Ивлин Во - Возвращение в Брайдсхед

Под конец я ее спросил:

– Вы получали что-нибудь от Джулии?

– От Корделии вот только на прошлой неделе, а они там вместе с самого первого дня, и Джулия приписала привет внизу страницы. Поживают обе хорошо, правда, где это, им писать нельзя, но отец Мемблинг читает между строк, он говорит, что в Палестине они, а Брайди со своим полком тоже там, вот как все удачно получилось. Корделия пишет, они ждут с нетерпением, когда можно будет после войны вернуться домой, да мы и все ждем того с нетерпением, вот только доживу ли я, это уж как Бог даст.

Я пробыл у нее полчаса и, уходя, посулился навещать почаще. Спустившись в холл, я удостоверился, что ничего не сделано; Хупер встретил меня с виноватым видом.

– Им понадобилось срочно уйти за соломой для тюфяков. Я не знал, но мне сказал сержант Блок. Не уверен, что они вернутся.

– Не уверены? А какое приказание вы отдали?

– Ну, я сказал сержанту, чтобы он привел их обратно, если будет смысл возвращаться, то есть если останется время до обеда.

Было без малого двенадцать.

– Вас опять надули, Хупер. Солому можно получить в любое время до шести вечера.

– Вот черт, извините, Райдер. Сержант Блок…

– Я сам виноват, что ушел… Соберите ту же команду сразу после обеда, приведите сюда и не отпускайте, пока работа не будет сделана.

– Есть. Железно. А вы правда бывали в этом доме раньше?

– Правда. Это дом моих близких друзей. – И когда я произнес эти слова, они прозвучали, на мой собственный слух, так же странно, как некогда слова Себастьяна, когда он сказал не «Это мой дом», а «Здесь живет наша семья».

– Непонятно, ей-богу, одно семейство в таком домище? Какой в нем прок?

– Штаб бригады, мне кажется, нашел в нем какой-то прок.

– Да, но не затем же он был построен, верно?

– Верно, – ответил я. – Он был построен не затем. По-видимому, в этом и состоит одно из удовольствий от строительства дома, как и от рождения сына: в неведении, каким он вырастет. Не знаю. Я никогда ничего не строил; и я утратил право наблюдать, как растет мой сын. Я бездомный, бездетный, никем не любимый пожилой мужчина, Хупер. – Он посмотрел на меня, не зная, всерьез я говорю или шучу, решил, что шучу, и расхохотался. – А теперь ступайте в лагерь да не попадайтесь на глаза батальонному, если он уже вернулся с рекогносцировки, лучше пусть никто не знает, что мы ухлопали утро впустую.

– О’кей, Райдер.

Оставалась еще одна часть дома, где я до сих пор не побывал, и теперь я направился туда. В часовне не заметно было следов недавнего запустения; краски в стиле модерн были все так же ярки, перед алтарем, как прежде, горела лампада в стиле модерн. Я произнес молитву, древний, недавно выученный словесный канон, и ушел. По пути в лагерь под звуки обеденного горна я думал так: «Строителям были неведомы цели, которым послужит в грядущих веках их произведение; они построили новый дом из камней, слагавших старый замок; год за годом, поколение за поколением приукрашали и достраивали его; год за годом великая жатва леса созревала в их парке; и вдруг ударили морозы и наступил век Хупера; дом и парк опустели, и вся работа пошла насмарку; quomodo sedet sola civitas. Суета сует, все – суета.

И все-таки, – продолжал я свою мысль, прибавляя шагу на пути в лагерь, где горн после недолгого молчания начал играть второй сигнал и громко выводил: «Пироги, пироги и кар-тош-ка!» – и все-таки это еще не последнее слово, это даже и не меткое слово, это – мертвое слово десятилетней давности.

Из дела строителей вышло нечто совсем ими не предусмотренное, как и из жестокой маленькой трагедии, в которой я играл свою роль, – такое, о чем никто из нас тогда даже не думал; неяркий красный огонь – медный чеканный светильник в довольно дурном вкусе, вновь зажженный перед медными святыми вратами; огонь, который видели древние рыцари из своих гробниц, который когда-то у них на глазах был погашен, – этот же огонь теперь опять горит для других воинов, находящихся далеко от дома, гораздо дальше в душе своей, чем Акр или Иерусалим. Он не мог бы сейчас гореть, если бы не строители и актеры, исполнившие маленькую трагедию, ныне же я видел его своими глазами вновь зажженным среди древних камней».

Я прибавил шагу и вошел в барак, где находилась наша столовая.

– У вас что-то сегодня необычно бодрый вид, – сказал мой помкомроты.

Вторая очередь! (фр.) – приглашение второй смены в вагон-ресторан. – Здесь и далее примеч. пер.

И я в Аркадии (лат.).

В целом (лат.).

Поэма Т. С. Элиота (1888–1965) – американского и английского поэта. Перевод А. Сергеева.

О, северная скука! (фр.)

Великолепный (ит.).

Деревенский праздник (фр.).

Дитя Марии (фр.).

Катер (ит.).

Во дворец. Живо (ит.).

Да, синьор Плендер (ит.).

Вот мы и приехали, синьоры (ит.).

Бельэтаж (ит.).

Москиты (ит.).

Здесь: «Сейчас, сейчас, синьоры» (ит.).

Омаров (ит.).

Окороком (ит.).

Свет (фр.).

Ханжество (фр.).

Вид вышивки (фр.).

Против мира (лат.).

Тарарам (фр.).

Щавель (фр.).

Утка под прессом (фр.).

Блины с черной икрой (фр.).

Роковая женщина (фр.).

Особая служба страстной пятницы (лат.).

«Как одиноко сидит город…» (лат.) – первый стих из библейского «Плача Иеремии».

Китайщина (фр.).

«Я отпускаю тебе (грехи) во имя Отца» (лат.).

Японский домик (фр.).