Владимир Железников - Чучело

– В нашем-то доме? – Николай Николаевич рассмеялся.

Смех Николая Николаевича обидел Ленку. Она беспомощно оглянулась, ища выхода из положения, и вдруг крикнула:

– Я твою картину украду! – Бросила портфель и в лихорадке начала снимать со стены картину, которая висела к ней ближе других.

– Картину?! – Николай Николаевич неожиданно быстро подошел к Ленке и отвесил ей такую пощечину, что она отлетела в угол комнаты, а сам в ужасе отступил.

Ленка подхватила портфель и рванулась к двери. Николай Николаевич успел ее схватить. Она укусила его за руку, вырвалась и убежала.

– Я тебе все равно не дам денег! – крикнул он ей вслед, натягивая пальто. – Не дам!.. Елена, остановись!.. Вот бешеная! – И, торопясь, не попадая рукой в рукава пальто, выбежал из дома.

А в это время веселый шестиклассник Валька мчался по берегу реки, никак не рассчитывая на то, что вечером ему приклеят позорную кличку Живодер. Он был одет по-праздничному: в чистой рубашке и при галстуке. В руке крутил собачий поводок с ошейником, а носком сапога все время сшибал пустые консервные банки, разбросанные еще с лета там и сям нахальными туристами. Он старался попасть в птиц и кур, тихо блуждающих в кустарнике, или в котов, мирно ловящих последние лучи осеннего солнца. И если ему удавалось поразить какую-нибудь цель, то собственная ловкость вызывала в нем прилив бурной радости.

Валька затормозил около старого дуба – из его дупла торчали две мальчишеских головы.

– Вы что там делаете, мелюзга несчастная? – строго спросил Валька.

– Мы ничего, – испуганно ответили те. – Мы в пожарников играем.

– А ну вылазь! – Валька выразительно хлопнул поводком по голенищу резинового сапога, как какой-нибудь американский плантатор из девятнадцатого века, хотя, между прочим, ничего не знал про них, ибо плохо разбирался в науке под названием история. – Собирай листья! Засовывай их в дупло! Живо!! Пошевеливайся!..

Мальчишки, ничего не понимая, собирали в охапку листья и засовывали их в дупло. Но вот они набили его доверху, Валька чиркнул спичкой и… бросил ее в дупло на листья – те тут же занялись пламенем.

– Ты что?! – взбунтовались мальчишки и бросились к дереву.

Но Валька перехватил их и не отпускал, пока пламя не разгорелось, хотя они бились у него в руках и ревели. Потом с криком: «Вперед!.. На пожар!.. Пожарники!..» – выпустил и удалился.

Так он шел по земле, издавая вопли восторга, оставляя позади себя крики возмущенных жертв.

Валька спешил на встречу со своими дружками, чтобы идти на день рождения к Димке Сомову. Он еще издали увидел их: Лохматого и Рыжего – они сидели на скамейке у речной пристани, – подскочил к ним, с размаху бухнулся рядом и спросил:

– Ну что, баламуты, жрать охота? – Зашелся мелким смехом и добавил: – И мне тоже!.. Как подумаю про сомовские пироги, слюнки текут.

– А я меду с молоком навернул, – ответил Лохматый и мечтательно добавил: – Липа в этом году долго цвела – мед вкусный.

– А мне бабка ничего не дала… – вздохнул Валька. – Чего, говорит, переводить продукт, раз ты в гости идешь.

– Хитрая у тебя бабка, – сказал Лохматый.

– Хитрая-то хитрая, а свою жизнь под откос пустила, – ответил Валька. – Ни кола ни двора. Вот Сомову хорошо. В рубашке родился. И родители деньгу зашибают, и красавчик, и голова работает на пятерки… Так и хочется ему мордочку почистить.

– Завидущий ты, Валька, – сказал Лохматый.

– А ты нет?… – Валька усмехнулся. – Чего там… Все люди лопаются от зависти. Только одни про это говорят, а другие врут, что они не завистливые.

– А мне-то чего завидовать? – удивился Лохматый. – Нам в лесничестве хорошо. Воля. И вообще я кого хочешь в бараний рог согну.

– Ну и что? – Валька презрительно сплюнул. – Сила – не деньги. На нее масла не купишь.

Лохматый неожиданно схватил Вальку одной рукой за шею и крепко сжал.

– Отпусти! – завопил Валька.

– Рыжий, что главное в человеке? – спросил Лохматый.

– Сила! – встрепенулся Рыжий, выходя из глубокой задумчивости.

– А Валька ее не уважает, – сказал Лохматый. – Говорит, главное в человеке зависть.

– Отпусти! – вопил Валька. – Уважаю я силу!.. Уважаю! Отпусти! Задушишь!..

Лохматый разжал руку и освободил Вальку. Тот на всякий случай отбежал в сторону.

– Натрескался меду! – Валька потер шею. – Силища как у трактора. Не в отца… – Он что-то в злости хотел еще добавить, но передумал.

