Жан Жионо - Гусар на крыше

«Хорош же я, — подумал Анджело. — Надо ведь куда-то бежать, чтобы поскорее сообщить новость и похоронить мертвых, от которых скоро пойдет чудовищное зловоние. Особенно если будет стоять такая жара. Но у меня нет лошади, и я не знаю этих мест».

Возвращаться в Банон означало снова переваливать через гору. Пешком это заняло бы весь день. Несмотря на ярость и на чисто итальянскую любовь к таинственному, у Анджело от пережитого потрясения подкашивались ноги. Они у него были ватные и дрожали. Погруженный в эти размышления, Анджело шел по дороге, окаймленной неподвижными тополями.

Дорога была прямой, и, не пройдя и сотни метров, он увидел приближавшегося к нему рысью всадника. В поводу он держал, вероятно, чью-то сбежавшую лошадь. И действительно, Анджело узнал свою лошадь. Человек сидел на лошади мешком. «Ну уж постарайся не ударить в грязь лицом перед этим крестьянином, который сначала обалдеет от того, что ты ему расскажешь, а потом еще будет насмехаться над твоим растерянным видом. Но ничего, я ему покажу», — сказал себе Анджело и остановился как вкопанный, придумывая какую-нибудь непринужденную фразу.

Всадник оказался костлявым молодым человеком, неловко взмахивающим на скаку своими длинными руками и ногами. Он был без шляпы и галстука, но в сюртуке. Впрочем, сюртук его был очень грязен, в пыли, в соломе и еще в чем-то, будто он только что вылез из курятника.

«Зря я бросил лопату», — подумал Анджело. Встав посреди дороги, он весьма сухим тоном обратился к всаднику:

— Я вижу, что вы привели мне мою лошадь.

— Я уже и не надеялся, что ее хозяин еще на ногах.

Когда он откинул назад упавшие на лоб волосы, оказалось, что у него приятное умное лицо. Короткая курчавая борода окаймляла красивые губы, а глаза его мало походили на глаза крестьянина.

— Не думайте, что она меня сбросила, — с нелепой гордостью сказал Анджело. — Я спешился, когда увидел первый труп. — Он чувствовал нелепость своих слов, но полагал, что слово «труп» должно произвести впечатление. Он был сбит с толку привычно насмешливым выражением этих глаз и губ.

— Так, значит, здесь тоже есть трупы? — очень спокойно спросил молодой человек. При этом известии он счел своим долгом спешиться, что удалось ему не без труда, хотя это была большая, покладистая вьючная лошадь. — Вы к ним не прикасались? — спросил он, пристально глядя на Анджело. — У вас не мерзнут ноги? Давно вы здесь? У вас странный вид. — Он отвязал дорожную сумку от ремня, который держал сложенное вчетверо одеяло, служившее ему седлом.

— Я только что приехал. Может быть, у меня странный вид, но хотел бы я взглянуть на вашу физиономию, если бы вы увидели то, что видел я.

— О, я думаю, что меня бы вырвало, так же как и вас, — ответил молодой человек. — Главное, что вы к ним не прикасались.

— Я убил лопатой собаку и крыс, которые их грызли, — сказал Анджело. — В этих домах полно трупов.

— Глядя на вас, я подумал, что вы из тех, кто боится показаться трусом. У вас не мерзнут ноги?

— Да нет вроде, — ответил Анджело. Он чувствовал себя все более смущенным. Ноги у него не мерзли, но снова казались ему ватными и непрочными.

— Всем кажется, что нет, до тех пор пока не убедятся окончательно в том, что замерзли. Выпейте-ка глоточек вот этого. Смелее, не стесняйтесь.

Он вынул фляжку из своей дорожной сумки и протянул ее Анджело. Это был крепкий, настоянный на травах напиток с очень резким вкусом. Анджело решительно отхлебнул из фляжки, и тут же голова пошла у него кругом, и, если бы у него не перехватило дыхание, он, наверное, бросился бы на молодого человека с кулаками. Но он только дико посмотрел на него наполнившимися слезами глазами. Однако когда он как следует прочихался, то почувствовал, что к нему вернулась бодрость и что ноги надежно его держат.

— Ну, может, вы мне наконец скажете, что здесь происходит, — сказал Анджело, как только дар речи вернулся к нему.

— Как, вы не знаете? — удивился молодой человек. — Откуда же вы приехали? Это холера morbus,[6] старина. Никогда еще не было такого мощного десанта азиатской холеры. Выпейте-ка еще, — сказал он, протягивая фляжку. — Можете мне верить, я — врач, — Он подождал, пока Анджело кончит чихать и вытрет слезы. — Дайте-ка я тоже немного выпью. — Он отхлебнул глоток — и хоть бы хны. — Я привык, — пояснил он. — Вот уже три дня, как я только на этом и держусь. Смею вас уверить: то, что я видел вон в тех деревнях, — тоже не сказка.

