Сосэки Нацумэ - Ваш покорный слуга кот

Весной 1906 года Сосэки написал небольшую повесть «Мальчуган». Она до сих пор очень популярна в Японии. «Мальчуган» (боттян) стал нарицательным словом для пылкого молодого человека, который всегда готов постоять за правду, не заботясь о последствиях. Осенью того же года писатель создал небольшую романтическую повесть «В дороге». Он развил в ней свое эстетическое учение о красоте, противопоставив его утилитарным идеалам своего времени. Все три его ранних произведения: «Ваш покорный слуга кот», «Мальчуган» и «В дороге» — резко отличаются друг от друга по своему жанру, содержанию и стилю, «Ваш покорный слуга кот» — сатирическая повесть, «Мальчуган» — бытовая, полная юмора реалистическая повесть, повесть «В дороге» написана в романтической манере. В позднейших произведениях Сосэки юмор и романтизм исчезают.

Роман «Сансиро» (собственное имя), написанный в 1908 году, — новая веха в творчестве Нацумэ. Писатель внимательно анализирует разъеденный рефлексией душевный мир современного японского интеллигента, неспособного к действию, изучает его, как врач больного. Но единственное, что может ему предложить писатель, — это точный диагноз болезни. «Его героем стал человек, — говорит академик Конрад в своем предисловии к роману „Сердце“, — перед которым открылось многое, который знает много, серьезно и глубоко думает, но не знает, как ему жить… который стоит „у врат царства“ и знает, что ему не открыть их, но в то же время не может отойти от них назад».

К психологическим романам этого типа, рисующим типичные образы интеллигентов, относятся также «Затем» (1909), «Врата» (1910) и «Сердце» (1914).

Нацумэ Сосэки долгие годы страдал от язвы желудка. Уже в повести «Ваш покорный слуга кот» он изображает себя тяжело больным человеком.

В 1910 году он чуть не погиб от внутреннего кровотечения. Сосэки говорит в своих воспоминаниях: «Передо мною то и дело появлялся образ Достоевского. В моем воображении отчетливо возникали холодное небо, новый эшафот и на этом эшафоте фигура Достоевского, дрожавшего в одной рубашке…» В эти дни, по словам Сосэки, он смог до конца постичь то, что пережил на эшафоте Достоевский: ужас смерти и радость возвращения к жизни. Сосэки любил Достоевского и ясно ощущал свою духовную близость к нему.

В 1916 году Нацумэ Сосэки начал писать свое последнее большое произведение «Свет и тьма». Герои романа погружены во тьму, они отравлены собственным эгоизмом, но писатель хотел показать, как из мрака отчаяния они ищут дорогу к свету. Он хотел показать, что такую дорогу можно найти. Нацумэ Сосэки не дописал роман. 9 декабря 1916 года он скончался.

Творчество Нацумэ Сосэки — правдивая летопись жизни японской интеллигенции. Писатель верно показал ее мучительные искания на пути из мрака к свету. Правда, единственный представлявшийся ему возможным путь к спасению вел в глубины собственного духа. Там, и только там писатель видел свет.

Великий писатель-гуманист, правдолюбец, замечательный художник Нацумэ Сосэки оставил после себя значительное творческое наследие.

Особое место в нем занимает единственное сатирическое произведение Нацумэ Сосэки «Ваш покорный слуга кот». Советскому читателю будет интересно познакомиться с этим шедевром японской литературы.

Позвольте представиться: я — кот, просто кот, у меня еще нет имени.

Я совершенно не помню, где родился. Помню только, как я жалобно мяукал в каком-то темном и сыром углу. Здесь же мне впервые довелось увидеть человека. Позже я узнал, что это был мальчишка-сёсэй [4], один из тех сёсэев, которые слывут самой жестокой разновидностью людского племени. Рассказывают, что эти мальчишки иногда ловят нас, кошек, зажаривают и едят. Но тогда я даже не подозревал, что мне грозит такая опасность, и поэтому не очень испугался. Я не почувствовал никакой тревоги и тогда, когда мальчишка взял меня на руки и поднял на головокружительную высоту. Мне даже было приятно в теплых и мягких ладонях сёсэя. Я устроился поудобнее и принялся рассматривать его — ведь как-никак это была моя первая встреча с человеком. Уже тогда человек показался мне существом весьма странным. Этого мнения я придерживаюсь и по сей день. Взять хотя бы лицо. Ведь именно здесь должна расти самая густая, самая красивая шерсть. А у него оно голое и круглое — совсем как никелированный чайник! Мне потом приходилось встречаться со многими кошками, но ни разу я не видел среди них такого урода. Более того, средняя часть лица у человека как-то странно выдавалась вперед, а из двух отверстий в этом выступе время от времени вылетали клубы дыма. Дым был едким и противным, и я начал задыхаться. Только недавно я наконец узнал, что это был дым табака, который курят люди.

