Кнут Гамсун - Бенони

Прикинув всё это в уме, Бенони сказал:

— Смотря по деньгам, само собой.

— А я тебе помогу, — сказал Мак и повернулся к нему лицом. — Чтоб ты снова встал на ноги. Ты наделал ошибок, не без того, но ведь и другие их тоже делают, и хватит тебя наказывать.

Вот видишь, он и вправду так думает, решил Бенони. Он размяк от чувства благодарности и ответил:

— Я очень благодарен господину.

А всемогущий Мак сказал:

— Я собираюсь отправить письмецо нашему доброму пастору из соседнего прихода. В конце концов, я Розин крёстный, вот я и хочу сказать от себя несколько словечек её отцу и ей самой. Впрочем, тебе это и знать-то незачем. Денег у тебя сколько?

— Да уж наберётся маленько.

— Ты, наверно, догадываешься, — продолжал Мак, — что большой роли твои талеры для меня не играют. Полагаю, ты и сам это понимаешь. Словом, дело не в деньгах. Просто я хочу помочь тебе снова встать на ноги.

— Великое спасибо господину и великая хвала.

— Ты заводил речь о цене. О цене мы успеем уговориться завтра. Встретимся сразу у катера.

Мак кивнул в знак того, что разговор окончен, но когда Бенони уже открыл дверь, крикнул вслед:

— Постой-ка, раз уж я всё равно обронил слово о письме, письмо-то у меня готово, ты можешь взять его и опустить в ящик, тогда оно завтра будет отправлено...

Итак, Бенони начал скупать сельдь. Он нанял людей, которые разделывали и засаливали его сельдь и перекатывали его бочки туда и обратно. Раз уж Мак из Сирилунна вновь оказал ему доверие, у кого бы хватило фанаберии4, чтобы уклониться? Мало-помалу Бенони ощутил в своей крепкой груди чувство былого покоя и силы.

Он вовсе не совершил дурацкую покупку, поддавшись на уговоры Мака. Нет, получив первое же хоть и маленькое поощрение, он стал по-прежнему смекалистым и расторопным парнем. И не все свои деньги он вбухал в сельдь. Довольно и половины, подумал он про себя. Вдобавок письмо Мака пастору уже отправлено, и вернуть его назад Мак при всём желании не смог бы.

Бенони скупал сельдь и засаливал и мало-помалу начал становиться человеком. Он заметил, что люди начали с ним здороваться, когда он шёл к месту разделки и обратно, а ещё что они начали величать его «господин», потому как он заделался коммерсантом.

Торговля селёдкой вполне могла кончиться для него крахом, да и сам Мак не имел того барыша, на который рассчитывал поначалу. Но покуда Мак, действуя с большим размахом, снарядил два гружённых сельдью парохода в Берген5, Бенони и ещё два человека команды попозже когда весна уже близилась к концу, без шума, без гама вышли в море на одной из Маковых шхун. Он приставал к большим и малым посёлкам и продавал свой товар бочками. Всё могло быть и хуже, а так он кое-что заработал и даже сумел отложить малую толику. Домой он вернулся на Святого Ганса.

И получилось так, что Роза, пасторская дочь, верхом на коне снова пересекла его путь возле церкви. В их посёлке мало кто ездил верхом, и все прихожане с любопытством воззрились на Розу. Бенони смиренно и почтительно поклонился, сняв шляпу, чем вызвал у неё ответный кивок. На лице у неё не мелькнуло ни малейшей тени, она просто шагом продолжала свой путь, и ветер развевал её вуаль, словно синий дымок. Она и вся-то напоминала видение.

Вот и на этот раз Бенони возвращался домой лесом и трясиной. «Я, конечно, хуже многих других, — думал он, — но благородная барышня прослышала, может быть, краем уха, что я снова встал на ноги и малость поднялся. Не то с чего бы ей кивать в ответ на мой поклон?».

На исходе лета он получил от Мака предложение отвести в Берген Маков галеас6 с вяленой треской. Он ни разу до того не бывал в Бергене, но ведь надо же когда-нибудь и начать, раз другие находят туда дорогу, найдёт и он.

— Вот видишь, у тебя лёгкая рука на всякое новое дело, — снова сказал ему Мак.

— И рука и нога у меня те, которые господин помог мне обрести снова, — отвечал Бенони, как и следовало отвечать, и тем воздал Маку честь.

Заделаться шкипером на галеасе «Фунтус» было для Бенони немаловажным шагом, он теперь стал вровень со школьными учителями, а поскольку у него завелись деньги, ему незачем было заходить в дальние деревни к мелким торговцам.

Незадолго до Рождества он вернулся на своём галеасе домой, всё прошло как лучше и не надо, а сам галеас был доверху нагружён различными товарами, которые Мак заказывал в Бергене, чтобы таким путём сэкономить расходы на доставку.

