Я есть Любовь! - Уваров Максимилиан Сергеевич

Да! Да! Да! Я тоже этого хочу, потому что тоже не хочу расставаться! Я кидаюсь ЕМУ на шею и целую, чувствуя на ЕГО губах вкус дорогого шампанского.

========== Глава 17 ==========

Зачем они приходят? Что им всем нужно от меня? Они лишь отвлекают меня от моих мыслей, от моих танцев и от моих воспоминаний. Вот снова, дверь отворяется, и в мою комнату входит жена.

– Дорогой, оденься и спускайся в столовую. Обед готов! – говорит она с порога.

Я не хочу одеваться! Не хочу идти в столовую, и есть их обед я тоже не хочу! Я хочу, чтобы меня оставили в покое! Просто забыли о моем существовании! Я не хочу жить в их скучном и сером мире! Я кидаю в нее подушкой. А второй накрываю свою голову.

– Ваца, так нельзя! Тебе нужно поесть. Я попрошу, чтобы обед тебе принесли в комнату, – отвечает жена и выходит.

Они думают, что я болен и что я не смогу понять, что в моем супе есть мясо. Они его мелко протерли, но я чувствую запах вареной плоти. Я не стану его есть, ибо я не хищник, как они. Я сталкиваю тарелку с супом с тумбочки, и туда же летит компот. Неужели так трудно принести мне апельсин?!

– Ваца, успокойся! Выпей лекарство! – кричит жена и пытается засунуть мне в рот таблетки.

Как она не понимает? Таблетки не помогут от тоски! Они только делают ее более серой и тягучей! Они затуманивают мой разум, и я не могу рисовать танец. От лекарств я перестаю чувствовать его ритм, и движения в моей голове становятся рваными и неестественными. Я отталкиваю руку жены, и таблетки рассыпаются по полу.

– Позовите Витоша и Геральда! У мужа снова припадок, – кричит жена служанке.

К черту вас всех! Оставьте меня в покое! Я только хотел апельсинов и чтобы пришел…

Сильные руки прижимают меня к кровати, и я чувствую, как в меня входит игла. Мое тело перестает слушаться, и темная пелена застилает глаза.

– Я так больше не могу, господин Френкель! – голос жены доносится откуда-то издалека. В нем слезы. Она жалеет себя. – Еще один такой приступ, и я сама сойду с ума.

– Успокойтесь, Ромола. Пейте микстуру, что я вам прописал. Она позволит вам хорошо спать и не нервничать. А с чего начался приступ? – спрашивает ее Френкель.

– Он хотел апельсинов, – снова вступает голос жены.

– Так дайте ему то, что он хочет. Его состояние и так нестабильно, а вы провоцируете его отказом, – спокойно говорит доктор.

– Еще он хочет, чтобы пришел этот… этот человек, – голос жены становится острым и холодным, как лезвие ножа. – Может, и эту его просьбу исполнить?

– Почему бы и нет? Я могу поговорить с господином… – но жена прерывает Френкеля.

– Довольно, господин Френкель! Однажды вы уже уговорили меня пустить этого человека в мой дом. Мужу после этой встречи стало только хуже. Моя подруга, Элизабет Легар, посоветовала мне обратиться к мадам Тюссоле. Та лечила ее мужа травами, и он перестал пить, – в голосе жены уже нет слез. Только уверенность.

– Ромола! Это знахарство не поможет! Пьянство – это пагубная привычка, а не душевная болезнь! Доверьтесь науке! – пытается остановить ее Френкель, но жена снова обрывает его:

– Я разочарована в медицине и буду пробовать другие методы лечения. Мы с мужем больше не нуждаемся в ваших услугах, доктор Френкель!

***

Был ли я счастлив в жизни? Был… Это были самые счастливые годы. У меня было два самых пылких и восхитительных любовника. ОН и танец… Я отдавался им без остатка. Я дарил им всю свою страсть и нежность, а они платили мне тем же.

– Вацлав! Прыжок должен начинаться из вон того окна. Он должен быть как полет, долгим и красивым. Вы это прекрасно умеете делать, – Миша ходит перед сценой и объясняет нам с Татой, как он видит этот танец. – Томочка, ты должна двигаться очень плавно. Как во сне. Вацлав, давайте попробуем ваш выход, потом проиграем па-де-де и окончание партии.

Я не уверен, что прыжок получится длинный. Мне нужен небольшой разбег, а за бутафорским окном лежат доски.

– Вы что, не слышали? – ЕГО голос разбивает в дребезги тишину зала. – Быстро разобрать за сценой! Из-за вас, олухов, мой лучший танцор может разбиться!

– А мы пока пройдем па-де-де, господа. С пятой цифры, пожалуйста, – Миша кивает головой аккомпаниатору, и по залу разносится бравая фортепианная пьеса Вебера.