На руках у мальчишки я просидел довольно долго и чувствовал себя вполне хорошо. Но вдруг меня куда-то стремительно понесло. Я никак не мог понять, что происходит, то ли это двигался мальчишка, то ли двигался лишь я, а он стоял на месте, во всяком случае, голова у меня пошла кругом. К горлу подступила тошнота. «Теперь конец», — мелькнула мысль, и тут я хлопнулся оземь, да так, что из глаз посыпались искры. До этого момента я все помню хорошо, но что было потом — хоть убей, не могу вспомнить.

Когда я вдруг пришел в себя, мальчишки поблизости уже не было. Не было никого и из моих многочисленных братьев и сестричек. Даже моя заботливая и нежная мать — и та куда-то исчезла. Я очутился в совершенно незнакомом месте, было непривычно светло, так светло, что резало глаза.

«И куда это я попал?» — подумал я и попробовал сделать несколько шагов, но каждый шаг причинял мне страшную боль — ведь теперь вместо мягкой соломки у меня под ногами была густая колючая поросль молодого бамбука.

Вскоре я выбрался из зарослей и оказался на берегу большого пруда. Здесь я присел на землю и стал размышлять над тем, что же теперь делать, но ни до чего путного так и не додумался. Мне пришло в голову, что если я немного поплачу, то мальчишка непременно придет за мной. «Мяу, мяу», — начал я, но никто не появлялся. А между тем откуда-то, взволновав поверхность пруда, налетел прохладный ветерок. Солнце зашло. Страшно хотелось есть. Я так ослабел, что даже не мог плакать. «Теперь уж все равно ничего не поделаешь, так хоть пойду поищу какой-нибудь еды», — решил я и медленно побрел вдоль берега. На душе было тяжело. Так я шел и шел, терпеливо, сам не зная куда, и вдруг до меня донесся запах человеческого жилья. «Пойду-ка туда, авось кто-нибудь да выйдет», — подумал я и через дыру в изгороди проник в чей-то двор. Удивительная вещь — случай: не будь этой дыры, умер бы я в конце концов от голода где-нибудь на дороге. Вот уж недаром говорят: «Неисповедимы пути господни». А через эту дыру я и сейчас хожу в гости к Микэ, которая живет по соседству.

Ну, хорошо, во двор-то я пробрался, а вот что делать дальше? К этому времени совсем стемнело, и меня окончательно одолел голод. А тут еще пошел дождь, и я сильно продрог. Нельзя было терять больше ни минуты. И я отправился дальше, туда, где, как мне казалось, можно найти свет и тепло.

Теперь я знаю, что тогда я сумел побывать в доме. И там мне снова представился случай встретиться с человеком, на этот раз уже не с мальчишкой. Первой меня заметила служанка. Она обошлась со мной куда безжалостнее, чем тот сорванец сёсэй. Как только я попался ей на глаза, она схватила меня за загривок и вышвырнула на улицу. «Это уж совсем никуда не годится», — подумал я и, закрыв глаза, вверил свою судьбу небу. Но холод и голод были поистине нестерпимы, и, улучив минуту, когда служанка отвернулась, я опять проскользнул в кухню и тут же снова был выброшен за дверь. Помню, как много раз подряд я пробирался в дом и сразу же оказывался под дождем, как я опять возвращался и меня опять вышвыривали. Уже тогда я всей душой возненавидел служанку. Совсем недавно я утащил у нее со стола рыбу и этим хоть немного отомстил ей за обиды.

Когда она схватила меня в последний раз и уже собиралась было вышвырнуть из кухни, вошел хозяин дома.

— Что тут за шум? — спросил он. Служанка опустила руку и указала на меня.

— Да вот какой-то бездомный котенок все лезет и лезет. Я его гоню, а он опять… Надоел даже…

Хозяин, покручивая росшие у него под носом черные волосы, некоторое время внимательно рассматривал меня, а потом произнес:

— Ну, раз так, то пусть остается у нас, — и снова ушел в комнаты.

Он производил впечатление человека не очень разговорчивого. Служанка с досады бросила меня на пол. Вот так я и поселился в этом доме.

С хозяином мне приходится сталкиваться редко. По профессии он учитель. Придя из школы, запирается на целый день в кабинете и почти не выходит оттуда. «До чего он трудолюбив», — думают домочадцы. А хозяину и в голову не приходит их разубеждать, что на самом деле он вовсе не такой. Иногда я украдкой заглядываю в кабинет и вижу, как он целыми днями спит, уткнувшись носом в раскрытую книгу. Хозяин страдает несварением желудка, поэтому цвет кожи у него изжелта-бледный, а тело дряблое. Но тем не менее ест он помногу, а после обильной еды пьет диастазу Така. Потом идет в кабинет и раскрывает книгу. Однако, прочитав две-три страницы, засыпает, и из полураскрытого рта прямо на книгу начинает капать слюна. Такого рода «занятия» повторяются каждый вечер. Я всего лишь кот, но и то иногда думаю: «До чего же хорошо быть учителем. Будь я человеком, обязательно избрал бы эту профессию. И кошка могла бы справиться с такой службой: спи себе — и вся недолга». Но попробуйте спросить у моего хозяина, и он вам ответит, что нет ничего тяжелее и неблагодарнее труда учителя. Во всяком случае, когда к нему приходят друзья, он всеми силами старается подчеркнуть это.