Отвечая с капитанского мостика на приветствия и потом сходя на берег, Бенони ощущал себя в душе прямо адмиралом. Мак принял его дружелюбно и по-благородному, в собственных покоях, и своими руками поднёс ему рюмку. Бенони впервые сподобился там побывать, там на стенах висели большие картины, и мебель была золочёная,, полученная Маком в наследство, и ещё на потолке висела люстра с сотней подвесок из чистого хрусталя. Потом они вдвоём прошли в контору, где Бенони предъявил свои расчёты, а Мак его поблагодарил.

Итак, Бенони поднялся в глазах людей выше, чем когда бы то ни было, и люди мало-помалу начали величать его по фамилии Хартвигсен, а пример показал Мак. Никогда прежде, даже в бытность свою королевским почтальоном и судебным приставом, он ни для кого не был Хартвигсеном, а вот поди ж ты. Бенони обзавёлся гардинами для окон в своей комнате, хоть это, может, и было важничаньем с его стороны, и в доме у пономаря немало о том судачили. Из Бергена он привёз несколько тонких белых сорочек и надевал их, когда ходил в церковь...

А на рождественские праздники он получил приглашение к Маку. Мак теперь жил один, дочь его Эдварда вышла замуж за финского барона и совсем не приезжала домой; хозяйничала у него экономка, хоть и посторонняя женщина, но своё дело она знала хорошо и была очень обходительная.

Собралось много гостей и среди них Роза, пасторская дочь. Завидев её, Бенони робко вильнул в сторону.

Но Мак сказал:

— Это фрёкен Барфуд, ты её знаешь, и она не из тех, кто держит на кого-нибудь зло.

— Бенони, я узнала от крёстного, что ты ни в чём не виноват, — прямо и откровенно заговорила Роза. — Что у вас были рождественские посиделки и что сказал это совсем другой. Это меняет дело.

— Не знаю... может, и я сам... ничего не говорил... — залепетал Бенони.

— Ну, и довольно об этом, — вмешался Мак и увёл Розу, словно отец.

Бенони приободрился, на сердце у него посветлело и полегчало. Вот и опять Мак ему помог, убелил его как руно. Бенони настолько взыграл духом, что подошёл к ленсману и поздоровался с ним. Позднее за столом он, может, и не во всём держал себя как другие благородные господа, но зато он не спускал с них глаз и многое перенял за этот вечер. Макова экономка сидела рядом с ним и славно о нём заботилась.

Из застольного разговора он узнал, что Роза, пасторская дочь, вскоре снова собирается ненадолго уехать. Он украдкой поглядел на неё. Если кто гордый и благородный, он и есть гордый и благородный, тут уж ничего не попишешь. Какой прок зашибать деньгу на селёдке и развешивать гардины на окнах? Коль скоро человек не рождён для благородства, быть ему Бенони до скончания века. Конечно, Роза — девушка уже не сказать чтобы первой молодости, но Бог наградил её светло-русыми волосами, и ещё она так красиво улыбается сочными губами. И груди такой высокой ни у кого нет. Не надо мне быть дураком и дальше глядеть на неё, подумал Бенони.

— В фьордах уже берут сельдь, — в полной тишине вдруг произнёс Мак, показывая ему депешу. — Приходи завтра в контору прямо утром.

Бенони предпочёл бы посидеть дома, наслаждаясь почтением, которое выказывали ему как шкиперу с галеаса. Тем не менее он с утра пораньше отправился к Маку.

— У меня есть для тебя предложение, — сказал Мак. — Я уступлю тебе за наличные свою большую сеть, и тогда ты сможешь закидывать в море свою собственную. Как я уже говорил, сельдь перекрыта в фьордах.

Бенони был не лишён чувства благодарности, он помнил, какую поддержку оказал ему Мак вчера вечером. Но сеть у Мака давно уже была не такая, как вначале. Ответил он только:

— Не гожусь я для этого дела.

— Ещё как годишься, — возразил Мак, — у тебя рука лёгкая. Вот у меня всё по-другому, и я должен перепоручать свои дела другим, а для сети у меня и вовсе нет подходящего человека.

— Я бы мог забросить её для господина Мака, — предложил Бенони.

Мак покачал головой.

— Я её задешево уступлю, со шлюпками и оснасткой, и дам два бинокля в придачу. Задаром, можно сказать!

— Ладно, я подумаю, — неохотно согласился Бенони. И вот он думал, и думал, и думал, но дело кончилось тем, что он купил сеть. Среди них всех Мак не знал себе равных, и Бенони боялся лишиться его расположения. Он набрал людей и с большой сетью вышел на своём галеасе в фьорд.

Но теперь вдобавок ко всему требовалась ещё и благосклонность небес.