Пэлем Вудхауз - Том 6. Лорд Эмсворт и другие

Говорят здесь мало, а сейчас говорили только двое.

— Вам надо, — сказала она, — жениться на Джоан Валентайн.

— Мне надо, — отвечал он, — жениться на Эйлин Питерc. Она подняла упавшую на пол газету и развернула ее на столике. Он презрительно взглянул на фотографии Эйлин и объемистого, хмурого юноши с тем напряженно-остекленелым взглядом, с каким смотрят в аппарат наши молодые люди.

Под одной фотографией была надпись: «Мисс Эйлин Питерc, которая выходит замуж в июне за Фредерика Трипвуда», под другой — «Фредерик Трипвуд, который женится в июне на мисс Эйлин Питерc». Был и текст подлиннее: «Международная свадьба. Сын графа Эмсвортского сочетается браком с наследницей американского миллионера». Купидон в звездах и полосах целился в молодого человека, купидон в нашем флаге — в девушку.

Журналист постарался. Без обиняков и оговорок он сообщал рядовому читателю, что Эйлин выходит за Фредди. Но Джордж Эмерсон рядовым читателем не был.

— Не верьте газетам, — сказал он. — Что это за жирные младенцы в купальных костюмах?

— Купидоны, Джордж.

— Почему?

— Они — божества любви.

— При чем тут любовь?

Эйлин отрешенно съела жареную картошку.

— Джордж, — сказала она, — вы стараетесь меня рассердить. Вы не знаете, как вредно сердиться за едой! Папа именно так испортил себе желудок. Пожалуйста, кликните официанта, пусть принесет еще баранины. Джордж сурово оглядел зал.

— Почему, — спросил он, — в Лондоне все одинаковые? Мне говорили, что китайцев не отличишь друг от друга, но это ложь. А здесь… — Взгляд его скользнул по толстому джентльмену за соседним столиком, который тихо ел пирог с рыбой. — Видите этого типа в сером костюме? Если бы он стукнул вашего Фредди, связал и пришел вместо него в церковь, вы бы не заметили.

— Они совсем не похожи, — возразила Эйлин. — И какой он вам Фредди? Вы с ним не знакомы.

— Знаком. Мало того, он просил меня называть его по имени. «Да ладно, старик, какие Трипвуды? Для друзей я Фредди».

— Джордж, вы это выдумали!

— Ничего подобного. Мы познакомились вчера на боксерском матче. Он перехватил у меня пятерку.

— Вы просто хотите меня с ним поссорить. Это нехорошо, Джордж.

— То есть как «поссорить»? Я говорю чистую правду. Вы сами знаете, что не любите его, и выйдете замуж за меня.

— Откуда вы взяли, что я его не люблю?

— Если вы, глядя мне в глаза, скажете: «Я его люблю», — все. Откажусь от своих притязаний и буду нести ваш шлейф.

— Официант уходит, — сказала Эйлин. Джордж подозвал жреца и заказал еще баранины.

— Прошу, — холодно заметил он. — Наслаждайтесь.

— Да, Джордж! — воскликнула она. — Тут такое вкусное мясо!

— Станьте немного духовней. Я не хочу говорить о еде.

— На моем месте, Джордж, вы бы ни о чем другом не говорили. Я понимаю, у отца диета, но мне очень трудно есть одни орехи и травки.

— Так не ешьте. Вы просто помешались на своем отце! Не хотел бы его ругать…

— Ладно, Джордж, говорите прямо.

— И скажу. Вы его распустили. Нет, я никого не виню. Видимо, дело в характере. Он — сердитый, вы — уступчивая. Возьмем эту диету. Хорошо, ему нельзя ничего есть, кроме всяких бананов. А при чем тут вы? Почему он вас заставляет…

— Он не заставляет, я сама, чтобы ему было легче. Если я сдамся, он закажет pate de fois gras.[8] Или омара. Какой это ужас, Джордж! Аппетит десятилетнего мальчика, а желудок — Рокфеллера. По отдельности еще ничего, но вместе…

— Что ж, — сказал Джордж, — если вы морите себя голодом, говорить не о чем.

— Но вы все равно будете говорить?

— Конечно, буду. Возьмем этот идиотский брак. Кто его подстроил? Ваш папа. Почему вы не протестуете? Не хотите его обидеть. Ладно, сделаю все за вас. Поеду в Бландинг.

— В Бландинг!

— Фредди меня пригласил.

— Джордж, дорогой, разве вы не читали книг по этикету? Разве вы не знаете, что нельзя гостить у кого-то и ухаживать за его невестой? Так никто не делает!

— Никто? Взгляните на меня. Эйлин мечтательно глядела вдаль.

— Интересно, — вымолвила она, — как это, быть графиней?

— Ответа вы не узнаете, — заверил Джордж. — Этот ваш кретин графом не станет. Старший брат, лорд Бошем, здоров как бык и у него три здоровых сына. У Фредди столько же шансов на титул, как у меня.

