Стефани Майер - Ослепленная правдой

  Угонщика домой доставил полицейский. Степенный и сочувственный правоохранитель  представить себе не мог, что ведет матерого преступника, и наложил на него руку не ради  торжества законности, но исключительно, чтобы бедняга не споткнулся. Зато нам нетрудно  представить, как перепугалась жена вора, когда, отворив дверь, увидела на пороге  полицейского в форме, конвоирующего, как ей показалось, арестанта, который вконец пал  духом и с которым, судя по виду его, случилось кое-что гораздо похуже ареста. В первую  минуту подумала она, будто мужа сцапали in flagranti delicto , то есть взяли с поличным, и в  доме сейчас произведен будет обыск, и эта мысль, как ни странно, внесла в смятенную душу  женщины некоторое успокоение, ибо супруг похищал только автомобили, а такую вещь, сами  понимаете, под кроватью не спрячешь. Впрочем, уже в следующую минуту все разъяснилось:  Он ослеп, позаботьтесь о нем, и первоначальное облегчение женщины, увидевшей, что  полицейский выступает в роли не конвоира, а поводыря, сменилось осознанием масштабов  нагрянувшего в дом несчастья, когда супруг в слезах пал ей на грудь и поведал то, что мы уже  знаем.

Девицу в темных очках в родительский дом тоже доставила полиция, однако пикантность  обстоятельств, при которых обнаружилась слепота, - совершенно голая женщина, истошными  воплями тревожащая покой других постояльцев отеля, ее кавалер, лихорадочно натягивающий  штаны и не попадающий ногой в брючину, - умеряла до известной опять же степени драматизм  ситуации. Слепая, сгорая со стыда, а чувство это, что бы там ни твердили добропорядочные  лицемеры, не вовсе улетучилось от сдачи любовной страсти в аренду и прокат, и осознав после  серии пронзительно-режущих криков, что потеря зрения есть нечто иное, нежели  непредусмотренное и завораживающе-непривычное последствие испытанного наслаждения,  едва осмеливалась тихо плакать и причитать, когда ее, бесцеремонно и грубо вертя, одели и  чуть ли не взашей повлекли вон из отеля. Полицейский тоном, который можно было бы назвать  исполненным сарказма, не будь он просто грубым, осведомился, узнав предварительно, где она  живет, есть ли у нее деньги на такси, ибо: В таких случаях на казенный счет не прокатишься,  что, заметим мимоходом, вполне резонно и основательно, поскольку данная категория граждан  не платит налогов со своего аморального оборота. В ответ она кивнула, но, став слепой,  решила, представьте, будто полицейский мог не увидеть этого движения, и пролепетала: Есть,  добавив уже про себя: Пропади они пропадом, что прозвучало бы бессмыслицей, однако если  вспомнить, что дух человеческий неизменно избирает окольные пути, уклоняясь от прямых и  кратчайших, непреложно свидетельствовало о том, что бедняжка сочла все случившееся карой  за распутство и разврат, но тут они и доехали. Матери сказала, чтобы к ужину ее не ждали, а,  гляди-ка, вернулась как раз вовремя, поспела даже раньше отца.

С окулистом все вышло несколько иначе, и не только потому, что находился у себя дома в  тот миг, когда ослеп, - в отличие от обычных людей, которые, лишь когда заболит  какой-нибудь из органов и членов, узнают о самом существовании их, врач не будет сложа руки  предаваться отчаянью. Даже попав в такой, с позволения сказать, переплет, в тоске и печали  ожидая мучительную ночь, доктор наш сумел вспомнить строку гомеровской Илиады, поэмы,  повествующей прежде всего о смерти и страдании: Стоит многих воителей один врачеватель  искусный, причем так следует понимать, что речь там идет не о количественных, но  исключительно о качественных показателях, и в этом у читателя очень скоро появится  возможность удостовериться. Ибо у доктора хватило отваги лечь в постель к жене и не  разбудить ее, даже когда она, что-то пробормотав во сне, придвинулась, чтобы чувствовать его  рядом. Тянулись бессонные часы, если удавалось задремать, то лишь на миг. Он хотел бы,  чтобы утро не наступало никогда и чтобы не пришлось ему, человеку, избравшему себе  ремеслом исцеление больных глаз, объявлять: Я ослеп, а с другой стороны - хотел, чтобы  поскорее рассвело, и выразил свое пожелание в этих самых словах: Поскорее бы рассвело, хоть  и знал, что света дня не увидит. По совести говоря, проку от незрячего окулиста мало, разве что  толково и профессионально информировать органы здравоохранения об угрозе  общенациональной катастрофы, поскольку появился новый, доселе невиданный и неизученный  вид слепоты, распространяющейся с очень высокой интенсивностью, передающейся от  человека к человеку, то есть, попросту говоря, заразной, и, насколько можно судить, не дающей  никаких предварительных клинических проявлений вроде, например, воспаления или иных  симптомов дегенерации или инфекции, в чем доктор мог убедиться на примере того слепца,  которого осматривал накануне, или на своем собственном - ничтожная близорукость, легкий  астигматизм, то и другое выражено так слабо, что он пока не считал нужным пользоваться  корректирующими линзами. Глаза, переставшие видеть, глаза, ставшие незрячими, пребывают  меж тем в полнейшем порядке и без малейших признаков врожденной или  благоприобретенной, застарелой или свежей патологии. Он вспомнил, сколь тщательному  осмотру подверг слепца, как одна за другой все доступные офтальмоскопу части глаза  оказывались в идеальном состоянии, без намека на болезнетворные изменения, что само по себе  редкость, когда больному, по его же словам, тридцать восемь лет, да и в более молодом  возраста - тоже. Он не может быть слеп, пробормотал доктор, позабыв на миг, что и сам слеп,  вот как далеко может человек зайти в своем самоотречении, и это случается не только здесь и  сейчас, вспомним, о чем толковал нам Гомер, пусть и совсем другими словами. Впрочем, это  только кажется, что другими.

