Сабахаттин Али - Юсуф из Куюджака

Усталый Юсуф засыпал, не задумываясь над причинами столь необычного к нему отношения, и на следующий день снова уезжал. Но уезжал довольный, с радостным лицом. Ему даже не приходило в голову, как его семье удается безбедно жить на те несколько меджидие, что он оставляет. Он ничего не замечал. Если бы не необходимость часто расставаться с женой, он был бы даже доволен своей службой. Где бы он ни находился, перед ним всегда стояло ее улыбающееся лицо, слышался щебечущий детский голосок. И у него на губах появлялась мечтательная улыбка.

Его жена была красивее и счастливее, чем надо бы. Ведь теперь она не испытывала таких лишений, как еще

недавно. А твердое убеждение, что в поступках, которые она скрывает от мужа, нет ничего дурного и что скрывает она их лишь для того, чтобы не давать повода к бессмысленным раздорам, придавало ей смелости и веселости, а это еще больше красило ее в глазах мужа.

Раз согласившись с тем, что по существу ей не нравилось, она заходила все дальше и дальше. В этом ее знакомые поощряли. За столом, где они сидели с матерью, стала появляться водка. Шакирова мать и Шахенде пили ее. Муаззез вначале упорно отказывалась, но потом отведала этой жгучей жидкости. За легким, приятным головокружением последовали веселые смешки. Количество выпитого вина стало увеличиваться. Во время таких вечеринок мать Шакира и Шахенде-ханым часто выходили из комнаты и долго не возвращались. Как-то раз Муаззез поймала взгляд Шакира, направленный вслед выходящим, он многозначительно подмигнул. Отношение жены Хильми-бея и Шахенде ее часто удивляли.

Однажды вечером Шакир и Хильми-бей пришли к ним вместе с долговязым рыжеватым мужчиной. Мать встретила нового гостя с почетом. Сама приготовила ему закуску. В доме Шахенде ели вкуснее и больше, чем прежде, хотя в Эдремите уже начали ощущаться первые лишения военного времени. Сев за стол и выпив вина, Муаззез узнала, что их гость - новый каймакам. Значит, на место ее отца посадили вот этого человека, похожего на скорпиона…

Вдруг он, обнажив в улыбке желтые зубы, ущипнул Муаззез за щеку. У нее кружилась голова, она упиралась лбом в ладони и раскачивалась, точно в полусне. Подняв голову, Муаззез посмотрела на него и махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. И снова впала в забытье.

Каймакам, все больше распаляясь, попытался обнять ее. Тогда Муаззез встала, тупо оглядела всех и, качаясь, вышла из комнаты. Она поднялась к себе и легла на постель.

Но сопротивление ее продолжалось недолго. Вскоре на руках у нее появилось несколько золотых браслетов. Как-то вечером Юсуф спросил, откуда они. Муаззез вспомнила, как он смял и швырнул в угол браслет, подаренный когда-то Хильми-беем.

Она на мгновение растерялась, о потом нашлась.

- Мама дала. Чем лежать им в катулке, говорит, пусть лучше будут у тебя на руке.

Ей теперь было уже легче лгать. Она не видела ничего предосудительного в том, что обманывала Юсуфа. Ей казалось, что его нужно отвлекать и успокаивать, как ребенка. Эти мысли приучили ее смотреть на Юсуфа немного свысока. По мнению окружающих ее теперь людей, Юсуф был чересчур прост и скучен. И потом, о Господи, как легко он верил всему! Увидев в доме новый стол, он спросил, где его взяли. «Это стол начальника телеграфа, - ответила Шахенде. - Они переехали в другой дом, а там для него не оказалось места. Отдали нам - пусть стоит!» Юсуф с недоуменной гримасой прошел мимо. А какое страшное волнение пережила в этот миг Муаззез! Она думала, что, войдя в комнату, он раскроет их шкаф и увидит там недавно появившиеся у них салфетки, столовые приборы. Она ждала его страшного гнева, ждала этого мига, чтобы со слезами признаться ему во всем и попросить прощения. Она даже сердилась на него и удивлялась, как может он не замечать происходящего. Иногда она приподнималась на постели, брала стоявший рядом светильник, подносила его к лицу спокойно спавшего мужа, и ей хотелось кричать во весь голос:

- Юсуф! Спаси меня!.. Куда я качусь?

Но тут же тихонько ставила светильник на место, натягивала на себя одеяло и засыпала таким же спокойным сном, как ее муж.

Еще не все было потеряно. Но Муаззез понимала, что ей не устоять против соблазнов, слишком слаба ее воля. Временами ей хотелось, чтобы ее увез куда-нибудь человек, который был бы сильнее, чем она. Но кто мог быть этим человеком, кроме Юсуфа? Однако он, ни о чем не подозревая, ухаживал за своей лошадью, ездил по деревням и, словно в насмешку, совал в руку жены несколько меджидие, говоря:

- Возьми, женушка, попробуй выкрутиться.