— Джордж, вы мало читаете. Старшие сыновья беспрерывно ходят на яхтах со всей семьей. И тонут.

— Эйлин, хватит шутить. Я полюбил вас на «Олимпике», объяснился два раза там же и один раз в поезде. С тех пор, восемь месяцев подряд, я прошу вашей руки и устно, и письменно. Теперь я поехал домой, в Шотландию, вернулся — и что же? Вы собираетесь замуж за этого оболтуса.

— Вы — истинный рыцарь, Джордж. Другой бы на вашем месте ругал моего жениха.

— Зачем? Он кретин и пугало, но вообще я против него ничего не имею. Это вам он не подходит. Какой бы вы были женой серьезному, рабочему человеку!

— Разве Фредди работает?

— Я не о нем, а о себе. Прихожу домой, устал, на службе — Бог знает что делается. Тут подходите вы, кладете мне на лоб прохладную руку…

Эйлин покачала головой.

— Не надо, Джордж. Вы мне очень нравитесь, но мы друг другу не подходим.

— Почему?

— Вы слишком сильный, слишком властный. Наверное, вы — сверхчеловек, о которых так много пишут. А я — слишком мягкая. Вам нужен кто-то вроде Джоан.

— Опять эта Джоан! Кто это?

— Моя школьная подруга, я ведь училась тут, в Англии. Потом я уехала, а вчера встретила ее на улице. Отец у нее разорился и умер, она очень много перенесла. Где она только не служила! В театре, в магазине, всюду. Какой ужас, да?

— Кошмар, — без особого пыла откликнулся Джордж.

— Она такая сильная, — продолжала Эйлин, — вы бы прекрасно ужились.

— Спасибо. Брак — не бокс. Мне нужна кроткая, уютная, жалостливая жена. Поэтому я люблю вас.

Эйлин засмеялась.

— Ну, Джордж! Пойдемте, у меня масса дел. Если Фредди в городе, он захочет со мной повидаться.

Эмерсон покачал головой.

— И что вам дался этот Фредди? Ничего, приеду в Бландинг, там разберемся. Вам от меня не уйти.

Мы, умные, ученые романисты сменяем романы на сценарии потому, что сценарий намного приятней и проще.

Скажем, если бы я писал сейчас для кино, на экране возникла бы надпись:

МИСТЕР ПИТЕРС ОБНАРУЖИЛ ПРОПАЖУ

А зрители бы увидели, как сердитый человечек все это изображает. Минутное дело.

Печатное же слово требует большего.

Вынести бурю довелось той же Эйлин. Страдает всегда невинный.

— Старый гад! — кричал мистер Питерc.

— Папа!

— Что «папа»? Ну, что «папа»? Да лучше бы он дом у меня отнял! Понимает, мерзавец, что почем! Казалось бы, можно оставить на секунду будущего родственника! Куда там! Коллекционер — хуже разбойника. Я бы скорей доверился синдикату Джесси Джеймс-Дик Тарпин-капитан Кидд.[9] Хеопс четвертой династии! Он больше пяти тысяч стоит!

— Папа, напиши ему. Он такой милый. Это он не нарочно.

— Не на-роч-но?! А как, по-твоему? Взял на сохранение? Старый клептоман! Нарочно, нарочно, не волнуйся. У него в замке музей. Я бы пять тысяч дал, если там найдется хороший взломщик! Взял бы он скарабея, стукнул заодно твоего лорда…

— Папа, скажи ему, он отдаст.

— Прямо сейчас! Отдаст он! Он помолвку расторгнет. Только намекни, он такую отмочит фамильную честь!..

— Я не подумала.

— Ты вообще не думаешь, то-то и плохо, — заключил беседу мистер Питерc.

Эйлин не заплакала, она плакать не любила, но, при всей своей кротости, обиделась, такие сцены всегда огорчали ее — и, воспользовавшись минутным затишьем, выскользнула из комнаты.

Ей очень хотелось, чтобы ее утешили. Кто же? Джордж Эмерсон? Он может перейти от слов к действиям. Вероятно, он считает, что лучший способ утешения — посадить ее в такси и отвезти в регистратуру.

Тогда к кому же ей пойти?

Перед ней встал образ Джоан Валентайн — сильной, уверенной, веселой, несокрушимой. Она надела шляпку и пошла к ней.

Как ни странно, на четверть часа раньше туда же отправился мистер Джонс.

После бурной, тяжелой сцены приятно перенестись в обитель мира и счастья; и я рад, что летопись наша уводит далеко от мистера Питерса, в курительную комнату Бландинга, известную своим уютом.

Когда Эйлин шла к подруге, в комнате этой находились три человека. Поближе к дверям, в кресле, сидел и читал Фредерик Трипвуд. Неподалеку распластался молодой человек, смотревший сквозь очки в роговой оправе на спинки игральных карт (Руперт Бакстер, бесценный секретарь лорда Эмсворта, недостатков не имел, но пасьянсом баловался). Дальше находился сам граф, тихо куривший сигару.