Святослав Логинов - Медынское золото

Нашта плавно спустилась с горы, подошла к Хисаму.

– Великая, – проговорил тот дрожащими губами. – Прости мои дерзкие слова. Я же не знал, кто ты. Я клянусь служить тебе и никогда больше не осмелюсь…

– Ну и дурак будешь, если не осмелишься. – Нашта покачнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за бунчук.

Подбежали знахарки: старуха Азёра и тётка Айса, подхватили Нашту под руки, повели к раскинутой лекарской палатке.

– Что встал? – крикнула Айса Хисаму. – Видишь же, худо твоей зазнобе. Эх, мужики, такую девку жалеть надо, в пясточке ненькать, а вы ею горы ломаете. Ничего-то вы не понимаете, учить вас ещё и учить.

Ризорх и Уйлюк медленно шли вдоль чудовищного завала, образовавшегося на месте бывшей дороги. Где прежде могли ехать три повозки в ряд, теперь сумел бы пробраться разве что опытный скалолаз. А чтобы расчистить дорогу, нужен был труд сотен рабов и годы времени.

– Войска Катума не скоро появятся по эту сторону гор, – произнёс Ризорх, оглядывая нагромождение обломков. – Если он захочет вернуться в родные степи, ему придётся ползти воровскими тропами.

Уйлюк молча слушал, как и положено почтительному сыну.

– Горные Стражи держались благодаря золотым скрепам. Когда утёсы повалились, скрепы лопнули, и вся их колдовская сила исчезла. Годятся они только в переплавку, но это чистое золото, какого не умеют готовить нигде, кроме Намана. Их не так трудно достать оттуда: когда упал первый Страж, мы спустили с обрыва на прочных верёвках людей с молотами, и они за день вынули из скалы первые шесть скрепов. Теперь стало возможно достать и остальные. Мы решили, что золото второго Стража должно принадлежать вам. Зевены сражались с нами бок о бок, они были храбрей других, а добыча их не так велика. А потом вам надо уходить отсюда. Не думаю, что в ближайшие годы через перевал будет ходить много людей, готовых платить мыту. В степи сейчас стало просторно, вам будет где жить. Мы уйдём завтра с утра. Дорога предстоит дальняя, нужно успеть до осенних дождей.

– Мы нагоним вас прежде, чем вы дойдёте до Лита. До самого Атцеля наши пути будут идти вместе. Потом мы повернём на свои старые кочёвки. Это не так далеко от ваших мест, но до тех пор, пока моё слово что-то значит для людей, зевены будут появляться у засек только как друзья.

Колдуны подошли к лекарской палатке. После боёв в Номе в отряде было много раненых. Их везли на тряских телегах, и ночью они лежали там же. В самой палатке жили знахарки, там готовились целебные снадобья, а больные появлялись под её пологом лишь в особых случаях. Но сейчас перед палаткой стоял Хисам. В левой руке бунчук, правая на рукояти сабли. Нашта впала в забытьё, не успев забрать бунчук у сотника, и Хисам продолжал стоять, словно на страже у ханского шатра. Только воины Катума должны были стоять, не сморгнув, как неживые, а взгляд Хисама никто не мог бы назвать мёртвым.

– Как она? – спросил Ризорх.

Ханский телохранитель не ответил бы даже на вопрос первого советника, что имеет право входить в белый шатёр в любое время дня и ночи. Хисам тоже не повернул головы, но тихо сказал:

– Она спит. Знахарки усыпили её. Тётушка Азёра сказала, что утром она проснётся здоровой.

– Хорошо. Иди и ты отдыхай. Бунчук отдай лекаркам, они положат его около постели.

– Нет. Я буду ждать.

– Как знаешь. Но завтра будет трудный день.

Маги пошли дальше. Отойдя достаточно далеко, Уйлюк заметил удивлённо:

– Человек, с которым ты сейчас говорил, это степной всадник. Судя по наряду, сотник из ближнего тумена великого хана.

– Теперь это наш, лесной, всадник, – ответил Ризорх.

Войско подходило к Литу. Сам город лежал в развалинах, но каменный мост через реку, как рассказывали, уцелел, и, значит, там можно было легко перейти на другой берег. Во время осады Лита места эти были опустошены полностью, теперь здесь нельзя было встретить никого, кроме ламий и шакалов. Удивительно, как быстро всякая нечисть размножается в местах, оставленных людьми.

Пеший отряд и нагнавшие их зевены двигались почти без остановок, стремясь поскорей выйти из недобрых мест. Одно худо, не любят недобрые места так просто отпускать идущих.

