Уильям Фолкнер - Святилище

— Оставьте. Я уже вознагражден. Вы не поймете, но моя душа отбыла срок, тянувшийся сорок три года. Сорок три. В полтора раза больше, чем вы прожили на свете. Так что, видите, безрассудство, как и бедность, само заботится о себе.

— А знаете, что он… что…

— Оставьте же. Ли очнется и от этого. Бог временами бывает неразумен, но по крайней мере он джентльмен. Вы этого не знали?

— Я всегда думала о Нем как о мужчине, — сказала женщина.

Звонок уже звонил, когда Хорес шел площадью к зданию суда. Площадь была уже забита машинами и фургонами, люди в комбинезонах и хаки медленно заполняли готический вестибюль здания. Когда он поднимался по лестнице, часы на башенке пробили девять.

Широкие створчатые двери на верху узкой лестницы были распахнуты. Оттуда доносилась неторопливая суета рассаживающихся людей. Хорес видел их головы над спинками стульев — лысые и седые, косматые и со свежими кромками над загорелой шеей, напомаженные головы над городскими воротничками и дамские шляпки с цветами и без цветов.

Шум голосов и движений относило ровным, тянущим в дверь сквозняком. Воздух входил в окна и проносился над головами и спинами к стоящему в дверях Хоресу, вбирая в себя запах табака, застарелого пота, земли и характерный запах судебных залов: затхлый запах иссякших страстей и алчности, споров и горечи, упрямо держащийся с каким-то грубым постоянством из-за отсутствия чего-либо лучшего. Окна выходили на балконы с изогнутыми портиками. В них задувал ветер, неся с собой чириканье воробьев и воркование голубей, гнездящихся под свесом крыши, время от времени гудок автомобиля с площади взвивался и тонул в гулком топоте ног на лестнице и в коридоре.

Судьи на месте не было. Чуть в стороне от его стола Хорес увидел черные волосы и загорелое, изможденное лицо Гудвина, рядом с ним серую шляпку женщины. По другую сторону стола сидел, ковыряясь в зубах, какой-то человек с длинным, бледным носом. Череп его густо покрывали жесткие вьющиеся волосы, редеющие над небольшой лысиной. Одет он был в светло-коричневый костюм, подле него лежали элегантный кожаный портфель и соломенная шляпа с коричневой лентой, ковыряя в зубах, он лениво поглядывал в окно через головы сидящих. Хорес замер в дверях.

— Это адвокат, — сказал он. — Еврей-адвокат из Мемфиса.

Потом взглянул на затылки людей, стоящих вокруг стола, где обычно находились свидетели.

— Я заранее знаю, что увижу, — сказал он. — Она будет в черной шляпке.

Хорес зашагал по проходу. Из-за балконного окна, где, казалось, звонил звонок и где под крышей гортанно ворковали голуби, донесся голос судебного пристава:

«Высокочтимый суд округа Йокнапатофа открыт согласно закону…»

Темпл была в черной шляпке. Секретарю пришлось дважды вызывать ее к свидетельскому месту. Через некоторое время Хорес осознал, что к нему с легким раздражением обращается судья:

— Это ваша свидетельница, мистер Бенбоу?

— Да, ваша честь.

— Желаете, чтобы ее привели к присяге и занесли показания в протокол?

— Да, ваша честь.

За окном, над которым неторопливо сновали голуби, по-прежнему раздавался голос пристава, монотонный, назойливый и бесстрастный, хотя звонок уже стих.

Окружной прокурор взглянул на присяжных.

— Я предъявляю в качестве вещественного доказательства этот предмет, обнаруженный на месте преступления.

Он держал в руке кукурузный початок. Его, казалось, обмакнули в темно-коричневую краску.

— Этот предмет не предъявлялся ранее потому, что до показаний жены обвиняемого, только что зачитанных по протоколу, его отношение к делу было не совсем ясно.

Вы слышали заключения химика и гинеколога — который, как вам, джентльмены, известно, является авторитетом в священнейших делах, относящихся к священнейшей на свете вещи: женственности, — и он сказал, что тут пахнет уже не виселицей, а бензиновым костром…

— Протестую! — заявил Хорес. — Обвинение пытается склонить…

— Протест принят, — объявил судья. — Мистер секретарь, вычеркните фразу, начинающуюся словами «и он сказал». Мистер Бенбоу, можете указать присяжным не принимать ее во внимание. Мистер окружной прокурор, придерживайтесь сути дела.

