно, хочет у нас остановиться... Мы тут сидим, ни о чем не подозревая, вдруг звонок, сестрицы Сундбю бегут отворять, я слышу, что кто-то спрашивает фру Кант или фрекен Кайю... Дверь настежь... Он все тот же. Представляешь, стоит в дверях... Я его узнала с первого взгляда... С тремя большими чемоданами... Сказал, жена едет следом.

— Ясно.— Кайя открыла дверь в коридор и увидела чемоданы.— Здесь им не место, пройти нельзя.— Она говорила торопливо и резко.

— Кайя, мальчишки ушли в гости,— вдруг выпалила фру Кант, чтобы с этим разом покончить.

Но фрекен Кайя пропустила это сообщение мимо ушей. Она убежала, хлопнув дверью. Как угорелая влетела она в свою комнатку и, не зажигая света, села на край ванны, покрытой простыней. «Фрекен Кайя, фрекен Кайя!..» Кто-то несколько раз окликнул ее громко, на весь дом, но она этого не слышала.

Она сняла пальто и берет и взяла с полочки расческу и щетку, но вдруг застыла: она увидела в окно невесту в празднично освещенном зале, невесту, всю в белом, и жениха, и гостей...

Она долго смотрела, словно зачарованная, на молодых и на всех остальных, кто веселился за столом..,

Ведь обычно она вообще ничего не видела вокруг, а только, как заводная, крутилась весь день, работала не покладая рук. Но сейчас она вдруг увидела: справляли свадьбу... та, что в белом, Невеста..,

Евгения стояла посреди комнаты мальчиков с ведром помоев в руке и самозабвенно созерцала себя в зеркале,— впрочем, в доме не было зеркала, которое бы не отражало по нескольку раз в день ее оплывшую физиономию. Она даже не обернулась на шаги фрекен Кайи, думая, что это идет из кухни фру Кант.

Фрекен Кайя держала в руке букетик ландышей, но Поспешно спрятала его в выемку буфета, потому что услышала голос Грентофта. Да, голос его ничуть не изменился. Он шел ей навстречу.

— Хороши же вы! — сказал он и сжал обе ее руки, как прежде, на свой особый манер.— Приезжаешь специально к вам в гости, а вы даже не выходите!

Он говорил так, словно они вчера расстались, доверительно и весело. Она сказала только:

— Как вы загорели!

— И похорошел! — подхватил он и ра<;смеялся.

Они прошли в гостиную. Грентофт рассказывал, расспрашивал, смеялся. Фру фон Кассэ-Мукадель так и сияла: ее очень интересовали женщины Перу и вообще тех краев, она о них уже слыхала.

Сестрицы Сундбю сидели, нежно обнявшись,— они всегда так сидели, когда бывали гости. А Арне Оули, по обыкновению, забился в свой угол и глядел на всех с кроткой, рассеянной улыбкой.

Фрекен Кайя то пересаживалась с места на место, то выходила и входила, и у нее стало вдруг то же выражение лица, что у Арне. Она убрала со стола стакан, повернула другой стороной отколотую вазу, словно бессознательно пытаясь прибрать комнату.

— Вы помните? — все продолжал Грентофт.— Вы помните?— кричал он ей каждую минуту вдогонку через дверь. Вы помните, в ту зиму, когда открылся Королев-скии театр... Вот был праздник!.. А мы с вами в темноте карабкались на галерку... Вы помните, вы помните, фрекен Кайя?

— Да, вы подарили билеты...

Грентофт сидел верхом на стуле, он весь углубился в воспоминания юности.

— Вы помните, как мы устроили в моей комнате зимний сад? Воткнули три старые елки в кадки и расставили по углам.,. А потом был бал, вы помните?..

Как Грентофт смеялся! А сестрицы Сундбю ему вторили.

Фрекен Кайя медленно рассеянной рукой водила по скатерти — чистой скатерти, которую она достала.

— Фрекен Кайя, а помните, как вы налили коньяк в рагу из утки, чтобы было пикантней, и никто не мог его есть? Помните?

Все снова засмеялись, а фру Кант сказала:

— Да, Грентофт, вы всегда любили острое.

Фрекен Кайя опять вышла. Нечего было подать к столу для такого случая! Необходимо послать Евгению купить что-нибудь. Но фрекен Кайя нигде не могла ее обнаружить, а пока она бродила по комнатам, забыла, кого искала. Как он смеялся! Фрекен Кайя испуганно обернулась, когда услышала за спиной шаги. Арне Оули робко на нее посмотрел и сказал, как всегда, мягко:

— Фрекен, господин Грентофт может переночевать сегодня в моей комнате, а завтра вы все устроите. Я лягу на диване в гостиной, мне неважно...

Фрекен Кайя схватила его за руку.

