Жорис-Карл Гюисманс - Там внизу, или Бездна

Признавая, что, в общем, он прав и что не сходятся они ни нравом, ни душой, она иронически заканчивала так:

«Благодарю за мимолетную любовную усладу, которой вы одарили меня, размеренную, точно нотная бумага. Но это не мой вкус, сердце мое жаждет большего...»

Ее сердце! – расхохотался он, потом продолжал читать: «Я прекрасно понимаю, что утомление его не входит ни в задачи ваши, ни в ваше призвание, но разве не могли вы оставить мне хотя бы искреннюю дружбу, которая позволила бы мне приходить иногда побеседовать с вами по вечерам, забывая о своем женском начале. Казалось бы, ничего нет легче подобных отношений, и вы, однако, сделали их невозможными. Прощайте навсегда. Мне лишь остается снова заключить с уединением, которому я пыталась изменить».

Уединение! А муж, этот степенный, лукавый плут! В сущности, у него сейчас больше всего оснований сетовать. Я обеспечивал ему спокойные вечера, жена возвращалась от меня примиренной, довольной, и пономарь этот преуспевал за счет моих стараний. Ах! Как подумаешь, что это слишком прозрачно сквозило в его лицемерных, пронырливых глазах, когда он на меня посматривал!

Наконец кончилось это подобие романа. Хорошо обладать пресыщенным сердцем! Не страдаешь, по крайней мере, ни от любовных докук, ни от разрыва!

Правда, у меня необузданный мозг, который по временам вспыхивает, но его всегда мигом загасят бдительные тушильщицы страстей.

Раньше женщины издевались надо мной, когда я был молод и пылок. Теперь я очерствел и издеваюсь над ними. Так и следует, старина, обратился он к кошке, которая, навострив уши, вслушивалась в этот монолог. В сущности, Жиль де Рэ меня занимает больше, чем госпожа Шантелув. К несчастью, мои отношения с ним тоже исчерпываются. Еще несколько страниц, и книга окончена. А вот опять идет смущать мой домашний покой этот противный Рато.

И действительно, вошел привратник, извинился за опоздание, сорвал с себя жилет и бросил подозрительный взгляд на мебель. Ринулся затем к кровати, устремился, точно борец, на матрацы, обхватил один из них обеими руками, приподнял, покачался с ним и, наконец, единым взмахом распростер его со вздохом на постели.

В сопровождении кошки Дюрталь прошел в смежную комнату, но Рато прервал вдруг свой кулачный бой и последовал за ними.

– Знаете, сударь, что со мной случилось? – пробормотал он жалобным голосом.

– Нет.

– Меня бросила жена.

– Она бросила вас! Но ей по меньшей мере шестьдесят!

Рато воздел глаза.

– И она уехала с другим?

Рато печально склонил метелку, которую держал в руке.

– Черт возьми! Неужели, несмотря на свой возраст, ваша жена предъявляла к вам требования, которых вы не могли удовлетворить?

Привратник покачал головой и сознался, что происходило раз наоборот.

– О! – удивился Дюрталь, рассматривая старого привратника, прокопченного воздухом каморки и багрового от спирта. – Но зачем бежала она с мужчиной, если хочет, чтобы оставили ее в покое?

Рато состроил гримасу презрения и сожаления:

– Представьте себе, он бессильный лежебока, ничего не стоящая тряпка – человек, которого она выбрала!

– А!

– Неприятно из-за моего места. Домовладелец не хочет привратника без жены!

«Бог мой! Какое открытие!» – подумал Дюрталь.

– А я собирался к тебе, – встретил он де Герми, который вошел, воспользовавшись ключом, оставленным Рато в двери.

– Отлично! Уборка у тебя не окончена. Как Бог снизойди с облака пыли и пойдем ко мне.

По дороге Дюрталь рассказал другу о супружеских невзгодах своего привратника.

– О! – ответил де Герми, – с каким наслаждением увенчали бы женщины череп такого пылающего старца!

Но что за гадость! – воскликнул он, указывая на стены домов, покрытые объявлениями.

Творилась истинная вакханалия афиш. Повсюду зияли большими буквами на яркой бумаге имена Буланже и Жака.

– Слава Богу, в воскресенье это кончится!

– Единственное средство вырваться из ужаса окружающей жизни, – продолжал де Герми, – это опускать глаза долу, всегда хранить вид скромный и стыдливый. На улицах ты будешь созерцать тогда лишь тротуары и рассматривать блики электрических фонарей компании Попп. На дисках этих ты увидишь сигналы, как бы литые символы алхимиков, зубчатые колеса, очертания талисманов, причудливые знаки звезд, молотков и якорей и тебе покажется, что живешь в средние века!