– Ты моего отца не трожь, – угрюмо ответил Лохматый. – Он у меня весь изрешеченный и битый-перебитый всякой сволочью.

– Смотрите! Шмакова идет! – сказал Рыжий. – Ну выступает!

Лохматый и Валька оглянулись и обалдели.

Шмакова была не одна, ее сопровождал Попов, но все смотрели на нее. Она не шла, а несла себя, можно сказать, плыла по воздуху. Попов рядом с нею был неказистым и неловким, потому что Шмакова нарядилась в новое белое платье, в новые белые туфли и повязала волосы белой лентой. Не по погоде, конечно, зато она блистала во всем своем великолепии.

– Ну, Шмакова, ты даешь! – простонал Валька. – Тебя же в этих туфельках на руках надо нести.

– Артистка эстрады, – сказал Лохматый.

– Сомов упадет, – констатировал Рыжий.

– А мне на Сомова наплевать, – пропела Шмакова, очень довольная собой.

– Что-то незаметно, – сказал Лохматый.

– Хи-хи-хи! – вставил Валька.

– Ха-ха-ха! – присоединился к ним Рыжий.

Попов посмотрел на Шмакову, его круглая курносая физиономия приобрела жалобное выражение.

– Ребя, не надо, а? – попросил Попов. – Лучше пошли к Сомову.

Все радостно заорали, что пора к Сомову, но Лохматый перебил их и сказал, что надо подождать Миронову.

– Наплевать нам на Миронову, – расхрабрился Валька. – Кто она такая – Миронова?… Кнопка.

– Железная, – наставительно вставил Рыжий.

– Кому сказано – подождем Миронову! – грозно повторил Лохматый.

– Конечно, подождем, – испуганно согласился Валька. – Да и Васильева еще нет.

И тут появился Васильев – худенький мальчик в очках.

– А меня ждать не надо, – сказал Васильев. – Я к Сомову не пойду.

– Почему? – раздался чей-то голос.

Все оглянулись и увидели Миронову. Она была, как всегда, аккуратно причесана и подчеркнуто скромно одета. Под курткой у нее было самое обыкновенное форменное коричневое платье.

– Привет, Миронова, – сказал Лохматый.

– Здорово, Железная Кнопка, – угодливо вставил Валька.

Миронова им не ответила. Она не спеша прошла вперед и встала перед Васильевым.

– Так почему ты, Васильев, не пойдешь к Сомову? – спросила она.

– На хозяйство брошен, – неуверенно ответил Васильев и поднял над головой авоську с продуктами.

– А если честно?

Васильев молчал; толстые стекла очков делали его глаза большими и круглыми.

– Ну что же ты молчишь? – не отставала от него Миронова.

– Неохота мне к Сомову. – Васильев с вызовом посмотрел на Железную Кнопку. – Надоел он мне.

– Надоел, говоришь? – Миронова выразительно посмотрела на Лохматого.

Тот двинулся вперед – за ним остальные. Они окружили Васильева.

– А за измену идеалам знаешь что полагается? – строго спросила Миронова.

– Что? – Васильев посмотрел на нее круглыми глазами.

– А вот что! – Лохматый развернулся и ударил Васильева.

Удар был сильный – Васильев упал в одну сторону, а очки его отлетели в другую. Он уронил авоську и рассыпал продукты.

Все ждали, что будет дальше.

Васильев встал на четвереньки и начал шарить рукой в поисках очков. Ему было трудно, но никто ему не помогал – его презирали за измену идеалам. А Валька наступил тяжелым сапогом на очки, и одно стекло хрустнуло.

Васильев услышал этот хруст, дополз до Валькиной ноги, оттолкнул ее, поднял очки, встал, надел их и посмотрел на ребят: теперь у него один глаз был круглый и большой под стеклом, а второй сверкал маленькой беспомощной голубой точкой.

– Озверели вы! – с неожиданной силой закричал Васильев.

– Иди ты!.. – Лохматый толкнул его. – А то получишь добавку!

Васильев запихивал в авоську рассыпанные продукты.

– Дикари! – не унимался он. – До добра это вас не доведет!

Лохматый не выдержал и рванул за Васильевым, а тот дал деру под общий довольный смех.

– Поредело в нашем полку… – сказал Рыжий.

– Зато мы едины, – резко оборвала Миронова.

– Будем дружно, по-пионерски уплетать сомовские пироги! – рассмеялся Валька.

– Все шутишь, – перебила его Миронова. – А мы ведь о серьезном.

Они уже уходили крикливой, пестро одетой стайкой, когда глазастая Шмакова увидела Маргариту Ивановну, их классную.

– Маргарита, – сказала она.

– В джинсах, – заметил Валька. – Оторвала в Москве. Небось на свадьбу подарили.

– Махнем через изгородь? – предложил Рыжий. – А то начнет воспитывать… Праздник испортит.