Как же мог, о Господи, как мог Юсуф ни о чем не догадываться, не услыхать, хотя бы краем уха, сплетни, которые понемногу расползлись по всему Эдреми-ту? Добропорядочные соседи и приятельницы порвали с ними всяческие отношения, и если весь квартал еще не перешел к открытому осуждению, то лишь потому, что тут был замешан каймакам, а еще вернее, потому, что всегдашние заводилы в таких делах были в армии. Оставшиеся калеки и старики еле выдерживали бремя навалившихся на них забот, у них не хватало сил ни на что другое.

Иногда Муаззез металась по дому как сумасшедшая.

- Юсуф! Юсуф! - кричала она.

Ей хотелось, чтобы он все узнал и, вернувшись, побил ее, даже ударил бы ножом. Она чувствовала, что увязает во всей этой грязи. Сама она никогда не сможет подойти к мужу и все ему рассказать, не сможет преодолеть сопротивление матери, если захочет вернуться к прежней жизни. Последнее, правда, еще ужаснее. Юсуф, заметив, что жизнь в доме пойдет по-прежнему, так или иначе поймет когда-нибудь все, и тогда разразится буря, которой боялась и ждала Муаззез.

Нет, сама она ничего не сможет изменить. Каждый день толкал ее все дальше, все глубже в грязь. Берег, который она покинула, все отдалялся, и ей казалось, что ее уже не спасет протянутая с этого берега рука.

Она теперь даже ждала наступления вечера, ждала, когда накроют столы; она уже не морщилась, когда пила ракы, и ей уже было не так противно сидеть в объятиях мужчины, который подарил ей браслеты.

В этих ночных сборищах стали принимать участие командир жандармской роты Кадри-эфенди и несколько музыкантов, которых приглашал каймакам. Зато Шакирова мать перестала приходить. Вероятно, она поняла, что слава, которая пошла о доме Шахенде, несовместима с именем добропорядочной женщины. Как-никак, она уроженка Эдремита и должна думать о чести своей семьи. А для своих развлечений ей нетрудно было найти других чиновничьих жен, которые, как и Шахенде, всегда были к ее услугам.

Что до нового каймакама, то он стал одним из постоянных посетителей их дома.

Он читал Муаззез, которая совсем перестала его дичиться, длинные лекции о любви и засыпал ее подарками, поглощавшими половину его жалованья, Шакир наблюдал за всем этим с какой-то странной радостью. Сейчас им владела не страсть к Муаззез, а ненависть к Юсуфу. Он считал, что, как бы там ни было, Муаззез, принадлежа другому, будет находиться и в его власти. Когда он думал о том, как горько будет Юсуфу узнать, что жена пошла по рукам, он злобно улыбался. Вот, в конце концов, он и отомстил Юсуфу, этому мужлану, за мордобой. Когда-то на эту девушку ему не разрешали даже взглянуть, а теперь каймакам часами тискает ее в своих объятиях. Придет время, и она очутится на улице.

Правда, наблюдая, как Муаззез, даже опьянев, отбивается от липких поцелуев каймакама, он, казалось, испытывал что-то вроде жалости к ней - ведь он лсогда-то действительно любил ее. Но воспоминания.о событиях, доставивших ему немало неприятностей, злоба, наполнявшая его душу, и убеждение, что теперь уже все кончено и ничего исправить нельзя, снова делали его холодным и равнодушным.

Шахенде была немного озабочена тем, что дело зашло так далеко. Когда она замечала, что старые приятельницы не оказывают им должного уважения и даже сторонятся их, хотя сейчас они жили и наряжались лучше прежнего, ей становилось не по себе, и она бормотала:

- Ишь ты! Какая это муха их укусила?!

Но она, конечно, понимала, почему их избегают. Просто не хотела, а может быть, и стыдилась признаться в этом самой себе. В ней жило непоколебимое убеждение, в котором она черпала успокоение для своей совести: все это она делает ради благополучия своей дочери, чтобы избавить ее от нищеты. Если они чем-то и опозорили себя, то в этом прежде всего виноваты Юсуф и ее покойный муж. Во всяком случае, на них лежит большая часть ответственности. Если бы они думали о будущем семьи и поступали бы с умом, то теперь Шахенде и ее дочери не пришлось бы лизоблюдничать перед чужими людьми. А уж, если бы Юсуф, вместо того чтобы долгие годы бездельничать, выбился бы в люди или хотя бы не похитил Муаззез, а отдал бы ее Шакиру, они наверняка не оказались бы в таком положении. Юсуф, который даже не задумывался над всем этим, не имеет теперь никакого права вмешиваться и сердиться. К тому же Шахенде была совершенно уверена, что не причиняет своему зятю ни малейшего зла.