Марина Серова - Шаг влево, шаг вправо

Несмотря на то, что его слова произвели на меня определенное впечатление, я постаралась не показать виду, что удивилась.

– Продолжайте, – сказала я самым будничным тоном, дабы не погасить эту волну откровений.

– Так вот, я вел тогда одно очень запутанное дело о краже экспонатов из фондов нашего художественного музея. Если бы туда не пришел новый директор, то, может быть, еще не скоро бы выяснилось, что в запасниках отсутствуют некоторые ценности, а в выставочных залах кое-какие предметы старины заменены качественными, но все-таки – подделками.

– Речь идет о картинах? – уточнила я.

– Нет, это были предметы роскоши, которые некогда принадлежали не только знатным дворянам, но и членам царской семьи. Большинство этих вещей были поистине уникальными. Например, золотой футляр для карманного молитвослова, инкрустированный сапфирами… Песочные часы, корпус которых был изготовлен из золота с рубинами и горного хрусталя, а внутри пересыпался отнюдь не речной силикатный, а золотой песок!

– Интересные, должно быть, вещицы! – впечатлилась я.

– Да, в советские времена они были гордостью нашего музея. В перечне похищенных музейных экспонатов значились также медальоны, шкатулки, портсигары, посуда и оригинальные ювелирные украшения. Я не буду вам рассказывать о том, как мы вышли на след исполнителей этих дерзких похищений. Это долгая песня, да она и не имеет особого отношения к событиям сегодняшнего дня. Важно то, что мы не нашли львиную долю похищенного и не установили имя заказчика. Все задержанные по этому делу упорно молчали. Признаюсь, работали мы с подследственными жестко, но это не принесло особых результатов. И если бы не было среди задержанных некой Натальи Хрековой, работницы музея, следствие еще долго топталось бы на месте.

– Вот как? Та женщина все-таки раскололась? – предположила я.

– Не совсем так. Дело в том, что Наталья была подружкой другого подозреваемого, Николая Бирюлина, и, как оказалось, ждала от него ребенка. На одном из допросов Бирюлин шепнул мне, что сдаст заказчика, если я пообещаю отмазать Хрекову. Дескать, он не хочет, чтобы его ребенок родился в неволе, и только я могу сделать так, чтобы этот малыш появился на свет в нормальных условиях, то есть в городском родильном доме, а не в тюремной больнице.

– Ну что ж, мне его мотив вполне понятен.

– Поначалу предложение Бирюлина показалось мне вопиющей наглостью, и я, не раздумывая, отказался от этой глубоко сомнительной сделки. Но потом, хорошенько поразмышляв над обстоятельствами дела, я понял, что готов принять это предложение. Как ни странно, но мне импонировало благородство Бирюлина. Он понимал: если заговорит, то получит гораздо больший срок, зато его гражданская жена останется на свободе и ребенок тоже родится на воле.

– А почему он должен был получить гораздо больший срок? – уточнила я.

– Пока Бирюлин молчал, мы могли инкриминировать ему только один эпизод. Причем он утверждал, что украл из запасника пару шкатулок спонтанно, просто потому, что они там «плохо лежали». Такую же песню пели все другие задержанные. На всех очных ставках они утверждали, что не знают друг друга. Хотя по всему было видно, что действия каждого из них четко спланированы и что они являются звеньями одной цепи. Стоило в деле появиться заказчику, как все действия Бирюлина, равно как и других подследственных, сразу переквалифицировались бы в участие в преступной группе. Собственно, так и случилось. А это уже другая статья и другой срок.

– Понятно, – кивнула я. – И вы все-таки пошли на сделку с Бирюлиным?

– Татьяна Александровна, вы – второй человек, которому я в этом признаюсь. Первой была моя супруга, которой я рассказал правду перед самой ее смертью. Только не подумайте, что она умерла от шока, узнав, что я не так идеален, как она себе представляла! Нет, у Лидии был рак. Она чувствовала, что вот-вот отойдет в мир иной, и попросила меня пролить свет на кое-какие события, мысль о которых уже давно мучила ее. Вы позже поймете, о чем речь. – Мой собеседник бросил на меня беглый взгляд и, вновь уставившись куда-то прямо перед собой, признался сдавленным голосом: – Да, я пошел на должностное преступление, но, поверьте, сделал это из самых благих намерений!

– Вы хотели взять крупную рыбу – заказчика, а мелкую рыбешку, такую, как Хрекова, можно было и отпустить, – прокомментировала я. – Так?

