Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава. Книга вторая

Казимеж сделал шаг и тогда только разглядел старика с непокрытой лысой головой. Почему-то он решил, что должен его подождать. И в эту минуту до него донесся гул пролетающего в отдалении самолета.

Пахарь дошел до самой дороги, завернул коней, громко покрикивая на них, и остановился. Это был старый, морщинистый крестьянин. Когда он улыбнулся Казимежу, сеть мелких морщинок окружила его маленькие серые глаза. Курносый нос его еще больше вздернулся от этой улыбки. Он, видимо, хотел что-то сказать, но не решался и стоял, почесывая в затылке.

Шофер тоже вылез из машины и встал рядом с Казимежем.

Спыхала вдруг перебрался через неглубокую канаву и подошел к мужику. Солнечный свет заливал лицо пахаря утренним багрянцем и играл на блестящих от пота округлых крупах гнедых коней, которые напирали друг на друга.

— Здравствуй, дедушка, — сказал Казимеж.

— Здорово живете, — не очень уверенно откликнулся мужик. — А вы что же это, бежите, стало быть, от нас?

Спыхала растерялся.

— Немцы сверху садят… — довольно равнодушно продолжал мужик. — А как там, в Седлеце? Все сгорело?

— Нет, нет, — неожиданно для самого себя сказал Спыхала, — я только хотел немного попахать.

— Хо-хо! — засмеялся старикан. — Уж будто и умеете?

— Пахал в молодости. Дед мой пахал, отец пахал. Неужто и я не смогу?

И повернувшись к шоферу, который глазел на них, стоя на фоне шоссе и зеленых кустов, отрывисто бросил:

— Возвращайтесь к себе. Скажите пани Ройской, что я остался тут.

Шофер недоуменно смотрел на него. Казимеж снова перепрыгнул канаву и уже смягчившимся тоном пояснил:

— Поезжайте и скажите… Я же серьезно. Я остаюсь тут. А вам дам записку.

Он вырвал из блокнота листок и написал несколько слов. Шофер медленно и неохотно удалился. Спыхала вернулся к мужику.

— Дайте-ка, а? Хоть попробовать.

Мужик молча, недоверчиво уступил ему место за плугом. Спыхала положил обе руки на чапиги и крикнул на коней.

Вначале у него ничего не получалось. И вдруг он вспомнил, как надо держать плуг, и медленно подрезал пласт глинистой и проросшей земли, которая стала отворачиваться плотным толстым слоем.

— А ну, клятые! — закричал он на лошадей, которые, почувствовав чужую руку, шли с неохотой, словно с каким-то сопротивлением.

Борозда ровно тянулась в гору. Вскоре Казимеж был уже на вершине холма и оттуда оглянулся назад. Лошади стали, тяжело дыша. Спыхала вытер со лба пот и огляделся.

Внизу вилось шоссе, уходя дугой за зеленую стену кукурузы, а потом вновь выныривало из-за нее, белое, узкое, гибкое. Над ним в голубом небе виднелось одно большое облако.

По шоссе удалялся маленький синий автомобиль Ройской, а в противоположном направлении мчали две легковые машины и грузовик. Казимеж равнодушно смотрел на них. За распаханным полем тянулся клин, засеянный рожью, которая уже пробивалась маленькими, редкими, с виду красноватыми ростками, освещенными лучами солнца. На каждом росточке еще дрожала капелька росы.

Мужик так и не двинулся с места — остался стоять там, где его оставил Спыхала, и улыбался ему издалека. Видно было только, как блестят на солнце его зубы.

За этот краткий миг Спыхала успел подумать о прошлой своей жизни.

— Ради этого я лез вверх, — сказал он, но все же улыбнулся про себя. И даже не постарался вызвать образ Марии, боясь этого, еще не уверенный, что не дрогнет, вспомнив о ней.

Он нагнулся, закатал свои длинные брюки, уже запачканные землей, которая бурыми комьями прилипла к черной ткани, и, погоняя коней, с усилием потянувших дальше, повел борозду вниз.

Вскоре земля закрыла перед ним шоссе, мужика, кукурузу и даже облако в небе. Первые сегодняшние бомбы глухо рвались где-то вдали.

Конец второй книги

Чья это горничная? (франц.)

Конец века (франц.).

О, сударыня, брак — это ведь совсем иное дело… (франц.)

Кто такая? (франц.)

ПОВ — Польска организация войскова.

Задушевность (нем.).

Что вы хотите — это выше моих сил (франц.)

Вы так полагаете? — или — Вы в это верите? (франц.)

Очаровательная женщина эта мадам Рубинштейн! Вы ведь были влюблены в нее в Одессе, да? (франц.)

Вевюрка (Wiewiórka) — по-польски белка.

Держись! (франц.)

Фраза из заключительной сцены романа Генрика Сенкевича «Потоп».

Любовь любит странствия (нем.).

В противовес (итал.).

Лишенный корней (франц.).

Нет, нет, что вы! Давайте по-французски, раз уж это легче для вас (франц.)

Как вам угодно (франц.).

Политический процесс, инспирированный Пилсудским против одиннадцати руководителей крестьянской партии и польских левых в 1932 г.

Некоторые моменты этой главы навеяны книгой Ксаверия Прушинского «В красной Испании», — Прим. автора.

Герои романа Сенкевича «Семья Поланецких».

Заслуживающей внимание личностью (франц.).

Хорошо воспитанный (франц.)

Светскую записную книжку (франц.).

Все это время, с той ужасной ночи… (франц.)

Я знала, что это невозможно… (франц.)

Что это вы здесь делаете? (франц.)

Перевод С. Шервинского и Н. Познякова.

Отвращение к жизни, утомление от жизни (лат.)

Я пришел от… от… (франц.)

Если ты мертв — это надолго,

Если ты глуп — это навсегда (франц.).

О, это звучит! (франц.)

В наш неустойчивый век… (франц.)

Что за выражение! (франц.).

Вейссенгоф, Ганс (1798–1825) — немецкий писатель, представитель сентиментализма.

Гейдельбергский дьявол (нем.).

Она всегда играет в страстную любовь и разрывает сорочку перед тем, как лечь с кем-нибудь в постель (франц.).

Жертвую (итал.).

Плачь, плачь (итал.).

Вполголоса (итал.).

Здравствуйте, господин граф (франц.).

А что, мадам Доус не переменила фамилию? (франц.).

Пока что нет. И номер тот же, на втором этаже (франц.).

Мадам, здесь внизу граф Мышинский… Нет, мадам, граф…

Нет, нет, не нужно поправлять меня, мадам, это не князь Мышинский, а граф Мышинский… (франц.)

Да, мадам, мсье Януш… Очень рад… Мадам просит передать, что она будет счастлива принять вас (франц.).

Войдите! (англ.)

Вы очень хорошо выглядите (франц.).

«Огненный крест» — организация французских фашистов в 30-е годы.

Культ своего я (франц.).

Чистая доска (лат.) — в значении «пустое место, пустота».

Видимость (лат.).

Не все погибнет. (лат.).