Когда поднялась жена, он притворился спящим. Почувствовал, как она чуть прикоснулась  к его лбу губами - поцеловала так нежно и осторожно, словно боялась нарушить то, что  представлялось ей глубоким и крепким сном, и, быть может, думала при этом: Бедный, он так  поздно вчера лег, все ломал голову над редким случаем, думал, как помочь тому слепенькому.  Оставшись один, доктор, чувствуя, как густое и плотное облако, наползая с груди к лицу,  медленно душит его, через ноздри проникая внутрь и ослепляя, коротко простонал, ощутил  навернувшиеся на глаза, покатившиеся вдоль висков две слезы, подумал: Наверно, белые, и  понял теперь, как страшно было его пациентам, когда они говорили: Доктор, что-то, мне  кажется, я стал хуже видеть. В спальню с кухни доносились милые домашние звуки, скоро  заглянет жена посмотреть, встал ли он, потому что пора отправляться в клинику. Осторожно  поднялся с постели, нащупал и надел халат, побрел в ванную, помочился. Потом повернулся  туда, где всегда висело зеркало, и на этот раз не спросил: Что же это такое, а, не сказал: Есть  миллион причин для того, чтобы в мозгу заблокировалась зона, отвечающая за зрение, а лишь  простер руки, пока не уперся пальцами в стекло. Он знал, что отражение - там, в зеркале, что  образ смотрит на него, видит его, а он его - нет. Услышал голос жены из спальни: А-а, встал  уже, сказала она, и он ответил: Да. И тотчас ощутил, что она рядом: Доброе утро, любовь моя,  ну, как ты, после стольких лет брака они все еще обменивались такими вот нежностями, а  потом так, словно игралась пьеса и настал его черед подать реплику, он сказал: Да, знаешь,  неважно, с глазами что-то. Жена восприняла только вторую часть фразы: Ну-ка, покажи,  попросила она, очень внимательно осмотрела и сказала: Ничего не вижу, то есть совершенно  явно перепутала и произнесла его текст, ибо произнести эти слова надлежало ему, что он и  сделал, только немного небрежней, вот так примерно: Ничего не вижу, и добавил: Думаю, что  меня заразил вчерашний пациент.

Жены врачей, живя с ними бок о бок, с течением времени сами начинают немного  разбираться в медицине, а жена этого окулиста во всех смыслах была ему близким человеком и  не могла, следовательно, не знать, что слепота - болезнь не заразная, инфекцией не передается,  это не холера какая-нибудь, и никто пока еще не ослеп от того, что поглядел на него слепец,  ибо это вопрос личных взаимоотношений человека и глаз, данных ему при рождении. Но, во  всяком случае, медик обязан знать, что говорит, для того он и в университете обучался, а если  этот доктор мало того, что объявил себя слепым, но еще и уверяет, будто заразился, то, как бы  хорошо ни разбиралась в медицине его жена, сомневаться ей не приходится. Само собой  разумеется, что бедная женщина, оказавшись перед лицом непреложной очевидности, повела  себя точно так же, как и любая на ее месте, где, как мы знаем, побывали уже две ее товарки по  несчастью, то есть, обняв мужа, выказала все признаки живейшего и совершенно естественного  огорчения: Что же делать, повторяла она сквозь слезы, что же нам теперь делать. Прежде всего  сообщить санитарным властям, в министерство здравоохранения, если это и вправду эпидемия,  необходимо принять безотлагательные меры. Но эпидемия слепоты - вещь небывалая и  невиданная, слабо возразила женщина, цепляясь за соломинку последней надежды. Слепца с  абсолютно здоровыми глазами тоже никто никогда не видел, однако же таких обнаружилось по  крайней мере двое. И едва лишь он произнес последнее слово, как, изменившись в лице, почти  грубо оттолкнул от себя жену и сам отшатнулся от нее: Отойди, не приближайся, ты тоже  можешь заразиться, и сейчас же ударил себя кулаками по голове: Ох, какой же я идиот, идиот,  безмозглая тварь, доктор, называется как я мог не подумать об этом, всю ночь рядом, в одной  постели, мне надо было остаться в кабинете, закрыть двери, да и то. Ради бога, не говори так,  чему быть, того не миновать, пойдем, я приготовлю завтрак. Оставь меня, уйди ты отсюда. Не  оставлю и не уйду, ты что же, будешь спотыкаться, падать, натыкаться на стулья в поисках  телефона, искать в справочнике, не видя его, номера телефонов, а я, по-твоему, - спокойно  смотреть на все это, сидя под стеклянным колпаком во избежание заразы. Потом она крепко  взяла его за руку и сказала: Пойдем, милый.