— Спасибо, вы всегда так добры,— прошептала она, и слезы вдруг выступили у нее на глазах.

У Оули тоже почему-то — он сам не знал почему — увлажнились глаза, когда он глядел на фрекен Кайю, растерянно бродившую по полутемной кухне.

Евгения с шумом отворила дверь черного хода — она довольно долго болтала, перевесившись через перила, с квартиранткой пятого этажа, дамой в красной кофте, торговавшей подушками и сдававшей мансарды.

Оули исчез, он не любил слушать объяснения фрекен Кайи с Евгенией.

Но фрекен Кайя не стала бранить Евгению, а лишь сказала, что надо купить. Евгения сделала большие глаза, когда увидела открытый кошелек... Монеты так и сыпались на стол.

Двери снова оживленно захлопали: обитатели третьего этажа шли ужинать.

Студент-медик Спорк явился первым.

— Бог ты мой! — воскликнул он, увидев свежую скатерть, и, повернувшись к Каттрупу, который всегда являлся к столу в шлепанцах (по привычке, потому что его отец, деревенский пономарь, требовал, чтобы все члены

семьи приходили к трапезе в матерчатых туфлях), добавил:— Никак нам и постельное белье сменят?

Студент-теолог Серенсен перебирал салфетки, стараясь найти себе почище,— этому упражнению он предавался перед каждой едой.

Евгения никак не могла взять в толк, что произошло с фрекен.

— Представляешь,— крикнула она на ходу Тее, прислуге с первого этажа,— она сегодня раскошелилась, всех угощает по-царски.

И побежала дальше.

При ходьбе Евгения так подхватывала юбки, что нетрудно было убедиться в ее полном пренебрежении к нижнему белью.

Фрекен Кайя по-прежнему входила и выходила — она накрывала на стол. Дверь в гостиную она притворила,— господа с третьего этажа не стеснялись по части острот.

Фру фон Кассэ-Мукадель собрала карты, а сестрицы спорхнули вниз, чтобы почистить перышки: перед каждой едой они пудрились кусочком ваты.

В гостиной Грентофт оказался один с фру Кант. Он взял ее обе руки в свои:

— А теперь серьезно, что у вас слышно?

— Как вам сказать? — начала фру Кант. И покачала своей седой благородной головой,— Вы же знаете Кайю... Но не хочется жаловаться,— добавила она и посмотрела ему в лицо своими большими глазами.

Спорк рывком распахнул дверь в столовую и тут же с треском ею хлопнул, пытаясь выяснить, намерены ли их все же покормить сегодня.

Фру Кассэ-Мукадель, которая перед каждой едой вдруг становилась очень церемонной, ждала ужина в величественной позе, держа в одной руке бутылку пива, а в другой — собственную салфетку в серебряном кольце. Она поглядела на свои часы и сказала:

— Уже девять.

Но фрекен Кайя не появлялась из кухни.

— Она готовит жаркое,— сообщила Евгения, словно это удивительное событие служило объяснением всему, и, громыхая, чуть ли не швырнула самовар на стол.

Фру Кассэ-Мукадель села. Сестрицы Сундбю демонстративно держали руки за спиной, чтобы, не дай бог, не протянуть их по забывчивости Спарре, который как раз вошел в комнату. Веки у него были красные.

Фру Кассэ тут же привстала, ей хотелось, чтобы Спарре сидел против нее. Она поглядела на него с неестественным блеском в глазах и спросила:

— Ваша гостья ушла?

В эту минуту Грентофт распахнул дверь в гостиную.

— Куда делась фрекен Кайя? — воскликнул он.— Ах, все ждут ужина. Моя фамилия Грентофт,— добавил он и поклонился.— Но где же все-таки фрекен Кайя? — снова удивился он и попросил разрешения пройти на кухню.— Фрекен Кайя! — крикнул он еще в коридоре.— Разве вы не собираетесь нас кормить?

Она стояла у плиты и обернулась на его голос, будто хотела прикрыть собой сковородку.

— Да, сейчас,— сказала она.

Грентофт огляделся: полутемная, тесная кухня, кладовая, где на полках лежали в блюдечках остатки еды, горшок с маслом, из которого всегда тщательно выскребались последние остатки.

— Ничто не изменилось,—сказал он. И долго стоял молча. Кайя тоже молчала. Только дрожь как будто пробежала по ее лицу. А может, это ему показалось из-за неровного света керосиновой лампы?

III

Наконец позвали ужинать.

Но тут же поднялась суета, потому что Грентофт во что бы то ни стало хотел сидеть за нижним концом стола, у самовара, а не за верхним, где для него накрыли.

— Я хочу сидеть на своем старом месте,— заявил он и сам перенес свою тарелку.— Мы здесь всегда расхватывали лучшие куски.