Хачатур Абовян - Раны Армении

192

Эти избранные армяне-патриоты, которые оба своим благородством, своим патриотизмом, слава богу, и ныне блещут среди нашего народа — дай им господь и еще долгие годы блестеть — выросли почти что на руках епископа Нерсеса. Остались ли они в Ереване, мне не известно. О том, что они потом сделали, хороший армянин должен написать отдельную книгу и суметь все в ней рассказать. Каждый раз, как я их вижу, мне кажется, что новый Смбат, новый Вардан явились среди нас. Впоследствии бог так исполнил заветное их желание — Ерусалимский долгое время был полицмейстером в Ереване, а другой, Смбатов, и сейчас — зеница ока народа: он полтора года был правителем всей Армянской области. Не только армяне, но и тюрки клянутся его именем еще и сегодня (Примечание автора).

Стр. 273. Тер-Маруке (Отец епископа Овсепа) — О Тер-Маруке биографических сведении нет. Сын его Овсеп Тер-Марукян (ум. в ноябре 1844) в 1820-х годах был влиятельным лицом в Эчмиадзинском монастыре. В ученические годы Абовяна подвергал его преследованиям.

Стр. 278. Словно… разъяренный дракон… — В данном описании наличествуют едва заметные следы культа вишапов (драконов) (как заметил видный арменовед Г. Тер-Мкртчян, 1860–1918). Бурное течение реки вызывало почти те же ассоциации и у других «Быстрая Занга, клубит волны свои, извиваясь между утесами, с которых низвергаются водопады; далеко слышен шум реки, несущейся по камням, великолепное падение воды, дробимой скалами, особенно, когда луч солнца играет в брызгах, отражается в белой струе и гаснет в пене, кипящей внизу». («Записки Е. Лачинова», стр. 363–364).

Какавасар — нынешний холм Цицернакаберд в Ереване.

Апранканос — т. е. пещера сокровищ, находится под большим садом Аповенца. Канакерцы рассказывают, что как-то один пастух шел домой с навьюченным ослом, — и вдруг видит, что перед ним открывается какая-то дверь. Входит и видит, — да увидит твой глаз добро! — так много алмазов, жемчуга, золота, что не счесть. Наш счастливый хозяин ишака высыпает навьюченную на осла золу, наполняет хурджины до краев алмазами и уходит. Пройдя немного, он вспоминает про свою палку. Глаза свои еще не насытив, из-за этой палки возвращается он в пещеру, но как только захотел выйти, видит — двери нет. Он здесь, среди алмазов, оплакивает свою черную судьбу, а жена ждет его дома. Неразумному ослу откуда знать, что на нем навьючены алмазы, а не мусор? Когда кряхтя пришел он домой и, развесив уши, встал перед дверью, у доброй хозяйки все внутри оборвалось, как увидела, что ее любимого мужа нет. Чуть было и ишака его не прогнала, как вдруг что-то на нем сверкнуло. Такому ослу иной подарил бы царство, но у нашей хозяйки не было царства. В жизни своей даже мужа не целовала так крепко, как нашего господина ишака поцеловала: взяла за уздечку, пригласила в дом. Осел, удивленный такой любовью, обрел дар речи и все, что произошло, рассказал. Да смилостивится господь над пастухом и да ниспошлет каждому христианину подобное счастье.

Наши сельчане рассказывают и то, что именно здесь, однажды вечером возвратясь с базара, увидели люди, что дед Апов, о добрых делах которого до сих пор тысячи уст твердят, лежит при смерти. Дом был полон гостей, приехавших на свадьбу его сына, когда на плечах внесли тело отца. Свадьба обернулась трауром. Говорят, будто отравили его. (Примеч. автора).

Стр. 287. …твоего скромного Мамбри… — древний канал, начинающийся на левом берегу реки Зангу (Раздан) и орошающий сады Норка и Шехара, достигал Ереванской крепости. Действует и поныне.

Т е. Зангу (прим. автора).

Слово занги по-персидски означает богатый, пышный (примеч. автора).