Герман Мелвилл - Тайпи (Шпет)

Я сразу решился. Бросив свою палку и развернув сверток с вещами, принесенными с корабля, я вытащил бумажную материю и, держа ее в одной руке, другой сорвал ветку с куста и велел Тоби следовать моему примеру. Продираясь сквозь заросли, я пошел вперед, по направлению к отступавшим передо мною фигурам, махая ветвью в знак мира.

Это были юноша и девушка, тонкие, стройные и совершенно нагие, если не считать легкого пояса из коры, с которого спадали рыжеватые листья хлебного дерева. Одна рука юноши обвивалась вокруг шеи девушки, а другою он держал ее за руку; так они стояли рядом, немного наклонив головы вперед, прислушиваясь к слабому шуму наших шагов.

С нашим приближением их тревога, видимо, усиливалась. Боясь, что они могут вдруг убежать, я остановился и знаками пригласил их приблизиться и взять подарки. Они отказались. Тогда я произнес те несколько слов на их языке, которые я знал, не столько ожидая, впрочем, что они поймут меня, сколько желая показать, что мы не с облаков упали. Это, казалось, внушило им некоторое доверие. Я приблизился еще, протягивая вперед материю и держа ветвь, они слегка отступали. Наконец, они позволили подойти к ним так близко, что я мог набросить материю им на плечи, давая понять, что отдаю ее им, и стараясь различными жестами втолковать, что мы питаем к ним глубокое уважение.

Испуганная пара стояла теперь смирно, пока мы пытались объяснить, чего мы хотели. Тоби при этом проделал целый ряд пантомимических иллюстраций, открывая рот от уха до уха, указывая пальцем в горло, скрежеща зубами и вращая глазами так, что, я думаю, бедняги приняли нас за белых каннибалов, готовых пообедать ими. Когда, наконец, они нас поняли, то показали, что согласны помочь. Но в этот момент вдруг пошел сильный дождь, и мы попросили их отвести нас под какой-нибудь навес. Эту просьбу они согласились исполнить, но, идя перед нами, постоянно оборачивались и наблюдали за каждым нашим движением и даже взглядом, ясно выражая этим свое недоверие к нам.

— Тайпи или гаппары? — спросил я Тоби, пока мы шли за ними.

— Конечно, гаппары, — ответил он уверенным тоном, стараясь скрыть от меня свои сомнения.

— Ну, скоро узнаем! — воскликнул я.

И тотчас же я выступил вперед к нашим проводникам и, произнося оба эти имени вопросительно, указывал на долину, пытаясь сразу же установить ответ. Они повторяли за мною слова, но без всякого выражения, так что я совсем растерялся… Тогда я поставил рядом в форме вопроса два слова: «гаппар» и «мотарки», что значит хороший. Оба туземца обменялись многозначительными взглядами, и не выразили никакого удивления; но при повторении вопроса, после небольшого совещания друг с другом, они ответили положительно. Тоби был в восторге, особенно когда молодые дикари продолжали повторять свой ответ с большим усердием, как бы желая внушить нам, что, будучи среди гаппаров, мы можем чувствовать себя вполне безопасно.

Они поспешили вперед, и мы следовали за ними, пока внезапно они не издали странного крика, на который ответили голоса из-за рощи. В следующую минуту мы вышли на открытую полянку, в конце которой заметили длинную низкую хижину и перед нею несколько девушек. Как только те увидали нас, они, точно вспугнутые фавнами нимфы, с диким визгом бросились в глубь зарослей.

Через несколько мгновений вся долина наполнилась криками, и со всех сторон к нам стали сбегаться туземцы.

Если бы армия завоевателей сделала нападение на их земли, они не пришли бы в большее возбуждение. Вскоре мы были окружены густой толпой. В яростном желании посмотреть на нас островитяне мешали нам двинуться дальше. Часть из них окружила наших молодых проводников, которые торопливо и многословно что-то объясняли: вероятно, они описывали подробности нашей встречи. Наконец, мы дошли до большого и красивого строения из бамбука, куда нам знаками предложили войти. Усталые, мы сразу опустились на циновки, покрывавшие пол.

Через минуту небольшое помещение было заполнено народом, а кому не хватило места внутри, глазели на нас в отверстия тростникового плетенья. Около того места, где мы улеглись, сидели на корточках восемь или десять благородного вида мужчин, как оказалось впоследствии — вождей, которые смотрели на нас с упорным и суровым вниманием. Один из них, казалось самый высший по рангу, поместился прямо против меня. Он не раскрывал рта и только со строгим выражением лица смотрел на меня в упор, ни разу не отворачиваясь. Никогда до этого я не испытывал на себе такого странного и пристального взгляда. Желая отвлечь его и создать доброе мнение о себе, я взял немного табаку из-за пазухи и предложил ему. Он спокойно отстранил предложение и молча подал мне знак положить все на место.

