Франсуаза Саган - Поводок

Сен-Жермен в сторону «Льон де Бельфор», то незаметно, одолев с километр плавного подъема, взбираешься на Монпарнас. Однако я совсем запыхался, когда подошел к нашему дому. Уже на улице де Ренн мне чудилось, будто мое отражение сутулится в витринах многочисленных магазинов, а костюм то ли молодит, то ли старит меня – во всяком случае, выглядит нелепо. Куда девалась моя уверенность в себе, мой ретивый вид? Но, войдя в квартиру, по особого рода тишине я понял, что Лоранс нет дома. Вздохнув свободнее, я трусливо направился в студию, почти решившись переодеться в старое. Но вопль Одиль напугал меня так же, как и ее мой вид, – она стояла около стола и пялилась на меня во все глаза:

– Что это? Что? Господи, да это вы, Венсан! Я вас сразу не узнала.

– Это из-за моего нового костюма. Я купил его на бульваре Сен-Жермен. – И, воздев руки, развернулся на каблуках, чтобы выяснить, какое произвожу впечатление. Но Одиль глядела на меня с оторопью.

– Никогда я вас не видела без галстука, – пролепетала она. – Конечно, это всего лишь привычка. Я не...

– Но ведь в халате вы меня видели?

– Это не одно и то же! Без галстука я вас не видела никогда, а это разные вещи... ну, то есть костюм и халат... Когда кто-то вошел, я подумала, что это... чужой!

– Уж не хотите ли вы сказать, что, глядя на мою шею, не узнали меня в лицо?

– Нет... просто... вы очень непохожи, вы... другой... совсем другой. У вас какой-то более... более спортивный вид.

Я рассмеялся:

– Спортивный, у меня? Это что, упрек?

Ее смущение меня и позабавило, и разозлило. Я хотел услышать от нее что-нибудь по существу, ну, как я выгляжу в глазах женщины – хоть опытной, хоть девственницы, лишь бы услышать какое-то мнение.

– Ну же, Одиль? Он мне подходит больше, чем строгая тройка, или нужно что-то понаряднее? Вы предпочитаете, чтобы я носил узкие трехцветные галстуки под английским воротничком, а?

– Я не знаю, не знаю! Это так трудно решить, – бормотала бедняжка в ужасе, что предаст свою дорогую стойкую Лоранс, если начнет мне поддакивать. – Как же вы хотите, чтобы я все решила за одну минуту? – простонала она.

– Вот вам час на размышление, а потом я хочу услышать ваше мнение о моей новой одежке, хотя, по-моему, есть в этом что-то претенциозное. Решайтесь! Ну скажите мне хотя бы: так я выгляжу сексуальнее?

– Вы! Сексуальнее? – Она почти кричала. – Сексуальнее! – И от негодования уже просто верещала.

Я рассмеялся: подумаешь, какое богохульство – наречь меня сексуальным.

– Ну да, сексуальнее! – настаивал я. – То есть привлекательнее в плотском отношении.

– Я это отлично знаю, но считаю, между нами подобные слова неуместны. Вот и все, Венсан, – заявила она со сдержанным благородством.

Она подпустила в свой голос нотки презрения, стянула с носа очки, но из-за того что стояла ссутулившись, между стеной и письменным столом, вцепившись пальцами в спинку стула, презрительная поза ей не слишком удалась. Без очков ее красивые близорукие глаза скользили по моему лицу, но словно вовсе не видели меня; мне вдруг стало так не по себе, что я подошел к Одиль и крепко поцеловал ее в губы. От нее пахло фиалкой, как всегда пахнет от женщины, которая с утра до вечера сосет фиалковые пастилки, и это было очень даже приятно.

– Боже мой! – сказала она, когда я ее отпустил. – Боже мой! – И приникла ко мне.

Я поставил ее, как ребенка, на ноги, погладил по волосам, умиленный фиалковым запахом, который мне кого-то напоминал, но кого? Боюсь, что бабушку. Неудачный я выбрал момент, чтобы вспомнить о своей бабушке.

– Может, вы предпочитаете, чтобы вас целовал тот, кто носит воротнички «Клодин» <Круглый воротничок, получивший имя героини популярной в начале века серии романов французской писательницы Колетт («Клодин в школе», «Клодпи в Париже» и т. д.)>? – нахально осведомился я.

– Но... но... – Она почему-то перешла на шепот. – Но это совсем не то, что вы думаете. – Ее взгляд блуждал. – Воротнички «Клодин» для женщин!

Я наклонился и, продолжая говорить, принялся невозмутимо целовать ее в нос, губы, лоб, волосы. От нее приятно пахло – пахло недорогим туалетным мылом «Сантал», но особенно пахло фиалкой.

– Так вы говорите, мужчины не носят воротнички «Клодин»... Что ж, вот я и избавился от одного из своих дорогостоящих предрассудков. Эта фиалка изумительна... Мне мерещится:, будто я со своей бабушкой. Да-да, конечно!

– С бабушкой? – опрокинуто повторила она в ужасе, начав потихоньку отвечать на мои поцелуи.