– Именно так, – подтвердил бывший следователь, – я рискнул превысить свои должностные полномочия ради высшей справедливости. Да и, по правде говоря, жалко мне было беременную женщину. Наталья, ослепленная любовью к Николаю, толком и не понимала, во что именно втянул ее приятель. Во всяком случае, мне так тогда казалось. Изучив материалы дела несколько в другом ракурсе, я понял, что можно сделать для Хрековой. Подозрения против нее основывались главным образом на свидетельских показаниях, и мне пришлось еще раз вызвать того, кто их давал, в прокуратуру. Я построил допрос таким образом, что тот человек запутался и изменил показания, даже не подозревая, что вводит следствие в заблуждение. Затем я «потерял» кое-какие справки, еще не подшитые к делу, и после этого мне осталось только извиниться перед гражданкой Хрековой и отпустить ее домой.

– То есть все прошло гладко?

– Я бы так не сказал. – На лбу у рассказчика вновь выступили капли пота. – Дело в том, что Скобцов, опер, работавший по тому делу, никак не хотел поверить в ее невиновность. Леонид был тогда еще молодым, горячим, вот он и не унимался, пытаясь убедить меня, что я совершил серьезную ошибку, отпустив Наталью. Когда же он понял, что я не намерен прислушиваться к его доводам, он обратился напрямую к моему начальству. На тот момент у меня была безупречная репутация, поэтому зампрокурора города, выслушав мои доводы, сказал, что у него нет оснований мне не доверять, и на этом разбор полетов закончился.

– Знаете, Сергей Федорович, я ведь какое-то время тоже работала в прокуратуре, поэтому представляю себе, как и чем вы рисковали. Надеюсь, дело того стоило? Бирюлин сдержал свое обещание?

– Да, когда Хрекову выпустили из СИЗО, Николай заговорил. Его показания стали настоящей бомбой! Оказалось, что заказчик не кто иной, как Кучаренко! – Степанов с пафосом произнес эту фамилию и посмотрел на меня.

Впрочем, никаких эмоций на моем лице не отразилось. Ну не знала я, кто такой Кучаренко! Когда происходили те события, я была еще в детсадовском возрасте.

– Простите, Сергей Федорович, но я впервые слышу эту фамилию, – не стала лукавить я.

– Ну да, конечно, вы ведь еще так молоды… Это раньше все знали Олега Аркадьевича – от школьника до пенсионера, ведь он был крупным тарасовским чиновником, а именно – начальником областного комитета культуры. Дня не проходило, чтобы он не мелькал в местных теленовостях.

– Понятно. И что дальше? Вы взяли этого Кучаренко?

– Взять-то мы его взяли, только бо́льшую часть похищенных драгоценностей он уже успел сбыть за границей, где часто бывал в служебных командировках. Кучаренко сам ведь не являлся коллекционером. Антиквариат ему нужен был лишь как средство обогащения. Зато мы нашли у него дома валюту, да в таком количестве, что ему грозила вышка. Время-то было еще советское, валютные преступления очень тяжко карались. Это теперь можно держать у себя дома доллары, евро и всякие там йены, и все… в рамках закона. – После некоторой паузы Степанов продолжил: – Уже после задержания Кучаренко произошло то, чего я никак не мог предвидеть. Осведомитель доложил Скобцову, что Хрекова – уже после того, как ее выпустили из следственного изолятора, – встретилась в парке с водителем Олега Аркадьевича, и тот передал ей какой-то сверток.

– То есть тот опер так и не поверил в невиновность Хрековой? – уточнила я.

– Не поверил, – подтвердил бывший следователь. – Леня доложил об этом на расширенном совещании, и мне волей-неволей пришлось запросить у прокурора санкцию на повторный обыск в квартире Хрековой. Так вот, мы поехали к ней, пригласили соседей в качестве понятых. Наталья вела себя очень спокойно, вероятно, потому, что была уверена – у нее ничего противозаконного не найдут. Мы проводили обыск по часовой стрелке, начиная от входной двери. В санузле и в кухне ничего не обнаружили и занялись спальней. Оставалась еще гостиная с лоджией и кладовка в прихожей. Мне безудержно хотелось курить, но в присутствии беременной женщины я не мог себе этого позволить, поэтому отправился в лоджию. Там мне в глаза бросилась коробка из-под обуви. Черт меня дернул посмотреть, что в ней… Татьяна Александровна, вы позволите, я закурю?

Я кивнула, понимая, что Степанову необходимо как-то снять стресс. Пенсионер подошел к окну, приоткрыл его и щелкнул зажигалкой.

– Неужели там оказалось именно то, что могло заинтересовать следствие? – я не удержалась от этого вопроса, потому что Сергей Федорович явно вздумал меня поинтриговать.