При моих прежних сношениях с дикарями Нукухивы и Тайора я замечал, что каждый из них готов был услужить мне как угодно за угощение табаком. Не был ли этот отказ вождя знаком враждебности? Тайпи или гаппары? — спрашивал я самого себя. Я вскочил, так как в этот момент тот же вопрос был задан странным существом, сидевшим против меня. Я повернулся к Тоби и при мерцающем огоньке светильника увидел его бледное лицо. Я помолчал минуту и не знаю по какому побуждению ответил:

— Тайпи.

Мрачное изваяние кивнуло в подтверждение головой и затем проговорило:

— Мотарки!

— Мотарки, — сказал я не колеблясь, — тайпи, мотарки.

Какое преображение! Темные фигуры вокруг нас вскочили на ноги, в увлечении хлопали руками и снова и снова кричали чудные слова, произнесение которых, казалось, все уладило.

Наконец, возбуждение вождя улеглось, и через несколько минут он стал так же спокоен, как был до рокового вопроса. Положив руку на грудь, он объяснил мне, что его зовут «Мехеви» и что он хочет знать мое имя. Я минуту колебался, думая, что ему может быть трудно произнести мое настоящее имя, и сказал, что меня зовут «Том». Но нельзя было выбрать ничего хуже: вождь не мог одолеть этого. «Томмо», «Томма», «Томми» — все, кроме простого «Том». Так как он настаивал на украшении слова лишним слогом, я согласился с ним на «Томмо», и с этим именем я прожил все время, пока оставался на острове. Через ту же процедуру прошел и Тоби, чье звучное имя было усвоено легче.

Обмен именами равен утверждению дружбы между этими простыми людьми; мы знали об этом и потому были очень довольны, что он произошел именно теперь.

Когда толпа рассеялась, я повернулся к Мехеви и дал ему понять, что мы нуждаемся в пище и сне. Заботливый вождь сказал несколько слов одному из толпы; тот исчез и вернулся через несколько минут с тыквенным сосудом и двумя или тремя молодыми кокосовыми орехами, уже очищенными от шелухи. Мы с Тоби немедленно приставили эти «бокалы» к нашим губам и осушили их в одно мгновение. Затем перед нами было поставлено какое-то кушанье в сосуде из тыквы, и как я ни был голоден, я задумался над тем, каким способом переправить его в рот. Блюдо это, называемое пои-пои, приготовляется из плодов хлебного дерева и своим видом несколько напоминает столярный клей; оно желтого цвета и терпкое на вкус. Я задумчиво посмотрел на него, погрузил свою руку в месиво и к бурной радости туземцев вытянул ее, нагруженную этим пои-пои, прилипшим длинными нитями к каждому пальцу. Масса была такая густая, что когда я поднес ее ко рту, потянул за собой всю тыкву и приподнял ее с циновки, на которой она стояла. Эта неловкость — Тоби повторил ее вслед за мной — вызвала у стоявших рядом дикарей неудержимый взрыв хохота.

Как только их веселье улеглось, Мехеви окунул указательный палец правой руки в блюдо и, повертев им быстро несколько раз, вытащил его обмазанным этим составом. Другим особым приемом он предотвратил падение пои-пои с пальца обратно в миску и поднес его ко рту. Все это было проделано явно для нашего обучения, так что я снова принялся за еду, довольно безуспешно применяя указанный способ.

Затем нам принесли еще несколько кушаний; некоторые из них были прямо восхитительны. Мы закончили банкет, выпив еще два молодых кокоса, после чего угостились несколькими затяжками табаку из искусно выточенной трубки, кругом обходившей сидящих.

В течение ужина дикари рассматривали нас с напряженным любопытством, наблюдая малейшие наши движения. Их удивление достигло высших пределов, когда мы начали снимать платье, промокшее от дождя. Они разглядывали белизну нашего тела и, казалось, совершенно не могли согласовать ее со смуглым цветом наших лиц, загоревших после шестимесячного пребывания под палящим солнцем экватора. Они ощупывали нашу кожу так же, как торговец щупал бы кусок замечательного тонкого атласа, а некоторые из них даже ее нюхали.

Понемногу группа, собравшаяся вокруг нас, стала рассеиваться, и около полуночи мы остались лишь с постоянными жителями дома. Они снабдили нас свежими циновками, покрыли несколькими кусками таппы и затем, потушив светильники, сами расположились рядом с нами. После короткого отрывочного разговора между собою они вскоре крепко заснули.