Владимир Гриньков - Убить страх

– Я – Первый. Вызываю Второго.

И человек в стоящей на обочине машине сказал:

– Я – Второй. Она прошла меня, сейчас приближается к вам.

Он попятился, потому что понял уже, что означают этот треск в машине и эти слова, а белокурая длинноногая женщина скрылась тем временем между деревьями, и человек в машине сказал:

– Она вошла в лесок.

– Понял тебя, – отозвался металлический голос. – Вижу ее.

Он развернулся и быстро пошел прочь. Потом не выдержал и побежал. Он бежал и ждал, что вот-вот кто-то нагонит его и… И что?

Но никто не нагонял его. Он добрался до дома, заперся в ванной и долго рассматривал свое отражение в зеркале. Только когда домой пришла мать, он вышел из ванной.

– Кушать будешь? – спросила мать.

– Чуть попозже, – отозвался он. – Вот только покурю…

«Они охотятся за мной, – думал он. – И я начинаю бояться. Если и следующая моя попытка окажется неудачной, я сломаюсь. Я обязательно должен ее прикончить – вместе с ней я убью свой страх».

Кого конкретно он имел в виду, он и сам не знал. Женщина, желательно молодая, все прочие данные – по обстоятельствам.

Светлана бродила по этому проклятому леску шестой день. Она изучила тропинку от домов к шоссе до мельчайших подробностей. Первые дни она была очень напряжена, но постепенно чувство тревоги как-то притупилось, и она уже несколько раз поймала себя на мысли, что ей скучно. На третий день она наотрез отказалась брать с собой тяжелую сумку, и пришлось срочно добыть для нее пластиковый пакет с ручками, в который она сложила кипу старых журналов – для вида.

Толик приходил домой мрачный. Когда Катя решилась спросить у него, как идут дела, он не выдержал и сказал в сердцах:

– Черт бы его побрал, этого маньяка! Как в воду канул. Пропал, и неизвестно, где его теперь искать, убийства эти нераскрытые на нас висят.

В школьном коридоре Катю нагнала Таисия Михайловна.

– Добрый день. – Она тронула Катю за рукав. – Как наши дела?

– Нормально. – Катя пожала плечами.

Уроки уже закончились, и женщины шли по пустому коридору. Только чуть впереди, у окна, стоял Ерохин из 8-го «Б».

– Что муж ваш рассказывает, если не секрет? – Таисия Михайловна улыбнулась, но улыбка получилась натянутой.

– Он одно говорит: «ловим». – Катя вздохнула.

Они поравнялись с Ерохиным, и тот обернулся, сказав запоздало:

– Здравствуйте! – и опустил руки по швам.

– Здравствуй, Дима, – отозвалась Таисия Михайловна и опять повернулась к Кате.

– Извините, я сейчас. – Катя подошла к Ерохину и заглянула за его спину.

«Бон Джови» – было выцарапано на подоконнике, только у буквы «И» не хватало завершающей палочки.

– Не успел дописать? – сочувственно поинтересовалась Катя. – Дай-ка мне то, что у тебя в руке.

Ерохин спрятал руку за спину.

– Дай, – повторила Катя.

– Дима, что там у тебя? – спросила Таисия Михайловна.

Ерохин опустил голову и протянул Кате шило. Ручка у шила была деревянная. Катя опять взглянула на надпись на подоконнике и вспомнила выцарапанное на ее столе: «Ментовская жена».

– Так это ты, дружок? – сказала она удивленно. – Менты ментами, но зачем же мебель было портить?

– Это вы о чем? – спросил Ерохин и густо покраснел.

– Как это «о чем»? – возмутилась Катя. – О «ментовской жене». Или это не ты?

Ерохин молчал и кусал губы.

– Я не пойму, – начала было Таисия Михайловна.

– Я объясню вам, – кивнула Катя и повернулась к мальчишке. – Иди, Дима. Я позже с тобой поговорю.

Ерохин пошел вдоль коридора.

– Так что случилось? – спросила Таисия Михайловна.

– Пойдемте в учительскую, я вам все расскажу.

Когда они вдвоем выходили из школы, из-за дерева вынырнул Ерохин. Не поднимая глаз, он произнес:

– Екатерина Сергеевна, извините меня. Но только, пожалуйста, родителям ничего не говорите.

– И ты еще набрался смелости! – задохнулась от возмущения Таисия Михайловна, но Катя дотронулась до ее руки и сказала с укоризной:

– Таисия Михайловна! Мы же с вами договорились, – и повернулась к Ерохину. – Хорошо, Дима, твои родители ни о чем не узнают. Но я хотела бы поговорить с тобой завтра. Хорошо?

Ерохин поднял глаза и сказал, запинаясь:

– Спасибо, Екатерина Сергеевна, спасибо! – Развернулся и быстро пошел прочь.

– Напрасно вы так, Катенька. – Таисия Михайловна покачала головой.

– Его родители бьют за малейшую провинность, – тихо сказала Катя. – Резиновым шлангом от стиральной машины.

