Ветки кизила - Решад Нури Гюнтекин

Женщину очень огорчила эта новость, но она подумала, что сегодня ночью крестьяне могут отлично поужинать остатками с их стола. Разве может считаться едой яблоко с йогуртом?

— Давайте-ка собирайте свои вещи. Этой ночью вы будете нашими гостями.

Йорганлы смотрел на нее во все глаза:

— Спасибо, ханым-эфенди… Но мы уже поели… Мы отдохнем здесь немного и уйдем. Ночи короткие… До утра не долго осталось…

Но женщина упрямо стояла на своем. Она считала, что даже если крестьяне, по их словам, сытые, все равно они должны поесть еще.

Йорганлы собрал свои нехитрые пожитки и затоптал ногами последние язычки пламени догорающего костра. Гюльсум взвалила на спину Исмаила, который даже и не проснулся. Переговариваясь между собой, они направились к особняку.

Как позже выяснилось, они шли из черкесской[12] деревни Дере и уже около недели находились в пути.

Васфи-бей сказал со смехом:

— Ну разве человек не как птица, господин. Где вы были неделю назад и куда направляетесь сейчас?

— Дорога — это не проблема… Если угодно Аллаху, я из Черкесии могу добраться до Адапазары за три дня. Но с нами барышня… Капризничает, словно армянская невеста. Сказала, давай лучше сядем на поезд. Говорят, некоторые люди не переносят неудобств.

Они подошли к двери особняка. Надидэ-ханым усадила гостей на ступеньках лестницы и поставила перед ними поднос с едой. Сама она расположилась на террасе на диване, вместе с двумя дочерьми, а ее зять и братья сели напротив них.

Йорганлы, пробуя каждое блюдо, приговаривал:

— Если бы мы не наелись хлеба с йогуртом! — но, несмотря на это, с наслаждением опустошал большие железные миски.

У Гюльсум, наоборот, аппетит отсутствовал. Время от времени она толкала Исмаила, спящего у нее на руках:

— Просыпайся же, Исмаил… Покушай, Исмаил… — и пыталась запихнуть в рот еду спящему ребенку.

Йорганлы наконец рассердился:

— Клянусь, девочка, этой ночью я тебя побью… оставь ребенка… сон лучше, чем еда… — Затем он объяснил хозяйке, почему Гюльсум так делает: — Эта девочка немного сумасшедшая… Пока не ткнет в рот Исмаилу все съедобное, что попадает к ней в руки, не успокоится. Она едва не убила мальчика в пути… Ребенок все еще болен…

Йорганлы рассказал о болезни ребенка. На вторую ночь путешествия Исмаила начало рвать. Он не спал всю ночь. На следующий день ему стало немного лучше, и они снова отправились в дорогу, однако к обеду состояние мальчика опять ухудшилось. Но возвращаться смысла не было. В конце концов они продолжили путь с больным ребенком, однако пришлось все время нести его на руках. По этой причине они не успели к вечеру дойти до деревни, в которой собирались погостить. К тому же в темноте они могли сбиться с пути. Выхода не было, им пришлось ночевать в горах… К утру у Исмаила совсем пропал голос…

— Клянусь, той ночью я уже смирился, потерял всякую надежду, что ребенок выживет. Решил, что такова его судьба, и нам придется оставить тело бедняги на съедение шакалам и уйти. Однако Аллах, оживляющий сухие деревья, сжалился над этим ребенком. Как только у нас будут деньги, мы принесем в жертву петуха. Правда, Гюльсум? — продолжал Йорганлы.

Гюльсум, которая слушала эту историю, будучи не в силах даже поднести ко рту ложку, кивала головой, как взрослая, и все повторяла:

— Даст Аллах, дядя, даст Аллах.

— Но теперь уже все хорошо, не так ли? — спросила Надидэ-ханым.

— Слава Аллаху, да… Но пока он еще очень слаб… Но если немного поест и попьет, совсем поправится.

Надидэ-ханым зажгла фонарь, подвешенный на террасе, и в его свете смогла получше разглядеть своих гостей. У Гюльсум были длинные каштановые волосы, заплетенные в мелкие косички. Если бы не ее пухлые, похожие на кукольные, щеки и не два крупных передних зуба, поднимающих верхнюю губу, ее лицо можно было бы назвать даже красивым. Ее глаза слегка косили, однако это ее не портило. По словам Йорганлы, девочка попала к нему в возрасте трех лет, сразу после болезни. Тогда она мало походила на человека. В кудряшках торчали соломинки, голова — огромная, а личико — маленькое сморщенное, как у старушки. Под глазами залегли глубокие тени, а выделяющиеся ряды зубов под сжатыми белыми губами придавали ее лицу выражение мертвеца.

— И весь этот путь вы прошли пешком? Неужели вы не могли нанять машину или взять повозку? — спросила Санийе.

Йорганлы, улыбнувшись невежеству этой стамбульской девочки, не знающей, что такое бедность, не смог сдержаться:

— Мы не смогли найти подходящего ландо, барышня… — Затем снова стал серьезным: — Когда мы пришли в Болу, нам попался грузовик. Водитель посадил Гюльсум и Исмаила в машину, а мне места не хватило. Было видно, что парень очень спешил… иной раз гнал так, что казалось, летел прямо в ад… Машина едет, я бегу за ней… Вскоре я начал задыхаться. Еще немного такого бега, и сердце не выдержит, — решил я. А он даже и не смотрит… я подал парню знак: «Брось, друг… высаживай детей… не нужна мне такая твоя милость».

Хозяйские дети смотрели на крестьянина, как на бродячего артиста, и с огромным вниманием слушали его историю. Они представляли, как он бежал со своим покрывалом на спине и зеленым сундучком на шее и кричал, но смеяться стеснялись.

Санийе снова задала вопрос:

— А когда вы хотели есть, что вы делали?

— Что мы можем делать? Если находили еду, ели. А когда ничего не попадалось то шли в горы — там много травы… Мы паслись как овцы.

Гюльсум потеряла всякую надежду разбудить Исмаила. Ее дядя потихоньку начал толкать ребенка.

От жалости и сострадания на глаза Надидэ-ханым навернулись слезы; наклонившись, она погладила Гюльсум по волосам.

— Гюльсум, глядя на тебя, прямо кусок в горло не лезет… Ты очень любишь своего брата? — спросила она.

Девочка смутилась и несколько раз кивнула.

Такая преданность очень понравилась Надидэ-ханым.

Гюльсум могла бы стать хорошей нянькой для ее самого младшего внука Бюлента.

Продолжая говорить с Йорганлы, женщина никак не могла оторвать глаз от девочки.

Наконец Йорганлы закончил трапезу и закурил сигару, скрученную им из хорошего табака ханым-эфенди, который она ему предложила. Потом он стал и рассказывать о своих похождениях, похожих на приключения Эвлия Челеби.

Пять раз он уходил на военную службу, дважды был ранен и даже имел медаль. Казалось, нет такого места в Румелии и Арабистане, где бы он не был. Йорганлы охотно отвечал на вопросы, которые изредка задавал ему майор