– Да, но тогда, чтобы не отвлекаться несносным зрелищем толпы, пришлось бы носить лошадиные наглазники и украсить голову во славу покорения Африки козырьком наподобие школьников и офицеров.

Де Герми вздохнул.

– Входи, – пригласил он, отпирая дверь. – Они устроились в креслах и закурили папиросы.

– Я все еще не опомнился от разговора с Гевенгэ у Карэ, – начал Дюрталь со смехом. – Этот доктор Иоганнес чрезвычайно любопытен! Я невольно задумываюсь над ним. Скажи, ты искренне веришь в его чудотворное лечение?

– Я вынужден верить. Я многого не рассказывал тебе потому что врач, передающий такие вещи, бесспорно, может показаться сумасшедшим. Теперь скажу откровенно, что священник этот творит исцеления невероятные.

Одно из таких чудесных спасений, и, сознаюсь, мне совершенно непонятное, привело меня к нему, когда он входил еще в состав парижского духовенства!

Взрослая дочь служанки моей матери страдала параличом рук и ног, невыносимыми болями груди и испускала вопли, когда до нее дотрагивались. Это приключилось с ней в ночь неизвестно почему, и с тех пор недуг ее без перемены длился около двух лет. Выписанная из лионских больниц как неизлечимая, она приехала в Париж и обратилась в Ла Сальпетрьер, но никто не мог определить, что с ней, и никакое лечение не в силах было ей помочь. Однажды она заговорю мной об аббате Иоганнесе, который излечивает боль страдающих такими же болезнями, как она. Я не поверил, конечно, ни единому слову, но так как известно было, что священник этот не берет совсем денег, то я ничуть не отговаривал больную посетить его. И, движимый любопытством, сопровождал ее, когда она отправилась к нему.

Ее усадили на стул, и священник этот, маленький, живой, подвижный, взял ее руку. Затем положил на нее сперва один драгоценный камень, потом поочередно другой, третий и, наконец, спокойно произнес: «Сударыня, вы жертва колдовства ваших родных».

Я едва удерживался от смеха.

«Припомните, – продолжал он, – не случилось ли у вас два года назад, незадолго до вашего паралича распри с кем-либо из ваших родственников или родственниц».

И правда, одна из теток несправедливо обвинила тогда бедную Марию в краже часов из общего наследства и поклялась, что отомстит.

«Ваша тетка живет в Лионе?»

Она сделала утвердительный знак.

«Ничего удивительного, – пояснил священник. – В Лионе среди народа много знахарей, знающих как напускать порчу и колдовство, которое применяют в деревнях. Но не тревожьтесь. Эти господа ушли недалеко, владеют лишь зачатками этого искусства. Итак, сударыня, вы хотите излечиться?» И на ее «да» он ласково сказал: «Что ж, этого довольно, пока ступайте».

Он не прикасался к ней, не прописал ей никакого лекарства. Я вышел в убеждении, что кудесник этот или шарлатан, или сумасшедший, но мне пришлось покориться очевидности, когда поднялись через три дня руки девушки, прекратились боли, а по истечении недели она начала ходить. Я поспешил тогда повидаться с этим волшебником, нашел способ оказать ему одну услугу, и с тех пор завязалось мое знакомство с ним.

– Но каковы, наконец, средства, которыми он действует?

– Подобно священнику Арскому он действует молитвой. Затем вызывает воинства небесные, разрывает магические круги, изгоняет, «распределяет», по выражению его, духов зла. Я хорошо знаю, что все это туманно, и когда я рассказываю о могуществе этого человека моим собратьям, то они или усмехаются улыбкой превосходства, или выдвигают мне драгоценное соображение, которое они изобрели, чтобы объяснить исцеления, содеянные Христом или Пречистой. Весь вопрос сводится, по их мнению, к тому, чтобы поразить воображение больного, внушить ему желание выздоровления, загипнотизировать его, так сказать, наяву. Через это якобы выпрямятся сведенные ноги, исчезнут раны, зарубцуются легкие чахоточных, рак превратится в детскую болячку и прозреют слепые!

Вот и все, что они смогли выдумать, отрицать сверхъестественную природу некоторых врачеваний! Невольно напрашивается вопрос: почему же сами они не пользуются этим способом, если он так прост!

– Разве не производили они подобных опытов?

– Да, с некоторыми болезнями. Я сам был свидетелем попыток, сделанных доктором Льюисон. Если б ты видел только! В госпитале Милосердия лечилась несчастная девушка, страдавшая параличом обеих ног. Усыпив, ей внушили встать, но тщетно силилась она подняться. Тогда двое учеников взяли ее под руки. Ее мертвые ноги подкосились, и она мучительно повисла. Нужно ли прибавлять, что она не могла переступить ногой, и, проволочив ее так несколько шагов, они уложили несчастную обратно, не добившись решительно никаких успехов?