– Как… шлангом? – Таисия Михайловна посмотрела вслед быстро удаляющемуся Ерохину.

– Да, шлангом, – кивнула Катя. – Засовывают голову между прутьями кровати и бьют. После этого на теле остаются синие рубцы.

– Вы их видели? – упавшим голосом спросила Таисия Михайловна.

– Да. Когда он приходит в белой рубашке, синие полосы видны даже сквозь нее.

Они шли по улице.

– Вам, наверное, на автобус надо? – спросила Таисия Михайловна.

– Ничего, мне и пешком недалеко. – Катя показала рукой вперед. – Возле двухэтажного здания поверну направо и через десять минут буду дома.

На углу они расстались. Катя, чтобы сократить расстояние, пошла дворами и через пять минут очутилась перед распахнутыми воротами. За забором высилось недостроенное здание новой городской больницы. Рабочий день у строителей уже закончился, и на стройке было пустынно и тихо, только висящий на крюке подъемного крана металлический поддон покачивался и скрипел. Дорога здесь была разбита самосвалами, и Катя пошла вдоль забора, потому что там было ровнее.

Ее удивило, что на стройке не было сторожа. Всегда представляла, что должен сидеть дед с ружьем и охранять кирпичи, но никого не было, и поэтому в воздухе не тишина висела, а «жуть», как в таких случаях говорила Катина мама. Прямо под забором были сложены штабеля плит, и только ближе к зданию, возле рельсов башенного крана, оставался проход. Обойдя плиты, Катя очутилась между вагончиками, которые служили строителям раздевалками, и, пройдя между ними, увидела первого за все это время человека. Рыжий парень сидел на лавочке и курил. Видимо, это и был сторож. Парень скользнул по Кате взглядом и отвернулся. Рядом с ним на лавочке лежали перчатки: не строительные, а кожаные, черные, с металлическими кнопками с наружной стороны. «Чудак какой, – подумала она. – Еще не настолько холодно, чтобы носить перчатки». Пройдя немного, она оглянулась. Рыжий парень по-прежнему сидел на лавочке, но теперь он натягивал перчатки на руки. На фоне серого вагончика лицо парня казалось мертвенно-бледным.

Кате опять пришлось идти вдоль забора, хотя земля и здесь почему-то была в рытвинах, и приходилось опираться на забор рукой, чтобы не упасть. Она уже почти прошла этот участок, когда услышала за спиной шорох. Оглянуться даже не успела: кто-то с силой сдавил ей рот и пригнул к земле. Катя пыталась высвободиться, но тот, сзади, ударил ее под колено, Катины ноги подломились, и она упала, больно ударившись плечом. Она уже поняла, что это тот, рыжий, и билась под ним, как будто хотела развернуться и заглянуть ему в глаза, но она не этого хотела, конечно, она жить хотела, а парень все сжимал ей рот и нос, она даже не могла вздохнуть, и рассудок ее мутился от недостатка воздуха, но больше всего – от прямо-таки животного ужаса, охватившего ее. Действовал один лишь инстинкт. Катя пыталась укусить его руку, но кожа перчаток была грубая и не поддавалась, а через минуту она уже и укусить не могла – в глазах почему-то стало красно, какие-то точки поплыли, и Катя провалилась в пустоту.

Толик спросил ее: «Зачем ты делаешь это?». «Я хочу проверить себя», – ответила Катя. Она подошла к рассыпанным на полу осколкам и потрогала их босой ногой. «Острые?» – спросил Толик. «Еще какие, – кивнула Катя. – Помоги мне раздеться». – «Может быть, не надо?» – «Надо, Толик. Тело должно быть обнажено, иначе зачем же это все было затевать Расстегни сзади пуговицы». Она почувствовала, как он дергает пуговицы, и попросила: «Осторожнее, не оборви». Но он все равно был груб. Тогда она поняла, что муж недоволен ее действиями. Легко скинув платье, она легла спиной на стекла и почувствовала боль. «Ну как?» – спросил Толик. Она не ответила, попробовала пошевелиться, чтобы лечь поудобнее, но боль только усилилась. Тут Толик закричал: «Серега! Серега!» «Какой Серега?» – удивилась Катя и открыла глаза. Она не поняла сразу, где находится: взгляд уперся в нависавшую над ней бетонную плиту, тогда она скользнула взглядом ниже и увидела рыжего парня, стоящего спиной к ней. Увидела и вспомнила, что с ней было.

Но где она теперь? И почему так больно спине? Она шевельнулась и вдруг поняла, что лежит на бетонном полу в недостроенном здании больницы, где нет даже наружных стен. Лежит совершенно голая, и больно ей оттого, что бетонные крошки впились ей в тело. А парень этот рыжий стоит у самого края плиты и смотрит куда-то вниз, и даже со спины видно, как он напряжен. «Серега!» – донесся снизу мальчишеский голос, и второй отозвался наконец: «Чего тебе?» Оба они зашушукались о чем-то внизу.