Тут только Анджело заметил, что молодой человек на последнем издыхании и только по инерции держится еще на ногах. Лишь в глазах его светилась ирония. Анджело это показалось очень привлекательным. Он уже забыл о ледяном дыхании смерти и мысленно говорил себе: «Вот каким надо быть!»

— Вы говорите, что в домах полно трупов? — спросил молодой человек.

Анджело рассказал ему, как он заходил в три или четыре дома и что видел в каждом из них. И добавил, что поскольку в других домах полно птиц, то вряд ли есть шансы найти там хоть одного живого человека.

— Значит, с Омергом все кончено, — сказал молодой человек. — Это была славная деревенька. Полгода назад я тут лечил несколько человек от воспаления легких. Между прочим, я их всех вылечил. И выпить тут люди были совсем не прочь. Я, пожалуй, все-таки пройдусь по деревне. Кто знает? А вдруг тут найдется один, еще не покрытый плесенью, где-нибудь в углу. Это моя обязанность. А что мы, собственно, торчим посреди дороги, не думаете ли вы, что под деревьями все-таки лучше?

Они укрылись под тутовыми деревьями. Прохлады не было и в тени, но по крайней мере солнце не жгло затылок. Они сели на сухую, потрескивающую траву.

— Ничего не попишешь, в неприятную вы попали историю. Оставьте ноги на солнце. Кой черт вас сюда занесло?

— Я направлялся в замок Сер, — ответил Анджело.

— С замком Сер все кончено, — сказал молодой человек.

— Они все умерли?

— Естественно. А другие, которые были немногим лучше, набились в почтовую карету и дали деру. Но далеко они не уедут. Хотел бы я знать, что вы собираетесь делать?

— Ну, во всяком случае, — ответил Анджело, — я не собираюсь давать деру. — Он всматривался в ироничные глаза.

— От этого свинства, старина, — сказал молодой человек, — есть только два средства: бегство и огонь. Старая, но проверенная метода. Полагаю, что вы это знаете?

— Сдается мне, что вам это тоже известно, и все — таки вы здесь.

— Работа, а иначе, уверяю вас, я бы тоже дал тягу, и немедленно. Похоже, что в Дроме пока еще все спокойно; это там, позади, в пяти часах ходу по горным дорогам, будем смотреть на вещи трезво. Ну, как ноги?

— Отлично, — ответил Анджело. — Это не Бог весть какие ноги, но смею вас уверить, что идут они только туда, куда я этого захочу.

— Ну, это уже ваше дело, — ответил молодой человек. — А выглядите вы получше, не такой белый. А уж раз к вам вернулись краски, то вряд ли мне удастся убедить вас поступать благоразумно.

— Ну вот, а теперь вы побледнели, — сказал Анджело улыбаясь. Иронические глаза откликнулись на улыбку.

— Да, я действительно вымотался, — сказал молодой человек, прислоняясь к стволу шелковицы. — Дайте-ка мне глоток нашего лекарства.

Крепкий душистый напиток из фляжечки, а главное, взгляд этих иронических глаз окончательно привели Анджело в чувство. Ему внезапно страшно захотелось курить. У него, должно быть, еще остались сигары, те, которые ему покупал конюх в Баноне. Он открыл портсигар, там их было ровно шесть.

— Вы хотите курить, — сказал молодой человек. — Это хороший признак. Дайте-ка мне одну на пробу. Могу вам сказать, что последние три дня и три ночи я и помыслить об этом не мог. Хотя и не обещаю, что не хлопнусь в обморок.

Но все обошлось, он затягивался с явным удовольствием.

— Странно человек устроен, — сказал он, когда понял, что сигара его успокаивает. — Мне было немного не по себе, когда я вас встретил.

Анджело тоже наслаждался сигарой. «У него стали совсем другие глаза, — подумал он. — И сейчас они гармонируют с этими красивыми детскими губами, окруженными бородой. Я знаю эту иронию обреченности. Жутковато, должно быть, в тех деревнях, откуда он пришел!»

Молодой врач рассказал, как холера началась в Систероне, городке, расположенном в конце долины, на слиянии Дюранс и вот этой речушки. Как муниципалитет и субпрефект пытались принять нужные меры среди всеобщей паники; как прискакал жандарм и сказал, что в долине Жаброна происходят страшные вещи, что это какая-то неслыханная бойня и что он наделен полномочиями. Он послал пастушонка из Нуайе с просьбой прислать из гарнизона десять солдат и негашеную известь, чтобы похоронить трупы. «Но ведь Бог знает, доберется ли парнишка до Систерона. Может быть, он уже валяется под кустом дрока вместе с моей запиской». Во всяком случае, здесь ситуация ясна. Их оставалось шестеро в Нуайе. Он велел им собрать пожитки, вывел на дорогу, ведущую в горы, и снабдил целебной настойкой.