Смертное поле оказалось у самой дороги, так что пройти, не заметив, было невозможно. Это были не следы боёв, что гремели здесь в начале лета, сражение произошло совсем недавно, меньше недели назад. Неубранные трупы, отяжелевшее вороньё, тошнотворный сладкий смрад. Убитые были кочевниками, но не одного какого-то племени, тех сразу бы определили по одежде и оружию. В разгромленном отряде собрались недобитки разных племён и разных отрядов, так что можно было подумать, что это просто банда грабителей, из тех, что режут всех, кто попадёт под руку, и не признаёт ничьей власти. Такие шайки непременно образуются во время войны, хотя они редко достигают сотни человек, а тут было по крайней мере втрое больше.

На краю поля торчал страшный памятник случившегося погрома. Человек в одежде легионера сидел, нелепо раскорячив ноги. Упасть ему не давал кол, пробивший тело насквозь. Голова трупа была свёрнута набок, конец кола торчал из развороченного горла. Кол был деревянный, дурно оструганный, но самое остриё зеленело окислившейся бронзой. Когда-то человек, ещё живой, был посажен на кол, потом полуразложившееся тело сползло вниз. У ног трупа валялся обгаженный бунчук. Судя по древку, бунчук был имперский, но орёл, венчающий имперские бунчуки, оказался отломан.

Зевены нагнали пеший отряд ещё вчера вечером, и теперь Уйлюк подъехал к месту казни, равнодушно глянул в искажённое лицо.

– Я знаю этого человека. За два дня до вас он со своим отрядом проходил горные ворота. У него была золотая пайцза от хана Катума. Именно он передал приказ не пропускать вас на север. Его воины сказали, что это имперский маг, пошедший на службу великому хану, и что он назначен наместником в Лит.

– Недолго же он повластвовал, – заметил кто-то.

Скор подошёл к собравшимся колдунам.

– Я тоже знаю этого человека. Это Артий, один из тех магов, что были выпущены из бронзовой темницы. Вместе с Гайтовием он должен был перенять наше войско в горах.

– Тогда всё понятно, – сказал Ризорх. – И почему он пошёл на службу к хану, и почему не выстоял в бою. Непонятно другое: кто разбил его отряд? В любом случае помним, мы ещё не дома и война не кончена. – Ризорх повернулся к Уйлюку и добавил: – Пока мы не достигнем бывших границ Намана, нашим отрядам и впрямь лучше держаться вместе.

Наманцы называли Лит Светлым городом, и не только потому, что стены его и здания были сложены из бледно-жёлтого песчаника. Климат в Лите был мягче, нежели в царственном Номе, летом не мучила жара, зимой с болот не наползали несущие лихорадку туманы. Наманские аристократы старались на летние месяцы выехать в Лит. Здесь, вдалеке от властей и гордого величия, жизнь была светла и приятна.

Теперь выжившие горожане разбежались по окрестностям, где с вытоптанных полей можно было снять какое-то подобие урожая. В самом городе жизнь теплилась лишь возле моста. Вайрах, на берегу которого выстроен Лит, стекает с отрогов Наманского хребта и далеко на востоке впадает в полноводный Атцель. Весной и во время сильных дождей на нём часто случаются наводнения, но и в иное время брода в реке не сыскать. Каменный мост, выстроенный лет двести назад, был истинным благодеянием для всего края. Кочевники разрушили две бастиды, охранявшие подходы к мосту, но сам мост не тронули. Им тоже не улыбалось лишний раз переплывать капризную реку.

Но на этот раз удобный проход оказался закрыт. Из окрестных развалин натасканы плиты, из них сложены баррикады при подходе к мосту, а поперёк прохода выставлены рогатки, нацеленные острыми кольями в сторону идущих. А над этими спешно слепленными укреплениями поднят бунчук с имперским орлом, распластавшим поверх конского волоса золотые крылья. Знак, что сюда лучше не соваться, ничего доброго тут не обрящете.

Войско остановилось. Очень не хотелось теперь, когда война пошла на спад, снова сцепляться с недобитым, но упорным противником. При нападении на укреплённый лагерь без потерь не обойтись. Не маги, конечно, но простые воины будут погибать. А и без того почти четверть ушедших в поход не вернётся в родные селения. И никакая добыча не утешит родных.

Решили вступить в переговоры. Вынесли на передний край десять бунчуков, чтобы противник увидал, с кем придётся иметь дело, и проникся если не страхом, то уважением.

– Ячер, тебе идти, – произнёс Ризорх. – Скажешь, что мы не хотим воевать, а возвращаемся в родные места. Если они пропустят нас без боя, мы не будем на них нападать. Если они будут требовать плату за проход – соглашайся. В прежние годы за переход моста платили два обола с человека и четыре с повозки. Мы готовы заплатить столько же.

Ячер молча кивнул. Ему было не привыкать идти на переговоры. Задался внушительный вид: борода во всю грудь, широкие плечи, смелый взгляд, седина в густых волосах, – значит, такому и говорить за весь народ. Седобородому всегда больше уважения, в этом и люди, и чужаки сходятся.