Окружной прокурор поклонился. Потом повернулся к сидящей на свидетельском месте Темпл. Из-под ее черной шляпки выбивались, словно комки канифоли, тугие рыжие кудри. На шляпке красовалось украшение из горного хрусталя. На обтянутых черным атласом коленях лежала платиновая сумочка. Распахнутое светло-коричневое пальто обнажало пурпурный бант на плече. Руки неподвижно застыли на коленях ладонями вверх. Длинные белые ноги были закинуты в сторону и расслаблены в лодыжках, туфли с блестящими пряжками лежали на боку, словно пустые. Над рядами сосредоточенных лиц, белых и бледных, словно брюхо дохлой рыбы, она сидела в независимой и вместе с тем раболепной позе, устремив взгляд на что-то в глубине зала. Лицо ее было совершенно бледным, пятна румян походили на бумажные кружки, приклеенные к скулам, губы, раскрашенные в форме безупречного смертоносного лука, напоминали что-то символическое и вместе с тем загадочное, тоже вырезанное из пурпурной бумаги и приклеенное к лицу.

Окружной прокурор встал перед ней.

— Как вас зовут?

Темпл не ответила. Слегка передвинула голову, словно он мешал ей смотреть, и пристально уставилась на что-то в глубине зала.

— Как вас зовут? — повторил он, тоже передвинувшись и снова встав перед ее взглядом. Губы Темпл шевельнулись.

— Громче, — сказал окружной прокурор. — Говорите смело. Вам никто не причинит вреда. Пусть эти добрые люди, отцы и мужья, выслушают все, что вы скажете, и воздадут за причиненное вам зло.

Судья, вскинув брови, поглядел на Хореса. Но Хорес не шевельнулся. Он сидел, склонив голову и положив на колени сжатые кулаки.

— Темпл Дрейк, — ответила свидетельница.

— Сколько вам лет?

— Восемнадцать.

— Где вы живете?

— В Мемфисе, — ответила она еле слышно.

— Говорите погромче. Эти люди не причинят вам вреда. Они здесь для того, чтобы воздать за причиненное вам зло. Где вы жили до отъезда в Мемфис?

— В Джексоне.

— У вас там родные?

— Да.

— Продолжайте. Скажите этим добрым людям…

— Отец.

— Ваша мать умерла?

— Да.

— У вас есть сестры?

— Нет.

— Вы единственная дочь у отца?

Судья вновь поглядел на Хореса; тот снова не шевельнулся.

— Да.

— Где вы находились с двенадцатого мая сего года?

Темпл чуть склонила голову набок, словно пытаясь разглядеть что-то за спиной прокурора. Он снова встал в поле ее зрения. И она снова стала глядеть на него, отвечая, как попугай.

— Ваш отец знал, где вы?

— Нет.

— Где, по его мнению, вы находились?

— Он считал, что в университете.

— Значит, вы скрывались, потому что с вами что-то случилось и вы не смели…

— Протестую! — заявил Хорес. — Этот вопрос является…

— Протест принят! — объявил судья. — Я уже собирался предупредить вас, мистер окружной прокурор, но подсудимый почему-то не возражал.

Окружной прокурор поклонился в сторону судейского кресла. Потом повернулся к Темпл и снова завладел ее взглядом.

— Где вы были утром двенадцатого мая?

— В амбаре.

Весь зал шумно вздохнул. Вошло несколько новых людей, они встали тесной кучкой у задней стены. Темпл снова чуть склонила голову набок. Окружной прокурор опять перехватил ее взгляд и завладел им. Сделал полуоборот и указал на Гудвина.

— Видели вы этого человека раньше?

Темпл смотрела на окружного прокурора, лицо ее было совершенно неподвижным, пустым. С близкого расстояния ее глаза, два пятна румян и рот казались пятью бессмысленными предметами на блюдечке в форме сердца.

— Смотрите, куда я указываю.

— Да.

— Где вы его видели?

— В амбаре.

— Что вы делали в амбаре?

— Пряталась.

— От кого прятались?

— От него.

— От этого человека? Смотрите, куда я указываю.

— Да.

— Но он нашел вас?

— Да.

— Был там еще кто-нибудь?

— Был Томми. Он сказал…

— Томми находился в амбаре или снаружи?

— Снаружи, у двери. Наблюдал. Он сказал, что пустит…

— Минутку. Вы просили его никого не пускать?

— Да.

— И он запер дверь снаружи?

— Да.

— Но Гудвин вошел?

— Да.

— Было у него что-нибудь в руке?

— У него был пистолет.

— Томми пытался остановить его?

— Да. Он сказал, что…

— Подождите. Что он сделал с Томми?

Темпл уставилась на прокурора.

— У Гудвина в руке был пистолет. Что он сделал с Томми?

— Застрелил.

Окружной прокурор отступил в сторону. Взгляд Темпл тут же устремился в глубь зала в замер. Окружной прокурор тут же вернулся на место и встал перед ее взором. Она повела головой; он перехватил ее взгляд, завладел им и поднял окрашенный початок перед ее глазами.