– Она тоже сосала фиалковые леденцы, – уточнил я, чтобы успокоить Одиль. – Вы шутите? Я ничем предосудительным с моей бабушкой не занимался.

– Но мы поступаем плохо, плохо! – залепетала она ребячливым и глуповатым голосом. – Венсан, вы... вы отдаете себе отчет? Лоранс – моя лучшая подруга!

Я поцеловал ее в последний раз и отошел с каким-то размягченным, легким сердцем. Вот и обновил свой дикий костюмчик. Пусть Одиль и не красавица, но, когда ее целуешь, что-то в ней проступает такое легкое и неприкаянное, чего не найти и у шести очаровашек, вместе взятых.

– Обещайте мне, что больше это не повторится, – сказала она, потупив глаза.

– Ну и как я могу вам такое пообещать? – ответил я со всей галантностью, на какую был способен. – Но я постараюсь... обещаю, что буду стараться. Послушайте, Одиль, вы же знаете, как я люблю Лоранс. Она моя жена, моя супруга, вы понимаете, что нас связывает.

Я прошел в студию и постарался стереть с лица следы невероятно стойкой губной помады. Посмотрев на себя в зеркало, я почувствовал... нет, не симпатию, скорее, сострадание к этому темно-русому и смуглому человеку – «ваши цвета, месье!» – к этому чужестранцу, с которым я был так близок и далек, с которым я так много спал, а жил так мало, с кем часто развлекался, но не разговаривал никогда. Я едва расслышал ответ Одиль:

– Венсан, вы правы; Лоранс поразительная...

Я подошел к фортепиано. Вдруг мне пришел в голову роскошный аккорд, и я сыграл с ним несколько музыкальных фраз в си бемоль, фа и ре миноре.

– Поверьте, Одиль, я уважаю жену! (Аккорд.) И уважаю ее дом! (Еще аккорд.) Я восхищаюсь ею, Одиль! (Аккорд.) Почитаю ее и страшно к ней привязан! (Аккорд.) Вы знаете, Одиль, я всегда был к ней привязан! – Я взял еще два аккорда и чуть было не отдал концы, услышав рядом радостный и громкий голос Лоранс:

– Как чудесно, вернувшись домой, слышать о себе такое! А почему ты не говоришь это прямо мне, дорогой, а надоедаешь Одиль?

Я потихоньку доиграл последний аккорд, словно для того, чтобы отблагодарить судьбу, и вышел с видом сентиментального чудака, которого застали врасплох. Голос Лоранс вдруг исказился до неузнаваемости, и она жахнула по моему мягкотелому и глуповатому настрою:

– А это что еще? Ксавье предложил тебе сыграть Аль Капоне?

Я совсем забыл про свой новый костюм. Мне захотелось еще раз взглянуть на него, но Лоранс уже театральным жестом взывала к несчастной секретарше:

– Ну а вы, Одиль, видели, как Венсан одет? Может быть, мне это снится... Вы-то его видели?

– Да, я уже продемонстрировал свой костюм Одиль, – процедил я с неохотой и увидел, как она покрывается пятнами. – Но своего мнения Одиль мне так и не сказала.

– Зачем с этой мерзостью лезть к Одиль? – заявила Лоранс. – Твой костюм, дружочек, отвратителен. Отвратителен и вульгарен! Где ты им разжился? Глупость какая! Ну если он тебе так нравится, можешь оставить его себе!

И как разъяренная фурия Лоранс вышла из комнаты. Я пожал плечами, повернулся к Одиль – на ней лица не было – и улыбнулся ей:

– Может, я бы и успел переодеться, если бы не был поглощен другим. Но поверьте мне, дорогая Одиль, я ни о чем не жалею.

Я пропел эту фразу трагическим голосом и увидел, как едва заметная улыбка проскользнула по лицу Одиль; она уже наспех подкрасила губы красной помадой. Отвратительная киноварь! С чего это я целовался с этой простушкой с ярко накрашенными губами и блуждающим взглядом. Чего мне только не приходит в голову, но я почти никогда об этом не жалею. Теперь Одиль для меня всегда будет ассоциироваться с прелестным запахом фиалки; и у нас на двоих общий эмоциональный капитал, которым разживаются те, кто хоть раз целовался потихоньку. Она тоже это чувствовала, потому что, когда я уходил из комнаты, успела, оглянувшись, мне шепнуть:

– А вы знаете, Венсан, в общем, этот костюм вам очень идет...

«Если мне и впрямь нравится эта одежда, почему бы не бросить бриться? Почему бы под эту куртку не купить желтую майку? И если уж действительно я без ума от этих накладных карманов на коленях, почему бы не примоститься на церковной паперти и не положить для сбора милостыни берет того же цвета, что и все одеяние? Очевидно, только на это оно и годится!»

Я поднял руку:

– Если верить Ксавье Бонна, лично я гожусь еще на кое-что другое.

Но Лоранс задумалась и не услышала меня сразу.

– А почему бы вам не одеваться прямо как эти троглодиты из варьете?.. – Тут она запнулась: