Гарольд Роббинс - Искатели приключений

Меня начала колотить дрожь.

— Они мертвы? — спросил я.

— Мертвы, — кивнул генерал.

Меня трясло уже так, как будто на улице стоял мороз, потом я заплакал, повернулся и подбежал к отцу.

— Папа! Папа! — закричал я. — Они все мертвые. Значит, теперь мама и сестра снова оживут?

Диогенес Алехандро Ксенос. Это имя было слишком длинным для маленького мальчика. Сначала моя мама называла меня Дио, но отец рассердился, считая это кощунством. Таким образом я превратился в Дакса и думаю, что первой так меня назвала Ла Перла, потому что для индейского языка греческое имя Диогенес было слишком сложным.

Мой отец родился в приморском городке Курату в семье греческого рыбака и негритянки, державших небольшой ресторанчик рядом с пристанью, где обедали моряки, сошедшие на берег. Я помнил, как однажды отец показывал мне дагерротип с изображением дедушки и бабушки.

Бабушка сидела, но даже при этом было видно, что она выше моего дедушки, который стоял чуть позади ее кресла. Лицо бабушки казалось очень темным, а взгляд выражал внутреннюю силу и целеустремленность. У дедушки были глаза мечтателя и поэта, каковым он и был на самом деле до того, как стал моряком.

Отец унаследовал комплекцию бабушки и глаза деда. Он очень любил своих родителей и с гордостью рассказывал мне, что его мать происходила из семьи королей племени банту, проданных в рабство, но после освобождения рабов ее отцу снова удалось прийти к власти, и она смогла получить небольшое образование.

Хайме Ксенос — так назвали моего отца в честь деда по материнской линии. Когда бабушка была уже на последних месяцах беременности и не могла управляться в ресторанчике, за дело взялся дедушка, но он ничего в этом не смыслил. Отцу еще не исполнилось месяца, как ресторанчик пришлось продать.

Дедушка, у которого был прекрасный почерк, стал работать клерком у судьи портового района. Они с бабушкой переселились в небольшой домик в двух километрах от порта, где держали во дворе несколько цыплят и могли любоваться голубыми волнами Карибского моря, наблюдая за приходившими в порт и уходившими кораблями.

Денег у них было не слишком много, но они были счастливы. Мой отец был их единственным ребенком, и они возлагали на него большие надежды. Дедушка научил отца читать и писать уже в возрасте шести лет и с помощью судьи устроил его в школу иезуитов, где обучались дети чиновников и аристократов.

В ответ на оказанную честь отец должен был вставать в половине пятого, опорожнять мусорные баки и убирать в классах до начала занятий. И еще после занятий в течение трех часов ему приходилось выполнять различные поручения учителей и администрации.

К тому времени, как отцу исполнилось шестнадцать, он усвоил все, чему учили в этой школе. Телосложением он пошел в предков по материнской линии, ростом был почти шесть футов, а от своего отца унаследовал острый ум. Среди учеников школы он был лучшим.

Между дедушкой и братьями-иезуитами состоялась серьезная беседа, в результате которой было решено, что мой отец должен отправиться в университет изучать право. Так как дедушкиного заработка было недостаточно, чтобы оплачивать учебу в университете, было также решено, что часть денег за обучение будут платить иезуиты из ограниченных школьных фондов. Но даже этого не хватало, и тогда судья, у которого работал дедушка, согласился доплачивать недостающие деньги в обмен на то, что отец после окончания университета пять лет отработает у него.

Таким образом, отец начал свою юридическую практику бесплатной службой у судьи, где в качестве клерка трудился и его отец. Дед сидел на высоком стуле в тесной, темной комнатушке и перебеливал от руки выписки из дел и решения, которые отец подготавливал для судьи. Когда отец отработал три года и ему исполнилось двадцать три, в Курату пришла чума.

Ее принес корабль с чистыми белыми парусами, скользивший по гребням волн. Чума скрывалась в темноте трюмов, и буквально за три дня почти все население города, насчитывающее три тысячи человек, умерло или находилось при смерти.

В то утро, когда появился судья, отец сидел за столом в дальнем конце рабочей комнаты. Судья был явно взволнован, но отец не стал спрашивать о причине его расстройства, потому что не смел обратиться к нему с таким вопросом. Он склонился над своими книгами, предпочитая не обращать внимания.

Судья подошел и остановился позади отца, потом заглянул ему через плечо, чтобы выяснить, чем он занимается. Спустя минуту он обратился к отцу:

— Хайме?

Отец поднял голову и посмотрел на него.

— Да, ваша честь?

— Ты был когда-нибудь в Бандайе?

— Нет, ваша честь.

— Надо бы решить там одно дело, — сказал судья. — Вопрос касается прав на землю. Мой хороший друг Рафаэль Кампос вынужден вести тяжбу с местными властями.

Отец внимательно слушал и ждал.

— Надо бы, конечно, поехать мне самому, но здесь столько неотложных дел... — он так и не довел до конца свою мысль.

Отец промолчал. Он прекрасно знал положение дел в конторе и то, что в настоящий момент ничего важного не было, но Бандайа находилась в шестистах километрах отсюда, высоко в горах, и дорога туда была очень утомительной. Кроме того, в горах обитали шайки бандитов, грабившие проезжих.

— Это очень важное дело, а сеньор Кампос мой старый друг, — сказал судья. — Я хотел бы, чтобы у него все было в порядке. — Судья помолчал немного и опустил взгляд на отца. — Думаю, тебе лучше отправиться прямо сейчас. Для тебя готова лошадь из моей конюшни.

— Хорошо, ваша честь, — ответил отец, поднимаясь со стула. — Я только зайду домой и соберу кое-какие вещи. Через час буду готов.

— А ты знаешь, в чем суть дела? Отец кивнул.

— Конечно, ваша честь. Два месяца назад я по вашему приказу составлял прошение. Судья облегченно вздохнул.

— Да, конечно, я совсем забыл.

На самом деле он не забыл об этом, он прекрасно знал, что любая бумага, вышедшая из стен конторы в течение последних лет, была составлена моим отцом.

— Передашь сеньору Кампосу мое искреннее сожаление по поводу того, что я не смог приехать лично.

— Обязательно, ваша честь, — заверил судью отец и вышел в комнату, где, сидя на высоком стуле, переписывал документы его отец.

— Что случилось? — спросил дедушка.

— Уезжаю в Бандайу, папа. Дедушка улыбнулся.

— Отлично, прекрасная возможность. Сеньор Кампос очень влиятельный человек. Я горжусь тобой.

— Спасибо, папа. Еду прямо сейчас. До свидания.

— Храни тебя Бог, Хайме, — ответил дедушка, возвращаясь к работе.

Чтобы не идти два километра пешком, отец вывел лошадь из конюшни судьи и поехал на ней за вещами.

Бабушка в это время развешивала во дворе выстиранное белье. Она увидела, как отец привязывал лошадь к изгороди. Отец объяснил ей, куда едет, и она, как и дедушка, осталась очень довольна возможностью, представлявшейся ее сыну. Бабушка заботливо помогла ему отобрать две лучшие рубашки и уложить их вместе с лучшим костюмом в старый, потрепанный саквояж.

Когда они снова вышли во двор, их взору предстал корабль со сверкающими белыми парусами, входящий в гавань. Бабушка остановилась, глядя на корабль, рассекавший морские волны.

— Как красиво! — воскликнула она.

Хайме улыбнулся. Бабушка рассказывала ему о кораблях и о том, что, когда она была маленькой девочкой, отец часто брал ее с собой на гору, откуда они наблюдали за кораблями, входящими в гавань. Еще она рассказывала о том, как отец все время говорил ей, что наступит день и большой корабль со сверкающими белыми парусами зайдет в гавань и отвезет их домой, к свободе, туда, где человеку не нужно весь день гнуть спину, чтобы заработать себе на хлеб.

Отец давно уже умер, но она продолжала верить в эту мечту, только теперь мечта была связана с ее сыном. Это он, такой сильный и образованный, приведет их к свободе.

— Дедушке понравился бы этот корабль, — сказал Хайме.

Мать рассмеялась, и они пошли к лошади, пощипывавшей мягкую траву рядом с изгородью.

— Ты и есть мой корабль с белыми парусами, — ответила она.

Отец поцеловал ее, вскочил в седло, и поскакал по дороге, проходившей позади дома. На вершине холма он развернул лошадь и посмотрел вниз. Мать все стояла во дворе и смотрела ему вслед. Он помахал ей, и она в ответ подняла руку. Он скорее почувствовал, чем увидел, ее улыбку, открывающую сверкающие белые зубы. Помахав еще раз, отец развернул лошадь и продолжил свой путь.

Хайме видел, как корабль швартовался к причалу, по вантам, словно муравьи, сновали матросы. Первым делом были спущены брамсели, затем оголилась фок-мачта. Когда он повернулся, чтобы продолжить свой путь, все паруса уже были спущены и взору представали лишь стройные мачты.

Когда он, спустя два месяца, вернулся из Карату, корабль все еще стоял у причала, но теперь это был просто обгоревший кусок дерева, когда-то гордо рассекавший океанские просторы и принесший, в конце концов, черную смерть в этот город. Следов отца и матери Кайме разыскать не удалось.